Убийца

– Не таковский небось! Случая не упустит! Красавицу-девушку берет, с заводом и с капиталом!

– Спасибо вам, Николай Гаврилович, спасибо!

Ганя с чувством пожала его руку и побежала домой. Она почувствовала облегчение. Мелькнул луч надежды!

18

Сенька-косой

После жестокой порки Сенька-косой часа полтора пролежал почти без чувств… Он слабо стонал и скрежетал зубами… Стонал от боли и скрежетал зубами от бешеной злобы.

Как?! Его, Сеньку-косого!!! Выдрали публично, позорно?! Нет!! Этого пережить он не может!! Он должен жестоко отомстить за свой позор и покрытую рубцами спину…

Федька-домушник не отходил от лежащего друга и прислушивался к каждому его вздоху.

– Сеня, плохо тебе? – спрашивал он шепотом стонавшего.

– Ничего… Вынесу, потому что… надо… перерезать их… всех… всех… и ее… и поросенка… всех… Слышишь? Ты поможешь мне!..

– Еще бы! Помогу, помогу, только отдохни… Чуть не убили проклятые… В три кнута, ракалии!.. Тебе не встать ведь?!

– Встану, – прохрипел Сенька, – и сегодня же отомщу!

И, несмотря на страшную боль, он приподнялся; опираясь на товарища, встал на ноги, но сейчас же застонав, опять лег на траву…

– Нет, еще надо полежать! Слышишь хохот какой? Это они веселятся! Веселитесь, веселитесь! Петух не пропоет, как мы сведем с вами счеты! Веселей смеется последний!.. Ох!

Сенька закрыл глаза… Сидевший рядом Федька прислушивался к отдельным звукам, долетавшим с полянки Тумбы… Прошло около часу… Шум и возгласы начинали стихать… Очевидно, пир приходил к концу… Дремавший Сенька вскочил… Его физиономия судорожно искривилась от боли, но он не произнес ни одного звука…

– Чего ты, – успокаивал его Федька, – ляг, еще полежи… Рано еще… Отдохни хорошенько…

– Пойдем, – глухо произнес Сенька и, повиснув на его руке, потащился сквозь кустарник… Федька не возражал… Он знал, что Косой не допускает никаких возражений; он обладает почти сверхъестественной силой воли… Однажды в борьбе он получил тяжкую рану. Зажав ее одной рукой, Сенька продолжал другой рукой состязание и вышел победителем; мало того, он не пошел даже к доктору или в больницу, излечил сам свою рану и скоро совсем был здоров. Так можно ли было удержать его теперь от мщения, которым он весь горел! Мщение теперь было единственным лекарством, способным поставить его на ноги, возвратить бодрость.

Они прошли кустарник и вскоре увидели лужайку пиршества, начинавшую пустеть. Оставалось еще человек десять, но и они готовились откланяться хозяину.

– Собирай сухие сучья и камни, – шепнул Сенька товарищу.

Тот молча повиновался. Сенька не мог еще стоять на ногах без посторонней помощи и прилег на траву. Ему было видно все, что происходило у Тумбы. Вот он угощает гостей «по последней». Настенька подает закуску. Совсем рассвело уже, лучи солнца играют на верхушках деревьев. Хозяева утомились. Это видно во всех их движениях. Сейчас, проводив гостей, они заберутся в свою конуру и заснут беспробудным сном. Чудное утро совсем не походит на сентябрь. В такое утро спится на свежем воздухе после бессонной ночи – мертвецки! Это Сенька по опыту хорошо знает, особенно, если ночью привелось хорошо выпить. А Тумба выпил за эту ночь больше всех. Спите, спите, голубчики!

– Федька, еще, еще, больше собирай, больше, – шептал Сенька.

Домушник и так старался. Он смутно догадывался, что Косой задумал, но не смел подавать советов.

– Т-с! – произнес Сенька.

Федька залег в кусты, и оба они притаили дыхание. В нескольких шагах от них прошли четверо гостей Тумбы. Они весело болтали и смеялись:

– А что Сенька? Жив ли он после порки?

– Да, выпороли здорово! Я ему тоже подсыпал пяток горячих! Пусть помнит! Насолил он всем нам.

– Вот, уж не жаль будет, если подохнет.

– Где ему подохнуть, он нас с тобой переживет! Домушник его потащил; верно, дома уж теперь.

Сенька с блестевшими глазами вслушивался в их разговор.

– И ты, каналья, пяток прибавил, – прошептал он, – ладно, попомним! Придет черед и твой!

Опять наступила тишина. Шаги последних гостей исчезли вдали. На лужайке Настенька все прибрала и спрятала. Тумба ушел в хижинку. Вошла и Настенька. Все стихло.

– Еще полчаса, – прошептал Сенька, – пусть крепче уснут.

Федька продолжал носить хворост, сучья. Тишина ясного солнечного утра ничем не нарушалась, кроме веселого щебетания и чирикания пташек.

– Ну, пора, – произнес Сенька и пополз на лужайку. На корточках он подполз к хижине и, как собака, стал ее обнюхивать. Обитатели спали. Знаком он подозвал к себе Федьку и шепнул:

– Таскай скорее камни и хворост, я не могу сам…

Федька начал работу. Сенька сам раскладывал большие камни, заваливая входную дверь, острые камни он клал в виде подпор, наперекоски, под углом, а остальные наваливал сверху. Хворост охапками он накладывал кругом всей хижинки и на крышу. Работа шла быстро.

– Теперь хорошо, – произнес Сенька и пополз за кусты, на противоположную сторону лужайки.

– Федька, давай огня! – крикнул он. – И беги сюда, будем любоваться!

Молча домушник достал коробку спичек, зажег одну и подпалил хворост в нескольких местах. Огонь быстро вспыхнул. Федька залег в кустах рядом с Сенькой. Пламя обхватило сразу всю избушку. Внутри было тихо.

– Нескоро проснутся, – шепнул Федька.

– Еще проснутся ли! – злорадно произнес Сенька.

– Не тронуться ли нам в путь? – предложил Федька.

– Постой. Дай полюбоваться! Ага, смотри, проснулись, ломятся… Слышишь…

– Да, да.

– Шутишь! Не скоро, брат!

Вдруг дверь хижины вылетела, и из нее выскочил, с опаленными уже волосами, Тумба. За Тумбой выползала полубесчувственная Настенька с ребенком.

Молодецки, в несколько мгновений, Тумба разбросал хворост и потушил огонь. Затем он начал давать тревожные частые свистки и бросился искать по кустам.

– Сенька, погибли мы, – прошептал Федька. – Говорил, надо было бежать!

– Поздно теперь, молчи, авось не найдет!

– Как не найдет?! Смотри, их наберется сейчас много. Приготовь ножи, будем защищаться!