Разноцветные шары желаний. Сборник рассказов

Только дальше – больше. И ребята с работы как-то рассказали, что видели Наташку в том же Морском клубе с каким-то чуть ли каптурангом[3 - Каптуранг – Капитан первого ранга, воинское звание в ВМФ РФ, которое по рангу выше капитана второго ранга и ниже контр-адмирала.] . Виктор – в драку, что за сплетни! Напился тогда здОрово, еле доплёлся, на кровать рухнул. Но успел заметить – пустую!

Месяца полтора помаявшись, на прямой разговор Наташку вывел – «ты что, Витюша, ты что!», а в глаза не смотрит. А Витька опять себя пивом утешает. Помогает первое время, только потом ещё больнее. Однако втянулся, дня без пива прожить не мог.

Однажды неожиданно домой с работы вернулся, постель даже не разобрана, жены нет, Егорка (а ему, почитай, скоро три) на свекровиной половине спит. Такая злость Витьку одолела! За дурака его держат! Давно всё сладилось, только и ждут, наверное, когда он свалит. Так тому и быть! Дверью хотел шваркнуть напоследок, да в последнюю секунду притормозил, сына чтоб не напугать. В чём был, шагнул во влажную темноту Находки, как в чёрный омут, и уехал в Москву – как отрезал, будь, что будет.

А была темнота. Он выныривал из неё иногда, прислушивался к себе: где лучше? Там, в плотном тёмном беспамятстве или здесь, где хлопочет над ним мать, где всё реже вспоминается Егорка, где не хочется сползать со старого дивана? Всё равно, ему стало всё равно, и Витька не сопротивлялся, тонул и тонул – это проще и легче. Но теперь, когда стояла перед глазами жёлтая глинистая яма, Витька понял, что всё это: монастырь, кодирование – он проделывал, точнее, позволял проделывать с собой, только для матери, для её спокойствия. А больше слушать никого не хотел – ни Клаву, которая его воспитывать пыталась, ни уж тем более – этого мужика, нового материного мужа. На что он ему сдался!

А когда уже в гору поднимался, голову запрокинул, в тусклое небо посмотрел: расступилась тьма, далеко на востоке белым платком рассвело-забрезжило, словно женщина со светлыми волосами руки над Витькой крестом раскинула, а под ногами у Витьки – белый-белый песок.

«Господи Иисусе Христе, спаси и помилуй мя, грешного!»

Снежная пыль

Мария Николаевна надела шерстяные носки, выпила два бокала шампанского и легла в постель.

– Теперь можно и умереть. – Голос прозвучал неожиданно звонко.

Больше всего Мария Николаевна боялась, что умрёт, переодеваясь перед сном из халата в ночную рубашку, ненадолго оставаясь абсолютно голой.

– Упаду и буду лежать… Дверь высадят, а я безо всего, сморщенная, как-нибудь отвратительно вывернутая, – частенько повторяла она, глядя в зеркало над раковиной. Хорошо, что, кроме отёкших глаз с жёлтыми белками под набрякшими веками, седого ёжика волос да дряблой шеи, в зеркале ничего не отражалось.

Вот и сегодня Мария Николаевна, поёживаясь от каждодневного навязчивого страха, легла в постель, продолжая рассуждать, что сейчас умереть – самое время: посуда помыта, продуктов – полный холодильник. Выдохшееся шампанское закончилось, и пустая посудина выброшена в мусоропровод. Початую бутылку, заткнутую скрученной бумажной салфеткой, принесла первого января соседка. С соседкой они не дружили – лишь кивали друг другу при встрече, а вот, поди ж ты, пришла с подарком. Попросила фужеры, разлила игристое. Пробормотала дежурное «с Новым годом!», морщась, выпила и с тем отбыла, оставив Марию Николаевну в недоумении: зачем приходила?

Подаренная бутылка мешала: вдруг сыночек, когда приедет на похороны, решит, что мать стала попивать без него? Но не выливать же…

Сын уехал три года назад в Норильск, и Мария Николаевна не могла взять в толк, почему. Ладно б в Финляндию, куда он часто летал кататься на лыжах, но в Норильск! Звонил редко: «Жив, здоров. Как ты, мама?» Иногда на карту падали деньги – три или пять тысяч рублей от Павла Сергеевича Т. Деньги эти Марии Николаевне были ни к чему, и она, сняв их в банкомате, аккуратно складывала в пластиковый конверт, иногда отправляя туда и часть своей пенсии. То-то сынок обрадуется, когда найдёт!

От шампанского легонько кружилась голова, хотелось не лежать, а пройтись в танце, сделать несколько па. Танцевать, конечно, не стала, но пропела тоненьким голоском: «Напилася я пьяной, не дойду я до дома-а-а-а…» И засмеялась от нахлынувшего веселья.

В дверь постучали. Мария Николаевна, вздрогнув, зажала рот рукой. Неужели соседи пришли ругаться из-за её пения?

Затаилась, но стук повторился. Мария Николаевна на цыпочках прокралась в прихожую. На секунду остановилась, схватившись за грудь и успокаивая прыгающее сердце. Повернув ключ в замке, раскрыла дверь. Тут же с опозданием отругала себя, что не посмотрела в глазок. В коридоре никого не было, лишь потянул свежий ветерок, пошевелил на макушке реденькие волосы. Озадачившись так, что даже страх отступил («Почудилось?!»), вернулась в квартиру, но стук раздался снова. Уверив себя, что ломится к ней маньяк и убийца (замелькали перед глазами безглазые лица, окровавленные руки, покалеченные тела), Мария Николаевна пару раз вдохнула и выдохнула и, пробормотав «Чур, меня, чур!», тем не менее снова высунулась наружу и снова, как давеча, осмотрелась. На сей раз на фоне светлой стены чернела островерхая фигура. Едва слышно прошелестело:

– Пошто не открываешь?

Фигура медленно приблизилась, и теперь Мария Николаевна разглядела женщину в чёрном платье с накидкой на голове, отдалённо напоминающей монашеский клобук. Из-под накидки выбивались седые волосы; округлое лицо, нос картошкой.

Ничего страшного не виделось в этом лице (типично рязанское, решила Мария Николаевна, хотя чем рязанское отличается от калужского, псковского или любого другого, не знала). Но веяло от женщины смутным беспокойством, неясной тревогой. Горохом рассыпались по телу Марии Николаевны мурашки.

– Впустишь? – прошептала незнакомка.

Хозяйка, напротив, ответила излишне громко:

– Ночью? Да кто вы такая?

– Когда надо, тогда и прихожу. Ты ж готова. Или я ошиблась?

Мария Николаевна отшатнулась, а женщина, грузно переваливаясь, ступила в квартиру и проследовала на кухню.

Мария Николаевна замешкалась в прихожей, кинулась искать тапки. «Зачем они нужны, тапки эти? Всё равно уже в сапогах в квартиру впёрлась», – зло думала она про незваную гостью.

– Чаю согрей, – донеслось из кухни, – застыла, пока до тебя добралась.

И Мария Николаевна, оставив безуспешные поиски, тоже поспешила на кухню. Неохотно открыла шкафчик:

– Чёрный, зелёный?

– Чёрный, – хохотнула незнакомка.

«Может, просто сумасшедшая? Зачем я её пустила? Откуда она знает, что я готова? К чему готова?»

Мысли неслись галопом, а руки привычно доставали чашку с подсолнухами на боку, блюдце, малиновое варенье, зефир, ополаскивали заварочный чайник, засыпали чай, заливали его крутым кипятком…

Привычные движения несколько успокоили Марию Николаевну.

«Даже если сумасшедшая, что ж такого? Вроде бы не агрессивная. Посидит, чай попьёт. Чаю не жалко».

– Молодец, достойно встречаешь, – ухмыльнулась разглядывающая её женщина. – Вот только в халате…Может, переоденешься?

– Зачем?!

Мария Николаевна вспомнила подробности из криминальных новостей: приходят жулики, под каким-нибудь предлогом остаются в комнате без хозяев, выгребают деньги и драгоценности… Мария Николаевна представила кованые сундуки с блестящими разноцветными каменьями, точно в мультфильме «Золотая антилопа». У неё от драгоценностей остались лишь бусики из розового жемчуга, которые она давно не носила да не снимающееся с пальца золотое обручальное кольцо. Остальные – их и было всего ничего – заложила в ломбард, когда болел муж. Так в ломбарде и сгинули.

Мария Николаевна, присела на краешек стула, словно в гостях она. Ночная гостья пила чай, деликатно позвякивая ложечкой о розетку с вареньем. Неожиданно спросила:

– Валерьянка есть?

– Валокордин.

– Накапай себе, смотреть страшно – вся зелёная. И запах пусть стоит. А телефон твой с паролем? Или без него включается?

У Марии Николаевны помутнело в голове. Быстро сыплющиеся странные вопросы убедили её, что у гостьюшки не все дома. И как прикажете от неё избавляться? Или всё-таки мошенница? Мошенники всегда начинают с телефона: то им код от банковской карты продиктуй, то ещё что…

– С паролем! – бросила она.

– Это хорошо. Выключи и не включай пока.

– Не буду я его выключать! А если позвонит кто?! Сынок, к примеру.

Гостья фыркнула:

– Часто он тебе звонит! А как красиво могло быть: телефон отключился, включить не смогла, пароль забыла… Ладно, сойдёт: пока тебя найдут, батарейка, всяко, разрядится. Налей-ка ещё. Чай хорош! Бывает, придёшь к кому, а у неё чай жидкий, едва жёлтый. Да вот ещё прянички, видела, у тебя есть. Подсыпь-ка, не жмотничай.

Незнакомка сдвинула назад капюшон. Мягко рассыпались по плечам белые волосы.

– Ты рассказывай. Время пока есть, но оно ж не бесконечно.

– Что рассказывать?