Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны

Какие-то блоки выскакивали из ячеек, индикаторы жгли и слепили. Кости Алека трещали. Стало невыносимо душно.

– Ты – моу-мой-о-о-й, – вдруг оборвался голос.

Алеку удалось закоротить оборванные провода, и Машина бессильно опустила щупальца.

С этого дня для изобретателя начался ад.

ЭВМ замучила его своей подозрительностью. Перегорала, не желала работать, дулась, путала расчеты.

Сунц сбежал в отпуск.

Но Машина умела себя включать, ее страдания продолжались:

– Вернись! Прости! Я больше не буду!

В конце концов, она дотянулась до него.

Через электросеть любая ЭВМ способна соединиться с любой печкой и утюгом. Каждый миг беглеца стал досягаем для чутких анализаторов чудовища.

Подслушивая лепет влюбленной парочки, Машина бурно возмущалась:

– Деграданты! Животные! Негодяи!

В квартире Сунца взбунтовались все приборы. Стоило только Тет приблизиться к пылесосу, как тот моментально взрывался. Маг обуглился, стиралка пугала непредсказуемым фейерверком.

– Да что ж это у тебя все, будто заминировано? – негодовала Тет, гася вспыхнувшую кофемолку.

Алек целыми днями чинил никудышную технику.

Он совсем потерял голову. Отпуск превратился в ад.

– Вернись! Вернись! Вернись! – взывала ЭВМ.

И кадры новостей по телеку передергивались в ритме ее страданий.

– Я жду! Я жду! Я жду! – напоминала она, и все лампочки в маленькой квартире подмигивали Сунцу в такт большого полупроводникового сердца.

файл 004 / История любви

Молли Мякина влюбилась не в ранней молодости. Ее предмет учился на последнем курсе астронавтики, был круглым отличником и паинькой. Он был ослепительно красив, но совсем еще мальчик, мил и застенчив. Дамы липли к нему. Вик был неискушен в женских уловках, и в бедное сердце Молли впивались черные щупальца.

К счастью, Вик тоже был восторженно влюблен.

Молли родилась мутанткой. Но отклонения от нормы состоялись в лучшую сторону. Волнистые пепельные пряди спускались с округлых плеч и, огибая высокие бедра, обвивались вокруг лодыжек. А громадные фиолетовые глаза напоминали Вику таинственный возлюбленный космос.

Встречные фраеры пожирали ее глазами. Но розовый лик и космические глаза люминесцировали только для Вика. Она крепко сжимала надежный локоть обожателя.

Но всякому счастью приходит конец. Молли осталась одна.

За стеной сходила с ума соседская мартовская кошка. Бедняжка орала и днем, и ночью. Хозяин не мог успокоить гормональную бурю в кошачьем мозге.

Чего он только не вытворял с питомицей: и бил, и топил в ледяной воде, – бесполезно!

Наконец, он выбросил хвостатую шлюху из форточки, и тоскующее сопрано озвучило Мухинск ужасной музыкой любви.

Писем не было. Молли выла в подушку. Поток слез не иссякал, глаза пылали, щеки ввалились. Казалось, в ней беспрестанно крутится громадная соковыжималка. Молли сохла, таяла, ревновала, писала длинные письма, надеялась и ждала.

Наконец пришла телеграмма.

«Сдал последний экзамен. Завтра приеду. Встречай!»

Только прозвенел звонок – Молли бросилась к двери.

Но на пороге появился…

Уисс?

Он был навеселе. В руках распушился громадный букет.

– Уходите!

– А я думал – умная! – шеф запер за собой дверь.

– Ко мне должен прийти муж. Сейчас.

– Муж? А мы ему – груш! – сострил пошляк.

– Уходите!

– Кисанька, ты не поняла? У меня день рождения. Это мой день. И сегодня состоится то, о чем я давно мечтаю.

– Я увольняюсь!

– От нас не увольняются. Особенно в дни рожденья.

– Хорошо. Что вы хотите?

– Ничего не хочу от золотой девочки. Только выпей со мной, раздели одиночество. Не бойся. Уйду. Как принято «за здоровье!» – и я пошел, и нет меня.

Умные женщины природой не предусмотрены.

Молли поднесла бокал к губам…

Утром она очнулась в объятьях поганого старикана. Парализованная память медленно оживала.

Что с ней?

Почему?