Философ и смерть

– Может, сыграем? – вдруг спросил Герас, показывая колоду игральных карт.

– Карты?

– Ну да, потом расскажете, как со мной играли в дурака, а можно и в преферанс.

Он стал быстро тасовать колоду.

– А где я буду рассказывать?

– Ну, как это где? – не отводя взгляда спросил Смерть, криво усмехаясь, – Подумайте хорошенько, где в мире людей для таких тем можно найти благодарных слушателей?

Философ стал перебирать различные телевизионные шоу, как его прервал голос.

– На пример в сумасшедшем доме. Там самая подходящая компания для подобных бесед. Скажу больше, что вы будете не один такой.

Карты выстраивались в одну линию, затем разворачивались веером и замысловатыми волнами замирали в воздухе. При этом можно было разглядеть, ожившие изображения картинок. Джокер жонглировал бутылками, как искусный бармен, дамы играли в бадминтон, перебрасывая крохотный воланчик между картонками. Затянувшись сигарой, червовый валет выпустил ряд колец, запустив сквозь них длинную струю из дыма. При этом король пик сморщился и даже чихнул, утерев нос кружевным платком.

Увидев удивление Философа, Смерть пояснил:

– Масти разные. При червонном короле этот валет вряд ли мог себе позволить подобные кольца.

Колода сложилась, Герас сделал несколько пасов, и в воздух поднялись три карты, которые тут же, упали на скамью «рубашками» вверх.

– Тройка, семёрка и туз, – предположил Философ.

– Именно так, как у классика, – согласился Манибожко, – Зачем изобретать велосипед? Просто не вижу смысла в данное время быть оригинальным.

Владимир Макарович осторожно дотронулся до карт пальцем, которые оказались всего лишь очень умелым трёхмерным изображением пескографии. Герас собрал песок и перекинул через плечо за спинку скамьи, так, словно ничего не было.

– Ловко…. Однако, вы правы, мне всё равно не поверят, так что я, пожалуй, воздержусь.

– Ну вот, собственно и я об этом, – произнёс Смерть, смахивая прилипшие песчинки с ладоней, – Видите, как всё просто.

– М-да уж, всё просто, однако привычный образ….

– Ну, хорошо, но вряд ли вы станете откровенничать или философствовать, общаясь со старухой с косой. Ведь так?

– Так, – согласился Философ.

– Но более всего, что это женщина. Тут как на исповеди, доверитесь ли вы женщине, ну конечно кроме своей матери, поэтому я решил выглядеть именно вот так.

– Позвольте, – парировал Владимир Макарович и уверенно произнёс, – а с чего вдруг вы решили, что я стану откровенничать с вами или исповедоваться?

– Да с того, вдруг, – не делая паузы, ответил Манибожко, – что вы знаете, что я никоим образом не смогу обратить ваши тайны против вас и не сделаю их достоянием общества. Я же не поп. К тому же, как говорится, всегда есть желание выговориться…, перед смертью. Ну, вот вы как раз и перед Смертью. А, впрочем, я не настаиваю.

Принимая во внимание безупречность довода, человек согласно кивнул головой и произнёс:

– Не могу отнести себя к разряду ортодоксальных верующих, однако, как зло вы отозвались о служителях культа.

– Да нет никакого зла, – выдохнул Смерть, – Просто мне удивительно, как некая часть общества решила, что они служители Господа, приняв на себя внушительные полномочия. И именно они убеждают людей, что за некоторую сумму, могут молитвами избавить от грехов и даже от смерти. А ведь находятся такие, которые искренне в это верят. Ну не смешно ли?

– А может это для страждущих единственная надежда?

– Надежда? – с удивлением переспросил Герас, – Надежда на что?

– На спасение, – уточнил Владимир Макарович.

– На спасение…, – повторил Смерть, – А на спасение чего и от чего? Тела? Так эти же самые священники вам скажут, что тело бренно. Ну, рассудите, как можно избавиться от смерти? Но самое главное, для чего надо это делать?

Крапивин пожал плечами и ответил:

– Бессмертие – эликсир от мрачного небытия, вековая мечта людей, от учёного, до проходимца и шарлатана.

– Бессмертие, – повторил Герас, заглядывая в глаза Философу, – но зачем? Представьте, что единственному человеку, после Иисуса Христа, э-э-э, ну, скажем, повезло, этакий Мафусаил наших дней. И Создатель подарил ему бессмертие, или он нашёл эликсир, что, собственно одно и то же, но при этом не перестал быть человеком.

– Интересно, очень неожиданная тема. И что же вы по этому поводу думаете? – живо поинтересовался Философ.

– А что тут думать? Следующим и немедленным шагом этого, так сказать, «счастливца», будет попытка помимо вечной жизни заполучить и здоровье. И что же? Давайте увидим его в будущем. С чем он придёт туда? Что он сможет дать следующим поколениям? Будет ли он интересен как свидетель давно минувших дней, конечно, кроме определённого круга специалистов, да и то, до поры до времени.

Человек развёл руками не найдя что сказать.

Смерть продолжил:

– И вот, обнаружив этакого экспоната, предприимчивые потомки, кои сыщутся тот час, уж вы мне поверьте, возьмут, да объявят его святым! И непременно обратят в средство наживы. Ну а что, бессмертие не каждому даётся. Это вам не какие-то мощи, а целый живой, если конечно прежде, он сам не заявит о себе и не попадёт в сумасшедший дом! Главное, создать управляемый ажиотаж и при этом находиться рядом и контролировать его действия, а ещё лучше, написать ему сценарий. Чтобы как по маслу…. Однако, будут и завистники, которые не преминут усомниться в святости нашего бессмертника. И уж поверьте, найдутся последователи, как у одних, так и у других. И снова волнения и хаос, а там и до войны не далеко.

От такого напора неопровержимости, человек растерялся, совершенно не зная, что ответить.

– Однако, – не унимался Манибожко, – и наш герой, осознав своё положение, войдёт, так сказать во вкус, а после праведных трудов, скорее всего, пожелает облагородить свой отдых, и не в окружении толпы боговерных старух, а с удовольствием предаться обществу молоденькой барышни…. Или барышень….

– Человек, остаётся человеком, хоть святым его назови, а хоть и грешником, – парировал Крапивин, – Но в преклонном возрасте, какие могут быть барышни? Что он может им дать?

Однако «контратака» захлебнулась.

Смерть не унимался:

– Ага, и думать нечего, непременно найдёт в наложницы какую-нибудь дуру. Начнёт ей нашёптывать о бессмертии и прегрешениях, о том, что она должна осознать своё положение подле него. А та мадмуазель раскроет рот, до тех пор, пока он не схватит её за задницу.

Часы вновь громко щёлкнули. Оба собеседника подняли головы посмотрев на время.

– Молодым барышням, прежде всего, нужна семья, а не безумные стенания при свечах и скучные рассуждения желтозубых старцев о Боге, которые при этом гладят по коленке глупое дитя и непристойно сглатывают слюну при виде остальных волнующих женских форм, думая о плотском удовольствии. Прежде всего, Создатель наделил их способностью к материнству, способностью любить. Вот что есть божья благодать. Любовь – вот он всепобеждающий символ жизни! Таким и смерть не страшна, они лишь желают умереть со своим избранником в один день, взявшись за руки. Да плевать они хотели на чуму, оспу и даже на Судный день.

– Любовь, – вздохнул Философ.

Не обращая внимания на фразу, Герас продолжил:

– Другое дело увековечить себя в трудах, великих делах и открытиях. Я даже могу предположить, что и резонансные преступления могут сослужить добрую службу, дабы в назидание остальным не повторять подобного зла, но человек глуп, потому что в какой-то момент начинает считать себя избранным, оригинальным, но снова и снова совершать те же самые ошибки.

– Вот как?