Разбирая завалы лжи. О некоторых легендах и мифах советского периода

В Петербурге узнали о продвижении эшелонов Иванова, и вечером к нему по поручению Государственной думы выехал полковник Доманевский, который сообщил Иванову, что «вооружённая борьба с восставшими только осложнит и ухудшит положение» и что легче восстановить порядок соглашением с Временным правительством.

Иванов направился во Александровский дворец, где супруга царя Александра Фёдоровна приняла его среди ночи. Именно там Иванов ознакомился с телеграммой Алексеева, в которой ему предлагалось «изменить тактику» ввиду предполагаемого восстановления порядка и законности в столице.

Несмотря на то, что текст телеграммы показался генералу Иванову несколько туманным, он решил придерживаться именно того способа действий, который предложил императору при получении от него назначения – не вводить войска в Петроград, пока обстановка не станет окончательно ясной. Решение это было логичным, но ничего не меняло, так как, повторю, реальной возможности добраться до Петрограда с войсками у него уже не было.

Тем временем в столице «Временный комитет» Госдумы и Исполком Петросовета начали обсуждать состав нового правительства. Они сошлись на том, что должно быть сформировано Временное правительство, которое объявит политическую амнистию, гарантирует населению основные свободы и начнёт подготовку к выборам в Учредительное собрание, которое определит политическое устройство новой России.

Ночью Петросовет без согласования с «Временным комитетом» Госдумы издал «Приказ №1», в котором подчинил себе все находящиеся в столице воинские части, и передал руководство в них солдатским комитетам, лишив офицеров власти.

Из-за этого в городе возникло двоевластие: де-юре власть была у «Временного комитета» Госдумы, де факто право принимать решения присвоил себе Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов.

2 (15) марта 1917 года

Ночью генерал Иванов со своим эшелоном направился на станцию Александровская, где находился выделенный в его распоряжение Тарутинский полк. Доехать он смог лишь до станции Сусанино, где его эшелон загнали в тупик, а ему вручили телеграмму от комиссара Временного комитета Государственной думы А. А. Бубликова, действовавшего по согласованию с Родзянко:

«По поручению Временного комитета Государственной думы предупреждаю вас, что вы навлекаете на себя этим тяжелую ответственность. Советую вам не двигаться из Вырицы, ибо, по имеющимся у меня сведениям, народными войсками ваш полк будет обстрелян артиллерийским огнём».

Далее Иванову было объявлено, что его действия могут помешать императору вернуться в Царское Село: «Ваше настойчивое желание ехать дальше ставит непреодолимое препятствие для выполнения желания его величества немедленно следовать Царское Село. Убедительнейше прошу остаться Сусанино или вернуться Вырицу».

Генерал Иванов решил не предпринимать активных действий, видимо, прекрасно понимая, что они уже к успеху не приведут.

Позже в Сусанино ему была доставлена депеша от Николая II, отменявшая предыдущие указания о движении на Петроград: «Царское Село. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай. 2 марта 1917 г. 0 часов 20 минут».

По результатам переговоров императора с генералом Рузским, все войска, выделенные ранее в распоряжение генерала Иванова, останавливались и возвращались обратно на фронт.

Генерал Рузский после трудного разговора с Николаем II связался с Родзянко и сообщил, что Государь Император согласен на создание «ответственного правительства». Однако Родзянко ответил, что сейчас уже одной этой меры недостаточно, и что «династический вопрос поставлен ребром».

Видимо, именно в этом разговоре Родзянко сообщил Рузскому, что в Псков выезжают представители Государственной думы А. И. Гучков и В. В. Шульгин.

Об этих переговорах был проинформирован генерал Алексеев, который разослал телеграммы командующим фронтами, попросив их высказать своё мнение.

Сейчас некоторые источники пытаются нас уверить, что существовал некий «заговор» против Николая II, что генералы и думцы действовали совместно, что существовали какие-то планы, петиции, и т. п., что генерал Алексеев, стакнувшись с Родзянко, собирал подписи, – нет, это всё фантазии. Тот, кто это утверждает, либо не владеет информацией (что, впрочем, странно, так как любой, кто знает русские буковки, легко может найти все нужные сведения на сей счёт в открытой печати), либо, скорее всего, пытается представить ситуацию хаоса, возникшего в стране, следствием некого мифического «заговора» – немцев, евреев, масонов, большевиков, меньшевиков, марсиан, ещё кого-нибудь…

Нет, это клевета на боевых русских генералов. Михаил Васильевич Алексеев, генерал-адъютант, полководец в Первую мировую войну, в годы Гражданской войны один из вождей Белого движения, оставаясь верным присяге, данной Николаю II, до последнего пытался предотвратить надвигающуюся катастрофу. Так же, как и председатель Государственной Думы Родзянко.

И если это не удалось, то вина в этом, и во всех последующих событиях, лежит не на них, и даже не на социалистах, устроивших бузу, а только на Николае II, который сначала дурным управлением довёл страну до бунта, потом, когда бунт только начинался, вместо того, чтобы успокоить людей, покинул столицу со Свитой и верными ему частями Конвойных войск, прекрасно понимая, что там нет надёжных, верных ему и правительству, воинских частей, затем приказал применять силу, стрелять в протестующий народ, затем отказался последовать настоятельным советам и просьбам распустить скомпрометировавшее себя правительство и назначить «ответственное министерство», не желая, чтобы его самодержавная власть была бы ограничена парламентом.

Существует версия, основанная на непонятно чьих воспоминаниях, – мол, генерал Алексеев впоследствии жалел о том, что не применил силу, не зная, какими бедами для страны и народа всё закончится. Но хронология свидетельствует, что сначала ситуацию можно было взять под контроль и без применения силы, – увы, вместо этого её-то как раз и начали применять, причём весьма неловко, что привело к лавинообразному развитию событий: армия стала отказываться стрелять в народ. Сначала солдаты, потом казаки, потом офицеры.

А 2 (15) марта уже полыхало так, что любые попытки подавить восстание силой привели бы лишь к тому, что всё новые и новые воинские части стали бы отказываться подчиняться приказам, и переходили бы на сторону восставшего народа. Это не понимают некоторые сегодняшние историки, но очень хорошо понимали генерал Алексеев и командующие фронтами – боевые генералы Русской императорской армии, до последнего остававшиеся верными данной ими присяге.

Именно поэтому все они, без исключения, в том числе дядя Николая II великий князь Николай Николаевич, бывший в течение первого года войны Верховным главнокомандующим, а в описываемое время – командующим Кавказским фронтом, направили Николаю II (некоторые, в соответствии с правилами этикета, – на имя генералов Алексеева и Рузского, с пометкой «Для доклада Государю Императору») телеграммы, прося об отречении. Точнее, все, кроме генерала Рузского, который не стал посылать телеграммы, так как Николай II находился в его штабе, а высказался за отречение устно.

И во всех телеграммах говорилось о том, что «…На армию в настоящем ее составе при подавлении внутренних беспорядков рассчитывать нельзя». Это цитата из телеграммы командующего Западным фронтом генерал-адъютанта Эверта, но о том же самом писали, прибегая к разным формулировкам, все командующие, докладывавшие Николаю II о реальном положении дел.

Думается, что в наше время тратить деньги на съёмку якобы «документальных» фильмов, внушающих доверчивым согражданам, плохо знающим историю своей страны, что генералы «нарушили присягу» и «предали» доброго царя-батюшку, – глупо и безнравственно. Это клевета на покойных русских генералов, которые уже не могут защитить свою честь.

В «Википедии» есть информация о том, что графиня М. Э. Клейнмихель, ссылаясь на воспоминания барона Фредерикса (своими глазами не видела!), рассказывала о странном эпизоде: якобы главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Рузский «…грубым насилием принудил колеблющегося царя подписать заготовленное отречение от престола. Рузский держал Николая II за руку, другой рукой прижав к столу перед ним заготовленный манифест об отречении и грубо повторял: "Подпишите, подпишите же. Разве Вы не видите, что Вам ничего другого не остаётся. Если Вы не подпишете – я не отвечаю за Вашу жизнь". Николай II во время этой сцены смущённо и подавленно смотрел вокруг»).

Достоверность этой сцены представляется сомнительной. Хронология событий, изложенная ниже, свидетельствует, что никакого «заготовленного отречения» не существовало. После получения телеграмм командующих фронтами Николай II принял решение об отречении, но пока ещё даже не знал, в чью пользу отречься, консультировался со Свитой, обдумывал; затем кто-то должен был подготовить Акт об отречении и некоторые другие документы, которые он захотел подписать, – обо этом я ещё расскажу, – и всё это время генерал Рузский держал его за руку?

Также существуют не менее странные воспоминания врача В. Н. Деревенко, о том, что Николай II, находясь в ссылке, якобы сказал: «Бог не оставляет меня, Он даёт мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя ещё в одном: генерал-адъютанта Рузского я простить не могу!»

Однако если это не выдумка, то тогда – за что же именно Николай II не мог простить Рузского? За насилие над ним? Но никто из очевидцев, находившихся в тот день в Ставке Северного фронта, в том числе оставившие воспоминания генералы и полковники Свиты, ни о каком насилии не рассказывали, а будь оно – пресекли бы немедленно. В Свите были чины и постарше Рузского. И в большом количестве верные Государю Императору генералы и полковники, каждый из которых почёл бы за честь оказать Николаю II услугу – оградить Государя Императора от любого, кто попытался бы применить к нему насилие (и, разумеется, быть за это щедро вознаграждённым).

Может быть, Николай II обижался за что-то другое? Например, за то, что генерал Рузский посоветовал вернуть на фронт войска, выделенные в распоряжение генерала Иванова? Но они частично были уже разоружены в Луге, а оставшиеся с оружием – явно уже не стали бы выполнять приказы по подавлению народного восстания.

Может быть, за высказанное устно мнение, аналогичное мнению в присланных телеграммах? Других командующих фронтами он простить смог, а Рузского – нет? Вряд ли.

Может быть, за то, что не двинул на Петроград подчинённые ему части Северного фронта и не потопил революцию в крови? Но на Северном фронте, так же, как и на всех других фронтах, «верных частей» уже не существовало, об этом можно судить хотя бы по вышеупомянутому эпизоду, произошедшему днём ранее, 1 (14) марта, когда в Луге были разоружены и отправлены обратно войска, следующие к генералу Иванову.

Если у Николая II и была обида на Рузского, то о её причинах мы, к сожалению, теперь уже не узнаем. Но, скорее всего, это выдумка.

Генерал-адъютант Николай Владимирович Рузский был арестован «красными» в городе Ессентуки 11 сентября 1918 года. Отказался возглавить части Красной армии, ссылаясь на неприятие войны «русских с русскими». По данным белогвардейской комиссии по расследованию преступлений большевиков, 2 ноября 1918 года был выведен на Пятигорское кладбище в составе группы заложников (то есть лично ему никаких обвинений не предъявляли!) и убит кинжалом чекистом Г. А. Атарбековым. Генерал, согласно показанию свидетеля, скончался после пяти нанесенных ему ударов, не издав при этом ни единого стона.

Но пока ещё речь идёт о событиях 2 (15) марта 1917 года.

Телеграммы командующих Николай II получил к 14–30. В 15–05 он принял решение об отречении. Члены свиты спросили его, что он собирается делать после отречения. Император ответил, что уедет за границу и будет жить там до окончания военных действий, а потом возвратится в Россию, поселится в Крыму (ему принадлежал дворец в Ливадии) и полностью посвятит себя воспитанию сына.

Члены свиты высказали сомнение, что ему это позволят, на что Николай II сказал, что родителям нигде не запрещают заботиться о своих детях.

Однако из-за появившихся сомнений он решил обратиться к своему личному врачу, С. П. Фёдорову (с Рузским, державшим его за руку?), по поводу здоровья царевича, попросил его искренне ответить, возможно ли его полное излечение. Получив ответ, что «чудес в природе не бывает», и что в случае отречения наследнику, скорее всего, придётся жить в семье регента, Николай II принял решение отречься сразу и за своего сына, чтобы оставить его при себе.

Только после этого, надо понимать, и началась подготовка необходимых документов.

Вечером на имя генералов Алексеева и Рузского пришла телеграмма от командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина, для доклада Николаю II. Генерал Алексеев не посылал телеграмм командующим флотами, однако Непенин по собственной инициативе присоединился к тем, кто просил Николая II об отречении (за что сейчас их пытаются представить «заговорщиками»):

«С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю ещё надежды его удержать. Всеподданнейше присоединяюсь к ходатайствам Вел. Кн. Николая Николаевича и главнокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, формулированного председателем Гос. думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечёт за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей родины. 21 ч. 40 м. 2 марта. Вице-адмирал Непенин». Вот это и есть – «заговор» против Николая II?! Очень жаль, что политиканствующие «историки» порочат честь боевых генералов и адмиралов – командующих Русской императорской армии и флота.

К слову, Адриан Иванович Непенин в русско-японскую войну, при обороне Порт-Артура, командуя миноносцем «Сторожевой», во время торпедной атаки японцев на флагманский броненосец «Севастополь», потерявший ход, подставил борт своего корабля под торпеду и спас флагмана. За этот подвиг он получил орден Святого Георгия. 4 (13) марта 1917 года адмирал Непенин будет убит выстрелом в спину в толпе. В тот день от рук матросов, подстрекаемых смутьянами (спасибо Петросовету с его Приказом №1), погибнут 95 офицеров Балтийского флота, ещё 4 покончат с собой, а 11 пропадут без вести. Но это будет через полтора дня.

К вечеру 2 (15) марта Временным комитетом Государственной думы был объявлен состав Совета министров Временного правительства. Его возглавил председатель Земского союза и Союза городов князь Г. Е. Львов.

В 21–45 в Псков из Петербурга прибыли представители Государственной думы А. И. Гучков и В. В. Шульгин. По воспоминанию очевидца, к ним присоединился депутат Госдумы И. А. Лебедев, приехавший из Луги, куда он прибыл утром, чтобы обеспечить путь следования Государя Императора в Царское Село. Буквально перед прибытием депутатов Думы генерал Рузский получил информацию, что к царским поездам движутся грузовики с вооружёнными революционными солдатами.

По свидетельству полковника А. А. Мордвинова, находившегося в царской свите, Шульгин сообщил ему о сильных трениях Госдумы с Петросоветом: «В Петрограде творится что-то невообразимое, мы находимся всецело в их руках, и нас, наверно, арестуют, когда мы вернёмся».

А. И. Гучков (ныне облыжно обвиняемый в том, что он, якобы, также участвовал в «заговоре» против Государя Императора) в беседе с Николаем II сказал, что они приехали доложить о происходящем в Петрограде, и обсудить меры, необходимые, чтобы спасти положение. Он сообщил, что народное движение превратилось в анархию, высокопоставленные государственные чиновники «стушевались», а «Временный комитет» Госдумы находится во власти Петросовета, и существует опасность распространения беспорядков на войска, находящиеся на фронте. Единственная мера, которая может спасти положение, – это отречение в пользу малолетнего наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила, который составит новое правительство. Только так можно спасти Россию, династию и монархическое начало.

Выслушав Гучкова, царь (с держащим его за руку, вот уже семь часов подряд, Рузским?) – произнёс фразу, которая, по словам историка русского зарубежья Г. М. Каткова, произвела эффект «разорвавшейся бомбы»: он сказал, что ещё днем принял решение отречься в пользу сына, но теперь, сознавая, что не может согласиться на разлуку с сыном, он отречётся и за себя, и за сына (что, как показывают последующие события, было большой ошибкой).

Гучков сказал, что они должны уважать отцовские чувства царя и принять его решение. Представители Думы предложили проект акта об отречении, который они привезли с собой. Император, однако, сказал, что у него есть его собственная редакция, и показал текст, который по его указанию был составлен в Ставке. Он уже внёс в него изменения относительно преемника; фраза о присяге нового императора была тут же согласована и тоже внесена в текст.

В 23–40 Государь Император Николай II официально передал Гучкову и Шульгину Акт об отречении от Престола Государства Российского, и тем самым сложил с Себя Верховную власть. (Итого Рузский продержал его за руку девять часов? Смешно).

Вместе с Актом был передан также ряд других подписанных документов: указ Сенату об увольнении в отставку прежнего состава Совета министров и о назначении князя Г. Е. Львова председателем Совета министров, а также приказ по Армии и Флоту о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим.

Официально указывалось, что отречение имело место в 15–05, то есть именно в тот момент, когда Николаем II фактически принято было решение о нём, – чтобы не создалось впечатление, что отречение произошло под давлением делегатов Думы; время указов о назначении было проставлено как 14-00, чтобы они имели видимость законной силы, как сделанные законным императором до момента отречения, для соблюдения принципа преемственности власти.