Виллем Шоу: туда, где заходит солнце

Виллем Шоу: туда, где заходит солнце
Николай Викторович Остренко (Nicolas Madeyra)

Вторая часть романа, продолжение спин-оффа "Виллем Шоу: бесчестье" в сеттинге "Хроники Темновековья". Глобальная техногенная катастрофа откатывает мир 21 века в век 19. На смену хайтек-технологиям и айти-ресурсам приходят вновь паровые машины. Главным ресурсом в мире является не нефть, а уголь, а мир западного полушария превращен в пустыню. И всё из-за личных амбиций главного антагониста серии романов «Хроники Темновековья» испанца по прозвищу Мадейра. Не менее значимые события истории происходят в это время в Англии. Неовикторианство в самом разгаре благодаря английскому сквайру премьер-министру Виллему Шоу. Его незаконно судят, лишают титулов и сажают в тюрьму, где обесчеловечивают. Затем волей обстоятельств он оказывается в охотничьих угодьях пригорода Гринвича, где выживает в борьбе с охотничьими машинами. Удастся ли главному герою вернуться домой, узнать всю правду, возвратить своё честное имя и отомстить врагам? Узнаете на страницах второй части романа.

Николай Остренко (Nicolas Madeyra)

Виллем Шоу: туда, где заходит солнце

Черный год

I

Темные времена настали задолго до того, как произошла глобальная катастрофы. Ядерный взрыв лишь довершил мечтания Мадейры о безлюдной Земле. В обществе накануне взрыва уже тлел кризис и Англия оставалась оплотом осколком постгуманизма 21 столетия. Как бы деспотично не выглядел мир накануне катастрофы, в сравнении с миром после нее тюрьма Реддинг со своими устоями выглядела на гуманистической уровне, в то время, когда страны евразийского континента были раздираемые междоусобицами и войнами между собой.

Не успел читатель передохнуть от того момента, когда бывшего лорда Шоу поместили в камеру к уголовникам, как мы спешим показать дальнейшую схватку узника Шоу в с тюремной системой Реддинга, охватившую весь Юго-Восточный округ Англии.

Узника жестоко истяжали свои же сокамерники не взирая на мольбы и просьбы прекратить издевательства.

Через неделю подобных пыток на теле пленника не было живого места. Все тело было как один сплошной синяк, а его психологическое состояние граничило с суицидом.

Чтобы не слышать всего происходящего в камерах надсмотрщики камер в служебных помещениях включали погромче музыку, а в свободное от работы время были самые не прочь развлечься с заключёнными издеваясь над слабыми узниками, в числе которых состоял бедняга Виллем.

Месяцами узника Шоу не выводили из камеры на обязательное часовую прогулку во внутреннем дворе колонии. Все прошлое этого человека казалось для него самого каким-то миражом, в памяти оставался какой-то глубокий отпечаток в оттенках лжи и предательства всех тех, кто окружали его последние годы на службе у Его Величества. Виллем сидел забившись в угол помещения всеми забытый как ненужная игрушка, местами он стыдился себя, в моменты когда его насиловал очередной сокамерник он пытался заставить себя что это все сон, не по-настоящему, а иногда пытался себя заставить думать, что все это ему нравится. В перерывах между истязаниями он старался понять что происходит, но из-за боли и гудения в голове от постоянных избиений ему стали мерещиться звуки, а иногда шум в ушах мешал слышать как ему что-то говорят.

***

В перерывах между издевками сокамерников Виллем словно живой мертвец опускался в подвалы Реддинга медные рудники, где в числе нескольких десятков таких же безучастных узников бил киркой о стены узкой шахты, которая местами отваливалась, так как была не везде оборудована подпорками.

Перебывая в шахте сквайру удалось познакомиться с одноглазым сгорбившемся узником средних лет, который не мог говорить, так как ему отрезали язык. Все его называли Ду, так как единственное, что он мог ответить на любое обращение к нему был звук похожий на это слово. Никто не знал да и не интересовался судьбой этого узника. Много кто говорил, что Ду сидел в этой тюрьме ещё при старой администрации, кто-то говорил, что он был одним из участников первого восстания, после которого установились новые правила тюрьмы с новыми хозяевами. Разумеется со временем интерес к немому горбуну утих по мере того, как глубоко и далеко стали отсылать самого седовласого узника. Шоу подружился с ним в конце первого месяца страданий и с тех пор старался держаться немого горбуна. Они поладили сразу, так как Ду нуждался в таком же молчаливом и работящем человеке, каким был сам. Так было до конца года пребывая в колонии лишения свободы до появления новой администрации тюрьмы Рединга.

Черный год II

Узник в лохмотьях сидел на кафельном полу в углу камеры. В самой темнице слышалось сопение, смех, иногда шутили невпопад или обсуждали кого лучше трахать: Виллема или того новенького насильника малолетних девочек, который был изолирован в одиночной камере в другом крыле тюрьмы. Узник №11 молчал и ничего не мог ответить. Он прислушивался с каждому шороху, в руках он потирал о штанину робы затертый до неузнаваемости кулон погибшей супруги, который Виллему удавалось умело прятать каждый раз перед очередной проверкой. Сквайр смотрел на кулон и боялся отрыть его створки, так как не мог более смотреть на её портрет, портрет той, любовь к которой загнала некому неизвестного лорда на уровень премьер-министра страны и смерть которой забрала у последнего вместе с честью и регалиями остаток фамильного имения. Он вспоминал её золотистые волосы развивающиеся на ветру, её нескромную походку походку и томный взгляд с пышной грудью наполненной похотью. Обо всём этом он вспоминал недолгими тихими ночами, когда всем надоедало занимать своё время издёвками над бывшим дворянином.

Лорд Шоу трясся от зимнего холода, в камерах не топили и укрыться ему было не чем, так как всё что было можно отобрали сокамерники во главе с Бэрри Диккенсом – смотрящим камеры, который в день прибытия Виллема озвучивал правила и которому была оказана честь первому изнасиловать бывшего сквайра для спасения кубрика. Шоу знал, что содеянное ними было в некотором роде актом гуманизма, ибо работать ему разрешили не на урановых, а на медных рудниках. Но, ему не хотелось до конца понять то, что он был лишен всего и утратил человеческий облик всего лишь за полгода.

В этот момент его схватили за руку и Шоу услышал скрипучий голос, который стал ему шептать на ухо.

– Всё ещё надеешься выжить, Шоу? А может и вернуться домой к ней?

Виллем ничего не ответил. Сквайр привык молчать в самых страшных случаях не обращая внимания на опасность любой степени.

– Я знаю, кто убил твою женушку. А ещё я знаю, кто трахал её тело до того, как перерезать ей горло. Помню, как она стонала и ей начинало это нравиться… Виллем-Виллем… Её убили по заказу. И тот, кто заказал её убить, заказал нам тебя прикончить. И я знаю, что тебе отсюда не уйти. Мы окружены сплошной глухой стеной в четыре метра. Это бордель, мальчик. А начальник здешней тюрьмы здесь главный сутенёр. И заказ был тебя опустить окончательно и сделать евнухом, если ты выживешь на протяжении года. Тик-так, мальчик… Твоё время истекает. Ты или умираешь добровольно, либо мы отрезаем твой вонючий член самой тупой и ржавой заточкой, которую мы здесь сможем найти. С другой стороны через полтора месяца начнутся бои без правил среди таких как ты. Если победишь – сохранишь единственное, что осталось у тебя от твоего достоинства.

***

Следующим утром в приёмную к Бэрри Дикенсу, пришло письмо из Лондона, на конверте был печать с изображением символв в виде фамильного герба Стюартов. При виде конверта с данным символом Диккенс тщательно осмотрел со всех сторон конверт прежде его не распечатывая. Видимо дело важное – подумалось начальнику тюрьмы, – в последний раз я получал похожий конверт год назад перед тем, как привезли этого… бывшего премьера… черт с ним, его наверное уже убили. Давно я не спускался в подземные корпуса. Не суть. – С этими словами Бэрри Диккенс достал канцелярский нож с кармана и вскрыв конверт достал сложенный вдвое рифленый лист бежевой бумаги с рукописным текстом: «Дорогой мистер Диккенс! Его Величество очень благодарен, что вверенное Вам учреждение принимает активное участие в защите Королевской семьи и всего Соединённого Королевства Англии и Ирландии, а также борьбе с врагами Англии, как внешними так и внутренними. Надеемся, что Вы в дальнейшем будете принимать столь активное участие и окажете ещё оду услугу Его Величеству, дав приют верному слуге короны доктору Гансу фон Борку. Заранее благодарю. Канцлер Его Величества Отто фон Клаузевиц»

Extra

– Мадейра, ты знаешь, что нужно смириться?

– Ребят! Выгружайте трупы!

– Где именно, босс?

– Ты, что ослеп Билли? Кругом пустыня! В пустыню и выбрасывай!

– Как скажете, босс.

– Что вы сказали про смирение, падре?

– Я сказал, что тебе нужно смириться, Мадейра, пока ты не зашёл слишком далеко.

– Как это смиряться, падре?! – человек с хищным оскалом вытащил револьвер и выстрелил в ногу собутыльнику, который в этот момент тащил труп по песку в сторону импровизированной могильной ямы, – как это смиряться, падре?! Может я оглох и вы мне что-нибудь объясните? – ковбой подошёл к священнику и стал напротив него с грозным взглядом.

– Нужно смиряться, сын мой… – повторил святой отец предыдущие слова с хладнокровным спокойствием.

Мадейра от услышанного покоробился и его правый глаз стал дёргаться.

– Дорогой падре, вы который год в моей компании проколесили весь Новый свет вдоль и поперек в компании меня и моих головорезов, а теперь спустя десять лет наших скитаний вы становитесь в позицию и говорите мне, что мне пора завязывать!

Падре ответил не отводя взгляд с тем же спокойствием: Ты заходишь слишком далеко и ходишь по очень тонкому льду, амиго. Ватикан ещё в самом начале не одобрял твои намерения.

– Святой отец, мы с вами знакомы не один десяток лет и вы мне не для того, чтобы быть моралистом! – возразил испанец, – если вы хотите мы вас модем остаться в компании рабов Божиих, представившихся вчера ночью. У меня свои планы и я ещё до конца их не завершил!

– И не успеешь. Грядет снова буря с востока. Спаситель больше тебе не поможет! Господь противится гордецам.

– Спасибо большое, святой отец, но ваш совет в данный момент мне менее интересен.

Черный всадник спешился со своей механической лошади и подойдя к телеге, в которой сидел монах схватив его за полы рясы, рывком выдернул из повозки священника, священник упал лицом на раскаленный песок, от чего получил ожог.

– Падре, я вас взял с собой не ради проповеди. Вы должны были отпевать умерших моего полка…

– Ты хотел сказать банды, Мадейра? – перебил монах всадника.

Мадейра вернулся к лошади и вновь её оседлал продолжая наблюдать за тем, как выгружают тела с повозки его подручные. Через десять минут могильная яма была до верху набита телами убитых.

– Ты прав, святой отец, я не исправим и смиряться уж точно не собираюсь. А твои испытания только начинаются. И да… Грядет буря… гмм… С востока разумеется. – Мадейра достал из кармана небольшой мешочек с монетами, который бросил к ногам священнослужителя. – Это мои тридцать сребреников и прощание с Ватиканом. Передайте, Папе, что я больше не прихожанин его церкви и с иезуитами я дела иметь тоже не желаю. А ты исполнишь свою работу до конца и молись своему богу, чтобы он не убил тебя в этой бескрайней пустыне. Адьос компадре!

Именем короля

Нет ничего в жизни лучше ощущения, когда тебе удалось выжить в ситуации, где твоя жизнь висела на волоске. Бывший премьер-министр Великобритании это чувство ощущал как никто другой. За годы гонений он был обучен всегда оставаться при здравом уме и держась на чеку быть готовым отразить любой удар нанесенный с любой стороны, независимо от источника опасности. Шоу было знакомо как никому-то самое чувство. Выживая в суровом мире вне мегаполиса, огражденного от внешнего мира рвами и метровыми крепостными стенами Виллем проживал каждый день как последний, всякий раз успокаивая себя разговорами с собакой и чтением Библии, которую ему удалось обнаружить в разрушенной часовне, что была возле топи. На протяжении восьми лет Шоу живя на болотах неоднократно натыкался на капканы (один раз это ему чуть ни стоило ноги), несколько раз его загоняли хантеры и это казалось безысходность, но в подобных случаях ему сказочно везло и отшельник Шоу благополучно возвращался в лачугу с награбленным добром в виде электроники и пойманной ранее ими дичи, пару раз Виллем попадался на патрули, что на воздушных шарах понесеольку раз в сутки совершали облёт территории и тогда беглец часами отсиживался под мостами в воде.

В этот раз для бывшего лорда было все не так уж и оптимистично: он валялся на полу гринвичской обсерватории и от последних сил стонал от боли, в глазах все помутнело и по всему телу ощущалась боль. Когда учёный немец со своими подручными благополучно удрали во всей обсерватории настала гробовая тишина, та самая тишина, в которой Виллем оказался, когда очутился в подвале этого здания. Ничто больше ему помочь и угасить ту боль, от которой страдал больной. Казалось смерть наконец-то решилась поцеловать мученика в лоб. Виллем вспоминал молитвы и слова из Библии, в основном Шоу цитировал строки апокалипсиса.

Через час из окна стали доноситься звуки выстрелов, схватки, топот топот копыт и ржание лошадей. Ещё через полчаса с нижнего этажа донёсся звук взрыва – это были взорвав динамитом массивные ворота центрального входа в условную крепость, за которым последовал бравый выкрик грубого мужского голоса «Именем Его Величества Короля кто бы здесь ни был сдавайтесь!»

Спасение или