Сердце океана

– Чего-то вроде акулы большого бизнеса. Только не обижайся.

– Ну что ты. Вообще, все зависит от вод, в которых я плаваю.

Тревор оглянулся, увидел жену Эйдана, и его глаза потеплели. Он привстал, но Джуд остановила его жестом.

– Нет, я к вам не присоединюсь, спасибо. – Она положила ладонь на выпирающий живот. – Привет, меня зовут Джуд Фрэнсис, и я сегодня вас обслуживаю.

– Тебе не следует проводить весь день на ногах и носить подносы, – обеспокоенно заметил Тревор.

Джуд со вздохом достала блокнот.

– Он говорит прямо как Эйдан. Я время от времени сажусь и поднимаю ноги вверх. И не ношу тяжести. Шинед одна не успевает.

– Не беспокойся, Тревор. Перед тем как я родилась, моя мама копала картошку, а после родов она встала и пожарила ее. – Тревор недоверчиво прищурился, и Бренна захихикала. – Ну, может, и нет, но держу пари, что смогла бы. Джуд, мне, если можно, суп дня. И стакан молока, – добавила она, ухмыльнувшись Тревору.

– Мне то же самое плюс сэндвич.

– Отличный выбор. Сейчас принесу.

– Она сильнее, чем выглядит, – сказала Бренна, когда Джуд отошла к другому столику. – И упрямее. Теперь, найдя, так сказать, свою судьбу, она еще сильнее желает доказать, что способна делать все то, что, по мнению окружающих, ей делать не следует. Не волнуйся, Эйдан не позволит жене перетрудиться. Он ее обожает.

– Да, я заметил. Похоже, мужчины семьи Галлахер очень преданы своим женщинам.

– Попробовали бы они быть другими, их подруги им бы показали! – Расслабившись, Бренна откинулась на спинку стула, сняла кепку, и рыжие кудри рассыпались по плечам. – Не скучно в Ардморе после Нью-Йорка?

Тревор вспомнил нью-йоркские стройплощадки: грязевые оползни, наводнения, обжигающую жару, мелочный вандализм, саботаж.

– Совсем нет. Именно такой я представлял себе деревню по отчетам Финкла.

– Ах да, Финкл. – Бренна хорошо помнила парня, которого Тревор посылал на разведку. – Вот он, мне кажется, всему предпочитает городские удобства. А ты, значит, не столь… привередлив?

– Я очень привередлив, но в других вещах. Поэтому и включил в проект театра многие из твоих набросков.

– Приятный и изящный комплимент. – Бренна просияла. – Я не просто так спрашиваю. У меня особое чувство к коттеджу на Эльфийском холме, однако я сомневалась, что тебе понравится. Ну, думала, ты, как человек городской, предпочел бы поселиться в отеле на утесе, где есть горничные, ресторан и тому подобное.

– В номере гостиницы со временем начинаешь чувствовать себя точно в клетке. К тому же мне очень интересно пожить в доме, где родилась, жила и умерла женщина, которая была помолвлена с одним из моих предков.

– Старая Мод была чудесной женщиной. И провидицей. – Бренна посмотрела Тревору прямо в глаза, следя за его реакцией. – Мод похоронили на утесе у родника Святого Деклана, и там можно ощутить ее присутствие. Но не ее призрак теперь обитает в коттедже.

– Что?

Бренна вскинула брови:

– Так ты не слышал легенду? Твой дедушка родился здесь. И твой отец тоже, хотя он был младенцем, когда они уехали в Америку. Но твой отец приезжал сюда много лет назад. Они не рассказывали тебе историю леди Гвен и принца Кэррика?

– Нет. То есть в коттедже обитает призрак леди Гвен?

– Ты ее не видел?

– Нет. – Тревору почти не рассказывали в детстве легенд или мифов, однако в нем текла ирландская кровь, поэтому он искренне заинтересовался. – В коттедже чувствуется женское присутствие, едва уловимый аромат, так что соглашусь: призрак, скорее всего, женщина.

– Верно.

– Кто она была? Раз уж я делю кров с призраком, мне следует что-нибудь о ней знать.

В его интонации Бренна не заметила ни недоверия, ни насмешки над ирландцами с их суевериями. Только спокойный интерес.

– Ты снова меня удивил. Но сначала мне нужно кое-что сделать. Сейчас вернусь.

«Любопытно, – подумал Тревор. – У меня есть свое привидение».

В его жизни бывали моменты, когда он ощущал потустороннее присутствие. В старых зданиях, на пустых строительных участках, заброшенных полях. Однако подобные вещи не обсуждают на заседаниях советов директоров или с бригадой рабочих за кружкой холодного пива после трудового дня. А здесь все иначе. И Тревор хотел узнать больше.

Его интересовало все, связанное с Ардмором и окрестностями. Красивая легенда о привидении может привлечь людей так же, как и хороший ирландский паб. Атмосфера важна.

«Паб Галлахеров» имел ту атмосферу, какую он искал, когда задумывал свой театр. Старое дерево, потемневшее от времени, дыма и кухонного чада, идеально сочеталось с кремовыми стенами, каменным очагом, низкими столиками и скамьями.

Барная стойка была роскошная, и Тревор уже заметил, что Галлахеры постоянно протирают и полируют ее. Возраст посетителей варьировался от младенца на руках матери до древнего старика, сидевшего на табурете за дальним концом стойки.

Несколько человек, которые расслабленно сидели, курили и потягивали пиво, явно были местными. Втрое больше было туристов – с сумками для камер, стоящими под их столами, с дорожными картами и путеводителями в руках.

В гуле голосов звучали самые разнообразные акценты, но преобладал тот мелодичный перелив, который Тревор слышал в речи дедушки и бабушки до конца их дней.

Тревор задумался: скучали ли они по ирландскому говору? Почему у них не было желания съездить в Ирландию? Что за горькие воспоминания держали их вдали от родины? Любопытство, перескочив через поколение, заставило Тревора приехать, чтобы увидеть все своими глазами.

А еще Тревор гадал, как так вышло, что он узнал и Ардмор, и вид из коттеджа, и даже сейчас знает, что увидит, взобравшись на утес. Словно в памяти хранились фотографии этого места, сделанные кем-то и припрятанные для него.

Но настоящих фотографий у дедушки с бабушкой не оказалось. Отец приезжал сюда однажды, когда был моложе, чем Тревор сейчас, и он мало что рассказывал.

Конечно, Финкл привез в Нью-Йорк отчеты, где имелись и фотографии, и подробные описания, но Тревор знал, что увидит на них, еще до того, как раскрыл первую папку.

Генетическая память? Тревор не очень-то верил в подобные вещи. Одно дело унаследовать отцовские глаза, их серый цвет, удлиненную форму. И Тревору говорили, что у него дедовы руки и деловой склад ума. Но разве может память передаваться через кровь?

Размышляя об этом, Тревор разглядывал зал. Он не осознавал, что, сидя здесь в рабочей одежде, сам скорее походил на местного, чем на туриста – с темно-русыми волосами, взъерошенными после трудового утра, с узким худым лицом, характерным больше для солдата, или, может, для ученого, чем для бизнесмена. Женщина, на которой он чуть было не женился, как-то сказала, что такое лицо мог бы вылепить гениальный, но безумный скульптор. Впечатление суровости добавляли тонкие шрамы на подбородке – результат пореза осколками стекла во время торнадо в Хьюстоне.

Лицо Тревора Маги редко выдавало его чувства. Кроме тех случаев, когда Тревору это было нужно.

Сейчас его лицо сохраняло холодное и отчужденное выражение, но оно озарилось дружелюбием, когда к столу вернулись Бренна и Джуд. Поднос, как он заметил, несла Бренна.

– Я попросила Джуд посидеть с нами и рассказать тебе о леди Гвен, – объяснила Бренна, разгружая поднос. – Джуд – шанахи.

Увидев приподнятые брови Тревора, Джуд помотала головой.

– Это по-гэльски «рассказчица». Но я вовсе не шанахи, а просто…

– А у кого скоро выходит книга и кто уже пишет вторую? Первая книга Джуд выйдет в конце лета, – продолжала Бренна. – Кстати, замечательный подарок для кого угодно. Учти, когда отправишься по магазинам.

– Бренна! – осадила ее Джуд.