– Лет, эдак, пятьдесят, я думаю, – заверила Тамара Васильевна.
– Интересно, а что он там, в этих дебрях, ел? – с интересом слушая разговор взрослых, спросила девочка.
– В лесу всяких ягод и грибов вдоволь хватает, только не ленись. Да и живности всякой там тоже навалом, – тихим, дрожащим голосом ответила старушка, о чём-то задумавшись, а потом и вовсе задрожав всем телом, что бросилось в глаза Валентине. «Почему она вдруг так разволновалась и так повела себя впосле разглядывания газетной фотографии?» – неожиданно задала себе вопрос Валентина, заметив, как её собеседница вдобавок ещё и побледнела.
– Что с вами, Тамара Васильевна? – испуганно спросила она, увидев, как старушка неожиданно пошатнулась.
– Не знаю, наверное, устала с дороги, и оголились от этого нервишки, – ответила та и заплакала.
– Вы что, плачете? – ещё более обеспокоенно спросила её Валентина.
– Как поглядела на человека в газете, то сразу почему-то сыночка своего вспомнила, – дрожащими губами произнесла Тамара Васильевна, почувствовав, как сдавливает грудь. Стало тяжело дышать, губы задрожали ещё сильнее. В её сознании отчетливо возник образ сына.
Любая мать всегда чувствует какую-то необъяснимую связь со своим ребёнком, где бы он ни был. И даже, если, когда кажется, что нить эта безвозвратно прервалась, в сердце матери всегда теплится надежда, что с её ребёнком ничего плохого не случилось, и она до последнего вздоха будет продолжать верить в это.
– Его давно уже нет в живых. И совсем не знаю, где похороненный лежит. Не знать, где могила родного сына – это так тяжело. Если б узнала, бросилась ничком и, рыдая, всю оставшуюся жизнь просила бы прощения за то, что погубила его, – проговорила, разрыдавшись, старушка.
– Тётя Тома, так вы что, своего сына убили? – простодушно спросила девочка.
– Люда, думай, что говоришь, – обрезала её Валентина.
– Не убила, конечно, своими руками, но именно по моей вине его, наверное, давно нет в живых, – промолвила после долгого молчания женщина.
– Тамара Васильевна, о чём вы таком говорите? – удивилась Валентина.
– Это было очень давно, больше четверти века назад. Однажды наш сын взял и украл у нас с мужем деньги… – сбивчиво начала Тамара Васильевна, – …он забрал все наши семейные накопления и собрался уже уходить тайком из дома, но муж успел его вовремя поймать. В пылу борьбы муж ударился головой об угол трюмо и тут же умер. Сын, даже не посмотрев, что с отцом, убежал. Я сразу заявила в милицию, и спустя час его уже поймали, а затем посадили в тюрьму. Через несколько лет я случайно узнала, что он погиб – вроде бы это случилось при перевозке заключённых с одного места на другое. По слухам, их машина столкнулась с бензовозом. Многие в той аварии сгорели, так что трудно было опознать тела, хотя потом в милиции мне говорили, что мой сын вроде бы выжил в той катастрофе, но чуть позже всё равно погиб. Никто мне правду так толком и не сказал. Попробуй разузнай, как оно всё было на самом деле? Вот и получается, что я из-за каких-то проклятых денег отправила его в тюрьму, – сокрушалась старушка.
– Тётя Тома, а может, он жив? Уехал себе за границу, женился на какой-нибудь леди и живёт себе, поживает там, – попыталась успокоить её девочка.
– Тоже мне скажешь… За границу уехал… Да нет, вряд ли… Кто его выпустит туда? – немного успокоившись, проговорила Тамара Васильевна.
– Я слышала, что ко дню Победы, амнистия была, и многих отпустили. Хотя, говорят, что в основном это ветеранов больше коснулось. Слышала об этом, мама? – постаралась успокоить старушку Люда.
– Но ведь её сын погиб, и в тюрьме, значит, не сидит, – заметила Валентина.
– А я говорю, что не погиб, а живёт где-то, поменяв фамилию и в ус себе не дует, – с улыбкой продолжила Люда.
– Может быть. Ладно, пойду прилягу. Устала что-то, и ноги подкашиваются, – сказала Тамара Васильевна и вышла из комнаты.
Но стоило ей прилечь на постель, как мысли стали крутиться вокруг последних событий: странный сон, кладбище, неожиданные и загадочные события в доме Валентины. А теперь и эта статья, где на нечеткой газетной фотографии она увидела лицо своего постаревшего сына. Или показалось, что увидела. Но где-то в душе всё же затеплился огонек давно угасшей надежды.
Глава 5
Череда сюрпризов
Покинув двор, Кузьма побрёл, куда глаза глядят, думая о своей главной цели – как и где найти отца? Огромное количество людей вокруг вызывало у него растерянность. Пусть ему везло и большую часть пути он проехал на попутных машинах – это всё равно огромная трата сил. Нужно учесть и то, что все эти дни он жил почти впроголодь. От этого любой сильный человек слабеет, начинают сдавать нервы – всё это приводит к растерянности и непониманию своих дальнейших действий.
Увидев однажды дом, где жила Валентина с дочкой, напомнивший ему их с отцом домик в тайге, Кузьма уже не мог расстаться с ним, тем более, что и местность вокруг дома ему тоже нравилась. Ноги как будто сами вновь и вновь заставляли возвращаться молодого человека к симпатичному пригорку, утопающему в зарослях акации. Кузьма, словно седьмым чувством ощущал, что у этого дома, возле которого он так полюбил проводить время сидя на дереве, с ним должно случиться что-то очень для него важное; а кроме того, здесь ему давали еду – об этом заботилась Тамара Васильевна. Ему казалось, что все эти люди как-то связаны или будут связаны с его отцом. В дальнейшем мы убедимся, что предчувствие не обмануло парня. Этот дом, расположенный недалеко от станции, станет тем местом, где со временем соберутся почти все причастные к судьбе Кузьмы и к судьбе его отца.
Но этим событиям суждено сбыться гораздо позже… А пока Кузьма просто шёл, оглядываясь по сторонам, в надежде найти отца. Он не мог попросить никакой помощи у прохожих, так как помнил наказ Святослава – с незнакомыми людьми надо всегда молчать. Тогда на вопрос Кузьмы: «Почему?» – отец объяснил, что когда человек нем, с него меньше спроса. Кузьма очень хорошо запомнил слова отца: «Ты никогда не почувствуешь, как твои слова в один момент могут быть перевернуты так, что надолго в жизни твоей будет чёрная полоса невезения и ты ничего уже, как ни старайся, не сможешь сделать в ответ на такую людскую подлость». Отец рассказал однажды Кузьме, как во время пребывания в лагере, он встретил человека, который был осуждён только за то, что говорил правду и был очень честен. Он посоветовал Святославу верный способ не сказать случайно ничего лишнего. Способ довольно прост: прежде, чем что-либо сказать, нужно прочитать по себя «Отче наш» и тогда желание говорить исчезнет. А ещё Святослав просил Кузьму молчать потому, что боялся, как бы Кузьма ненароком не проговорился о людях случайно убитых ими в тайге в целях самообороны. «В суде не всегда судят по закону. Зачастую, к сожалению, «правосудие», сынок, вершится по заказу вышестоящих начальников», – говорил Святослав. Кузьма никогда не забывал эти слова отца, сказанные ещё в детстве. Он чтил и уважал своего отца, и потому его наказ всегда молчать при незнакомых людях выполнял свято.
…Он почти уже полдня отмеривал своими натруженными ногами километр за километром, обдумывая по пути, в каких местах ему искать своего папу, но так и не придумал, что же ему предпринять. Разочарованный безрезультатностью своих действий он оказался за городом, остановился у какой-то большой и широкой дороги и уселся на обочине. Мимо него проносился с равнодушным рёвом сплошной поток дорожного транспорта, пока, сбавив немного скорость, не появилась легковушка, из которой, как ему показалось, выбросили какой-то предмет, упавший невдалеке от парня в придорожную пыль. Кузьме не хотелось подниматься, но любопытство взяло верх: нехотя встав и подойдя ближе, парень увидел, что предмет представляет собой некий бумажный свёрток. Развернув его, он невольно улыбнулся. В нём оказались открытая банка тушёнки, почти не тронутая, и обёрнутый газетой немного подсохший батон. Откусив кусок булки, он понюхал содержимое банки, и, найдя мясные консервы пригодными к употреблению, подобрал валявшуюся рядом щепку, что могла послужить ему ложкой, и неторопливо принялся за еду. Не вдаваясь в подробности, случайно или по чьему-то умыслу этот сверток оказался рядом с ним, Кузьма мысленно поблагодарил пассажиров легковушки, которые таким образом позаботились о нём, словно чувствуя, что сидевший у дороги парень очень голоден. Он был рад и благодарен судьбе за своевременный сюрприз, ещё не догадываясь, что его ожидает и другой сюрприз, который удивит и обрадует парня до слёз…
Кузьма не спеша, как и обычно, ел, отрешённо уставившись на газету, как вдруг его внимание привлекло одно изображение на её последней странице. Кузьма развернул газету… И… Вот так сюрприз!.. С фотографии на него смотрел Святослав – его родной папа. Он так был рад вновь увидеть родные черты, хотя и на фотографии, что даже вскочил на ноги и стал что-то выплясывать, рыдая от счастья, как делал часто с Кисой, выражая таким образом неудержимую радость. Даже не прочитав текст к снимку, он аккуратно сложил газету, бережно положил её в карман, и, воспрянув духом, энергично зашагал по трассе в сторону города, крепко сжимая в руке оставшуюся часть батона.
Журналистка, написавшая статью о Святославе, работала в газете «Известия». Основной темой её публикаций были истории о людях с необычными судьбами. Большую часть материалов она брала из реальных дел, что ведутся в правоохранительных органах и федеральных службах. Это было взаимовыгодное сотрудничество, полезное как для этих органов, так и для престижа газеты. Как-то в одной из бесед с человеком из правоохранительных органов, она узнала о судьбе одного необычного заключённого, сумевшего каким-то образом сбежать с зоны и более двадцати пяти лет скрываться в тайге, совершив при этом один благородный поступок. Какой именно – умалчивалось. Она без промедления попросила ей помочь и умудрилась встретиться с этим беглым для беседы. Непростая, полная драматизма и тяжких испытаний, история жизни, поведанная ей этим человеком, настолько тронула журналистку, что она решила, во что бы то ни стало написать статью о нём. Так и появилась в газете вышеупомянутая статья с фотографией…
Пока Кузьма, полный радостных впечатлений, бодро шёл вдоль трассы, мимо него промчалась милицейская машина, а потом, обогнав грузовую машину, затормозила прямо перед ней. Увидев вышедших из машины людей в одежде, которая была с недавних пор для него тревожным сигналом, Кузьма моментально спрятался в канаве и стал осторожно за ними наблюдать. Люди в форме, проверив у водителя грузовика документы и груз, поехали дальше. Водитель же сначала сел себе в кабину, но потом зачем-то вылез обратно и стал копаться под крышкой капота. Пока он возился в моторе, Кузьма, сообразив, что кузов его приоткрыт, быстро подбежал к машине и одним прыжком запрыгнул под тент кузова… Доехав до города, он при первой же возможности незаметно спрыгнул с машины…
Побродив некоторое время по улицам огромного города и осматриваясь вокруг, Кузьма облюбовал себе место возле одного небольшого, привлекающего своим видом домика с вывеской «Кафе» и, чтобы дать отдых своим уставшим от долгой ходьбы ногам, Кузьма уселся у входа в кафе на скамейку и с любопытством стал наблюдать за происходящим около домика. Конечно, Кузьма и понятия не имел, что означало это слово на вывеске. Просто его, как ребёнка, удивило то, что если несколько раз произнести это слово, то на нём зажигались разноцветные огоньки. Про лампочки Кузьма тоже вряд ли что-либо знал, но их созерцание забавляло его так, что парень не просто улыбался, глядя на бегущие огоньки, но даже иногда начинал, не обращая внимания на окружающих прохожих, которые принимали его, вероятно, за душевнобольного, держась за живот, хохотать. Ну и, конечно, его очень поразило одно непонятное для него обстоятельство – поведение людей после пребывания в этом домике почему-то резко менялось: войдя в дом даже в очень плохом настроении, выходили они оттуда всегда довольными и весёлыми.
Кузьма никогда не зашёл бы в этот странный, на его взгляд, домик с мигающими огоньками на нём, если бы не одно «но»… Жизнь в тайге придала его слуху особенную чуткость: он мог расслышать любые, даже еле уловимые звуки, которые на фоне привычных громких звуков не способно различить ухо обычного человека. И вот сейчас, среди монотонного городского шума, ему послышалось, что как будто там, внутри этого домика, кто-то поёт под красивую мелодию. Заворожённый услышанной песней, он, мягко и плавно ступая, направился к входной двери кафе. С каждым шагом мелодия слышалась всё громче, а слова отчётливее. Войдя внутрь, Кузьма мог уже совсем чётко разобрать все слова песни, доносившейся из дальнего угла помещения. Без всякого стеснения, ловко перемещаясь между расставленными повсюду столиками с сидящими за ними людьми, он подошёл к небольшому возвышению, на котором несколько ребят примерно его возраста, «барабаня» палочками, мешали, как ему показалось, исполнять парню трогательную мелодию на гитаре. Рядом с гитаристом стояли двое ребят с тёмными волосами, держа в руках близко ко рту чёрные, похожие на небольшие обугленные сучья, трубки, и пели. Их голоса звучали, как показалось Кузьме, неестественно громко, что, конечно, его очень забавляло.
Больше всего в этом исполнении Кузьме понравились слова песни: они с теплотой и нежностью говорили о маме и пробудили в сердце парня воспоминания о его любимой маме, которую он, вопреки судьбе, надеялся когда-нибудь встретить вновь. В отличие от остальных присутствующих в помещении, он слушал эту песню с жадностью впитывая каждый звук и пристально следя глазами за губами поющих, как будто боясь пропустить и не расслышать хотя бы одну букву. Заметив такого зрителя, исполнители почувствовали какую-то неловкость – их никто и никогда ещё так страстно не слушал и не смотрел на них таким пронизывающим душу взглядом. Но дальнейшее его поведение удивило не только музыкантов – внимание всех присутствующих в кафе теперь было приковано к нему. Этот странного вида и поведения парень, заметив на сцене свободную гитару, без всякого зазрения совести и не обращая ни на кого внимания, подошёл к ней и, взяв в руки инструмент, уверенно и умело прошёлся по струнам. А буквально уже через пару минут, к всеобщему изумлению, безошибочно и плавно «вклинился» в игру ребят, сумев до конца проиграть с ними незнакомую ему ранее мелодию… Улавливая правильность игры неизвестно откуда взявшегося нового члена коллектива, ребята переглянулись и, как ни в чём ни бывало, продолжали петь, но уже с удвоенным куражом и вдохновением.
Когда песня закончилась, в зале на короткое время воцарилась полная тишина, после которой все присутствующие на этот момент в кафе встали со своих мест и искренними аплодисментами поблагодарили музыкантов, по достоинству оценив исполнение песни о маме. Но главной причиной такой единодушной оценки исполнения стало заунывное, полное тоски, печали и одиночества, медвежье рычание, исполненное Кузьмой в финале песни и приковавшее к нему взгляды музыкантов, которые застыли в оцепенении, боясь даже сдвинуться с места. Наконец, один из них подошёл к парню, слегка коснулся его плеча, выражая таким жестом своё восхищение, и выговорил на выдохе:
– Слушай, ну ты даёшь…
После небольшой паузы, всё ещё ошеломлённо глядя на Кузьму, он спросил с неподдельным интересом:
– Во-первых, скажи откуда ты здесь такой смелый взялся, что так нагло прихватизировал гитару и без спроса взялся за халтуру, хотя это у тебя на халтуру вовсе и не похоже… Где ты так классно научился струны дёргать? Мы не менее двух дней тратим на репетиции, а ты за каких-то пару секунд всё уловил и тут же погнал как ни в чём не бывало с нами играть. А во-вторых, кто ты… не медведь ли одетый в кожу человека? Если да, то он вряд ли смог бы так легко скользить по струнам своими огромными лапами. Я правильно говорю, Арсен? – обратился он к одному из парней, всё ещё застывших на своих местах и внимательно наблюдающих за пока односторонней беседой.
Арсен, не медля с ответом, подошёл ближе и темпераментно начал делиться впечатлениями:
– Знаешь, Вовка, я вначале опешил, когда он беспардонно бросился к гитаре. Ну, думаю, сейчас своими мозолистыми лапищами порвёт нам все струны… А когда он их коснулся, облегчённо вздохнул, удивляясь про себя, как мягко он это делает. Смотреть на это было одно наслаждение… Ну а его медвежий плач – это сверх всякого моего понимания… и испуг полный. Да, кстати, Вова, вы себе, я слышал, гитариста искали, а он возьми и сам к вам явился.
Пожав Кузьме руку, руководитель группы представился:
– Меня Вовка зовут. А это, знакомься, мой друг-армянин – Арсен Саркисян, с которым давно очень не виделись.
– Где-то около десяти лет… – уточнил Арсен, а Владимир затем добавил:
– Кстати, эту песню о матери он сочинил – наш дорогой друг Арсен. Это было ещё в студенческое время. А сейчас вот приехал ко мне в гости, и решили мы вспомнить таким образом старое. Тем более эта песня для нас обоих любимая. Как жаль, что в Армении такая страшная беда случилась… Чужого горя не бывает, особенно, когда теряешь тех, кто очень дорог тебе… Тётя Мария и дядя Андроник были очень гостеприимны и добры ко мне, когда я у них гостил.
Вспомнив печальные события, Владимир достал из сумки яблоки и со словами: – Да… Но прошлого не вернуть, а жизнь продолжается, – угостил ими Кузьму и Арсена. С хрустом откусив сразу почти пол-яблока, Вова энергично жевал мякоть фрукта и одновременно говорил:
– Наша группа называется «А....»
Поскольку слово «авеню» было затруднительно произнести чётко, прикусывая яблоко, то вышло только протяжное «…ню».
Услышав это смешно выговоренное «ню», Кузьма засмеялся и зарычал протяжно по-медвежьи «ню… ню…». Заметив опять на лицах многих испуг, Кузьма улыбнулся. В этот момент он вспомнил и ясно представил себе, как звук, похожий на человеческое «ню..», когда-то в тайге издавал его друг – медведь. Когда маленький Кузьма что-нибудь ел, а стоявший рядом медвежонок смотрел на него, то таким звуком «ню..» жалобно и протяжно просил Кузьму угостить его этим вкусным «ню». Эту дружескую сцену смеха прервал Арсен, заметив при этом с юмором:
– Слушай, Вова, а знаешь, как будет здорово, если ваш новый друг каждый раз в проигрыше дергая струны, вдруг по-медвежьи начнёт выражать свою душевную тоску. Целый концерт тогда на бис его будут просить это исполнить!
– Я – завсегда за… Если, конечно, он, наш друг, согласится… – подхватив идею, проговорил Владимир и, повернувшись к Кузьме, серьёзно предложил:
– Слушай, парень, приди завтра сюда вечером в это же время и обо всём основательно поговорим. А сейчас, извини, нам срочно нужно ехать – дела кое-какие есть. А завтра встретимся и, считай, что ты у нас уже в «штате» пропишешься и, думается, надолго.