Мафия «Фикс». Мишень. Пластироны

Но с молодежью Пал Куляк не ладил. На творческих вечерах разгорались яростные дискуссии.

– Это вы—то плохо живете? А мы лебеду – крапиву ели! Босые – голые ходили! А теперь вам на блюде подавай? Переживете! Зажрались наши-то молодые!

– Дяденька Пал Куляк! А почему Вы не пишете фантастику? Мы так любим читать про жизнь в будущем, да только книжек нет нигде.

– А потому я не пишу фантастику, что есть вещи более замечательные! Мы победили в войне! Мы стали космической державой! Перед нами трепещет весь мир! Это ли не фантастика?

– Уважаемый товарищ писатель! Недавно прочитала ваш новый роман. И он мне показался очень похожим на роман известного писателя Звонкина.

– Да, бывает! Даже в науке… Как там? Закон Бойля-Мариотта, кажется? …Э-э-э! Не грех ли винить писателя, поэта в том, что «похоже», что одинаково? В конце концов, живем в одной стране, одним воздухом дышим, одно время сверяем, да и люди-то у нас, гляньте, все одинаковые, одна судьба, одна мечта.

– Извините, говорят, в свое время вы самолично отправляли неугодных писателей в особый отдел и психушки?

– Не было этого! Не было этого! Не было!

В личной жизни Пал Куляк был серьезно обездолен. Одиночество под старость лет страшило его.

А ведь были женщины!

Какие женщины!

Разбежались, покинули его навсегда.

Но сам ли Куляк повинен в этом? Трудное детство, голодные годы исказили психику добродушного ребенка. О чем беспробудно мечтаем – то и не отдадим. Вот о чем мечтал маленький мальчик в тылу: поесть! Досыта, до отвала, так, чтоб не урчало, не сосало, не сводило судорогой нутро от взгляда на сухарь.

– Чему только детей в школе учат! Посмотрите на них! Грязной собаке булку суют! Да еще с маслом! Со сливочным! Да еще и колбасу кидают в бездонную пасть! Тьфу, молодежь! – и обиженно топнув на дворнягу, Пал Куляк спешил дальше по неотложным писательским делам.

Зрела и подтачивала здоровье Куляка обида на сытое поколение. Писательские встречи порой превращались в жаркие перепалки.

– Витаминов нет в аптеках!

– И у нас их не было!

– Что такое лебеда, и как ее едят?

– И лебеды не стало? Мы слопали! Ха-ха! Зато хлеба – ешь-не хочу!

– Джинсов нет.

– А у нас – портянки да портки!

Иногда Куляку приходилось туговато, если попадался какой-нибудь долговязый акселерат со своим коварным «извините».

– Извините, но вы глубоко ошибаетесь. Мы задыхаемся в координатах вашего престарелого поколения. Ваши точки отсчета не в будущем, прекрасном и чистом, а в прошлом, голодном и вшивом. Наша серость – ваше благо. Мы не стремимся, а сравниваем. Вам сыто, но нам дискомфортно!

– Персонального вертолета у тебя нет? А у нас и самокатов не было! Ишь, чего захотел? Робота – няньку! А ты побегай по яслям каждый день! Да наши бабы в поле рожали! Ишь, ты! Телек стопрограммный захотел!? А мы единственным громкоговорителем на всю деревню обходились!

– А кроссовок нет!

– Лаптей не было!

– Детского питания нет!

– Молока не было!

– Колбасы нет!

– Хлеба не было!

– А ТАМ уже гориллы научились говорить. А мы все еще висим на ветках!

– А у нас и веток не было. Все елки обгрызли в голодные годы!

Пал Куляк набрал нужное число голосов и стал мухинским депутатом. Так на старости лет фортуна ласково чмокнула писателя деревни в розоватый черепок.

Но женщины от него разбегались…

Появление Тет несколько воодушевило массивную фигуру депутата.

– Недурна… Очень даже недурна, – зашевелилась в нем разномастная кобелиная свора. И жировые запасы вспыхнули, как масло на сковороде.

Для невинностей Тет требовался особый ход. И Пал Куляк щедро попрыскал за воротник одеколоном «Суперстар».

файл 005 / Гемофобия

Вася Лапочкин с детства мечтал стать врачом.

По генам он был добрым и ласковым. С детства практиковал на больных зверюшках. То воробышку лапку перебинтует, то горлышко больному котенку.

Когда Вася вырос, поступил в медицинский институт.

Сначала он хотел сбежать, скрыться от кошмара за стерильными стенами.

И дело не в трупах.

Все опыты на кроликах и собаках проводились без наркоза.

Васю это потрясло. Он оказался чересчур впечатлительным.

Зато Галиме или Милькину – хоть бы что!

Вжик! – и точный разрез на брюхе пса обнажал и клокочущий желудок, и печень, и даже сердце.

– Подумаешь! – пожимала плечами Галима. – А что особенного? Когда горло собаки плотно забито ватой, она не шумит, не мешает. Катятся по морде слезы? На то она и собака… Привыкай, Вася! Слезы – рефлекс и только! А куда идет анальгетик, не твоего ума дело! Помалкивай! Профессор молчит, а ты..

Ну, нет, Вася не был послушным хлюпиком. Он решил разобраться, почему нарушается постановление о теплокровных. —

– Чудак, – решили однокурсники, пожимая плечами – Ему что, дворнягу, жалко?