Черно-белое. Или розовое на зеленом фоне

Война. Последний солдат

Старик сидел на скамейке, возле своего старенького домика. Вечерело. Приятно было так сидеть, смотреть на закат и курить свою растрескавшуюся и неоднократно им чиненую трубку. Солнце садилось медленно и долго, словно бы раздумывало: – «А может еще немного постоять тут, посветить или сразу на другую сторонку укатить». Так же, не торопясь, текли немудреные стариковские думки.

О чем он думал? О своем нелегком житье-бытье. О том, как проработал почти сорок пять лет, на родном машиностроительном. И как потом его оттуда спровадили на пенсию. Так это у них называлось: «пенсия». О том, как его дети выросли, а потом разъехались кто куда.

Старший, сейчас – капитан дальнего плавания. Тут старик горделиво расправил плечи, – «старшой-то мой молодец». Да и остальные дети не подкачали. Дочери: средняя и младшая, тоже хорошо устроились. Одна вышла замуж за сокурсника и уехала потом с ним в далекую Австралию. Звали к себе в гости и остаться просили. «Да какое там, остаться», – Старик так и не смог привыкнуть к другой стране и вернулся к себе на родину. А младшенькая родила троих детей, с мужем-балбесом развелась, занялась бизнесом. Такая важная стала, на какой-то громоздкой машине разъезжает. «Прям как танк, ну точно Т-34, а еще джип – „Хаммер“ называется, страшила этакая», – с неодобрением думал старик.

Вспоминал еще он и о своей жене, она умерла пять лет назад. О своей ненаглядной, он часто вспоминал. Первые годы без неё, без слез и не мог. Сейчас как-то пообвык. Но все равно скупая слеза нет-нет, да и пробьет себе дорожку на старческой щеке. Друзей почти не осталось, кто умер давно, кого нерадивые детки спровадили в дом престарелых. Старик был еще полон сил и крепок, как хорошо просмоленное бревно, и поэтому, напрочь отказался от дома престарелых. Жил сам по себе на отдаленном хуторке, регулярно получал пенсию, да и дети помогали. Раз в неделю заезжал в небольшой поселок за продуктами. Дома у него имелось: немудреное хозяйство, современный телевизор и спутниковая тарелка, подарок сына. Так, что все мировые новости мимо нашего старика не проходили. И в поселке, когда он заезжал за продуктами, он всегда был курсе всех мировых и политических новостей.

Об одном он не любил вспоминать точно, о войне. «Да ну её в пень, проклятую», – опять разволновался старик. Да и что вспоминать: как гибли люди под бомбами фашистов, как умирали молодые солдатики. В первые же часы и минуты сражений. Не любил вспоминать старый солдат то, как их еще совсем мальчишек, просто кинули закрывать собою прорыв танковых колон фрицев. И они встали против танков, против этих стальных монстров, с их «крупповской» броней, с их крупнокалиберными пушками, со своими «трехлинейками», с редкими противотанковыми ружьями, с самодельными гранатами по типу: «коктейль Молотова». Что самое странное, они смогли устоять и даже выстоять, но какой ценой. Из тех, кто встал на защиту Родины, в те первые часы и дни войны, практически не осталось никого. А наш герой, тогда еще безусый, но рослый мальчишка, прибавивший себе два года на призыве, с тяжелыми ранениями попал в госпиталь, а через полгода снова на передовую.

Все было, и слезы и радость и любовь. И друзья были, и враги. А потом пришла Победа, и огромное желание жить, любить, создать семью, работать, заиметь детей.

Первые года после войны, как-то просто все было. Надо было работать, откапывать, отстраивать, поднимать страну. Потом нашел свою единственную и ненаглядную, поженились, родились дети. Не сразу конечно, но постепенно, жизнь катилась своим чередом. Раз в году, на 9 мая, надевал свою старенькую гимнастерку с немногочисленными медалями и парочкой орденов, и шел на площадь на Парад.

Одно время общался с однополчанами и сослуживцами, даже в каких-то там обществах и заседаниях принимал участие, общественная жизнь обязывала.

А годы все шли. Собираясь на очередные «9 мая и парад» старик с болью замечал, что солдат «Той Войны», становилось все меньше и меньше, с каждым годом.

И наконец, после очередного Парада, он внезапно понял, что остался один. Один из тех, кто воевал и защищал свою страну. Один из тех, кто противостоял врагу в самом страшном сорок первом году. Один из тех, кто прошел все круги ада. Один из тех, кто был на здании Рейхстага в сорок пятом году. Он был «Последний солдат» той войны и так ему стало больно, как не было никогда…

Надо сказать, что о ветеранах Великой Отечественной Войны, за последние десять лет стали заботиться все кому не лень. Бизнесмены и государство, различные партии и общественные движения, стали так заботиться, ну так стали любить своих ветеранов, что старик просто уехав из города, не стал ни кому сообщать о своем местонахождении. Достали все, своей «заботой» и «любовью»…

Вот и сейчас, сидя на своей любимой скамеечке, Последний солдат той страшной войны, курил свою любимую трубку, смотрел на заходящее солнце и думал:

«Лишь бы не было войны…»

18-ти летние. Война. Послесловие

1941 год. Август. Где-то на передовой линии фронта.

Восемнадцатилетний Антон Свиридов, рядовой пятнадцатого стрелкового полка, лежал на позиции. В своей ячейке, отрытой по всем правилам военного искусства. Соединенной, в свою очередь, с окопом, объединяющем другие ячейки и штабной блиндаж. И все это, вырытое руками и саперными лопатками простых солдат, представляло собою рубеж советской обороны на Н-ском направлении. Только что закончился воздушный авианалет. После грохота разрывов авиационных бомб стояла нереальная тишина. Антон отряхнул землю с каски, поднял свою винтовку, подсумок с патронами. «Неужели еще жив?», – отряхиваясь и осматривая самого себя, не верилось солдату, – «Раз жив, значит, ещё повоюем».

Уцелевшие в авианалете солдаты, отряхивались и приводили себя в порядок. Раненым оказывали первую помощь, а тех, кому уже не могла помочь никакая медпомощь, уносили в тыл, в отдельный блиндаж для последующего захоронения. Офицеры и политруки, после недолгого совещания, быстренько побежали по своим подразделениям, проверять и готовить свой личный состав к грядущей атаке противника. Ведь даже самому молодому и необстрелянному солдату было известно, что после авианалета, фрицы обязательно попрут в атаку. Среди солдат послышался шумок и говор:

– Что братки, поели каши земляной?

– Да сладка землица.

– А щас фрица кушать будем,

– Ха —ха —ха,

Рядовой Свиридов, привел свое место в полный порядок. Поправил саперной лопаткой свой бруствер, еще раз почистил ветошью винтовку. Переложил обоймы с патронами и подсумок с гранатами.

В прицел винтовки он видел небо, землю и точно такую же грязь и глину. Та сторона ничем не отличалась от этой. По «тому небу» летали такие же вороны, как и здесь. Но там был враг, и он готов был все уничтожить и здесь, и там, и все вокруг. А этого допустить было просто нельзя. Как сказал политрук роты, час назад, перед авианалетом: «Братцы, а отступать-то нам нельзя. Позади Родина. Будем стоять насмерть». Правда сейчас сам политрук, с грудью пробитой осколком авиабомбы, был забинтован и унесен санитарами в тыл. А простой солдат Антон Свиридов, зарядив винтовку, приник к прицелу в ожидании атаки…

2010 год. Май. Обычный город в средней полосе.

Восемнадцатилетний Иван Приходько маялся бездельем. Со вчерашней пьянки болела голова и не было денег, чтобы опохмелиться.

«Да славно погудели», – в гудящей голове тупо ворочались мысли, – «Вот еще бы денег „надыбать“, где-нибудь. Совсем бы жизнь медом показалась». Дружки собутыльники, что – то вроде бы говорили насчет денег: «Мол, ветераны богатые стали, им по случаю шестидесяти пятилетия Победы стали премии выдавать, вроде. А тут как раз сосед старый. Да еще, вроде ветеран».

И сейчас отоспавшись до вечера, Иван, молодой и здоровый балбес, разрабатывал стратегический план по добыванию денег: «Сосед ветеран. Старый хрыч еле ползает. Медали, ордена какие-то есть. Если продать барыгам местным, то можно кое-что и заработать».

Побродив с гудящей головою по вечернему поселку, наш герой – «алконавт» смог немного опохмелиться у своих дружков. Головная боль прошла, мысли обрели четкость. Пройдя несколько раз возле домика старого человека, Приходько внимательно оглядел будущее место операции: «Так окошко приоткрыто, легче залезть будет. Собаки нет у старого. Сам один живет, спит крепко, они стариканы не живут уже, а только коптят жизнь». Криво усмехнувшись, Иван пошел восвояси…

Через двое суток. Строки из милицейского протокола:

«Задержанный, Иван Приходько, 1992 года рождения, показал, что ему нужны были деньги. С целью их получения, он, Приходько, ночью залез в дом к своему соседу, ветерану войны, старшине запаса, Свиридову Антону Ивановичу, 1923 года рождения. Там, в доме, Приходько похитил ордена и медали, принадлежащие ветерану. При этом Свиридов попытался помешать краже, за что и был избит Приходько. Избитого ветерана утром обнаружила социальный работник Петрова А. Н.. Которая и вызвала скорую помощь. Сам Приходько признался, что ордена и медали он продал в тот же день цыганам за 500 рублей. Потерпевший Свиридов А. И. находится в больнице в состоянии средней тяжести».

А по телевизору в этот день, все каналы транслировали празднование шестидесяти пятилетия, со дня Великой Победы!

Елена

Сентябрь 1943 года, Минск.

Елена шла по улицам родного города. Не доходя и квартала до резиденции, она стала свидетелем чудовищной сцены: «Нацисткой офицер, выйдя из дома, оказался недовольный тем, что маленький мальчик, встретившийся ему на пути, не снял перед ним шапку. Офицер одним ударом сбил мальчика, после чего наступил на одну ногу мальчика, схватился за другую и рванул со всей силы…»

Елена, зажмурившись, прошла мимо. Крики умирающего мальчика еще долго преследовали ее. Останавливаться было нельзя, бежать нельзя, нужно было просто идти на работу и выполнить свою цель.

У входа в резиденцию стоял Генрих. Изо всех немецких солдат, стоящих на посту при входе в резиденцию, Генрих как вариант был самым удачным. К приходящей прислуге он относился несколько благосклонно. Елену он даже и не обыскивал. Отделался лишь дежурным:

– Guten morgen.

– Guten tag, Genrich.

С замеревшим сердцем Елена вошла в дом, еще бы: содержимое сумки сегодня было такое, что не приведи господь! Под красивым платком и еще кое-какими вещичками лежала портативная мина компактного действия. Изготовленная по спецзаказу и привезенная из Москвы. Сброшенная с десантом в один из партизанских отрядов, действующих в ту пору в Белоруссии. И вот теперь, Елена придя на работу в дом гауляйтера (руководителя оккупационной администрации Генерального комиссариата Белоруссия в 1943 году) Вильгельма Кубе, переоделась в рабочее платье и спрятав под грудью мину, поверх платья надела фартук прислуги, не завязывая слишком туго поясок. Таким образом мина была совершенно не заметна…

В девять часов утра вся семья гауляйтера, его беременная жена Анита и три сына, проснулась. Сам Вильгельм обратил внимание на бледность прислуги:

– Dass es mit Ihnen vorkam?* – Елена сослалась на больной зуб, на что гуаляйтер ей порекомендовал немецкого врача в военном госпитале и пообещал дать рекомендацию к нему. После завтрака он уехал на службу, Жена и младший сын пошли по магазинам, а двое старших мальчиков были оправлены с сопровождением в школу. Выбрав момент во время уборки помещений, Елена зашла в спальню и положила мину под матрац гауляйтера. Поправив постель и присев на нее, дабы проверить, не чувствуется ли лежавший под матрацем предмет, Елена продолжила работу по дому.

Часовой механизм был настроен так, чтобы мина взорвалась в два часа ночи.

В семнадцать часов, выполнив всю работы по дому, Елена покинула резиденцию гауляйтера на Theatreschtrasse (бывш. ул. Энгельса). А еще чуть позже она вместе со своей коллегой и напарницей покинула город…

Пятидесяти шестилетний господин Вильгельм Рихард Пауль Кубе, видный член НСДАП, с 17 июля 1941 года по 23 сентября 1943 года, был генеральным комиссаром Белоруссии, – гауляйтером.

Приход Кубе на эту должность ознаменовался казнью 2278 заключенных Минского гетто – саботажников и активистов. Находясь в должности генерального комиссара, проводил жестокую оккупационную политику, сопровождавшуюся убийствами сотен тысяч мирных жителей. Один из непосредственных виновников уничтожения мирного населения в деревне Хатынь… За убийства и геноцид русских, евреев и белорусов гауляйтер был приговорен к смерти. За дело брались и НКВД и ГРУ и многочисленные партизанские отряды. Было совершенно множество попыток убрать его. Но все они проваливались. И вот, в результате многоходовой комбинации, разыгранной как по нотам, приговор был приведен в исполнение…

В ночь с 21 на 22 сентября 1943 года, чуть после двенадцати, гауляйтер вернулся домой и сразу лег спать. В ноль часов сорок минут мина взорвалась, Кубе разворотило всю грудь и оторвало левую руку. Лежащая рядом, на соседней кровати, жена Анита практически не пострадала. Сыновья гауляйтера спавшие в том момент в соседней комнате, также остались совершенно целыми…

Через пару дней после казни гауляйтера по городу прокатились облавы, хватали людей в домах и на улицах, мужчин женщин и детей. Было расстреляно в общей массе около двух тысяч человек…

Через пятьдесят лет после войны, к Елене Мазаник в гости напросился корреспондент одной западногерманской газеты. Он привез для Елены письмо от госпожи Аниты Кубе, вдовы гауляйтера.

Елена разорвала письмо на мелкие кусочки, не читая…