Декалов

Исключенные отправились на полати.

Минут через десять пришел Пречистенский с розовыми щеками от мороза; он сел за стол и принялся списывать лекции профессора под заглавием: «Убеждения оратора на сердце». Вокруг него учили уроки мальчики, зажав свои уши.

Декалов сидел без книги и посматривал на товарища, Орлова, который, облокотившись на греческую грамматику, ел лепешку; он ждал, пока Орлов наестся, вытвердит урок и позволит ему поучиться по его грамматике: но Орлов, поглядывая по сторонам, внутренно радовался, что Декалова завтра ожидает гибкая лоза…

– Пречистенский! – крикнул с лежанки философ, – нет ли у тебя до завтра гривенника?

– Право, Егор Антоныч, нету: нынче отцу послал письмо…

– Орлов! – говорил Декалов, – одолжи хоть катехизиса…

Орлов помолчал и сказал:

– Я его в сундук запер…

На полатях исключенные пели: «Како не дивимся…»

Философ сошел с своего ложа, сел на скамью у стола и мрачно спросил мальчиков:

– Приготовили уроки?

– Нет, Егор Антоныч.

– Что же вы делали, пришедши из училища? Декалов! читай из катихизиса…

Декалов вышел из-за стола, стал среди комнаты (как этого требовала субординация) и в замешательстве перебирал ключи, висевшие у него под жилеткой, и ничего не отвечал.

– Эй, вы! приготовьте лозу! – крикнул философ ученикам.

– Егор Антоныч, у меня книг нету, – сказал Декалов.

– Кто ж тебе будет покупать книги? я, что ль? Эй! что же вы не несете?

– Лозы нету, Егор Антоныч, – крикнул один мальчик, вылезая из-под печки, – кто-то унес…

Философ подошел к полатям и спросил:

– Ильинский! пойдем, брат, в сад, нарежем березовых сучьев…

– Пойдемте…

Исключенный Ильинский оделся в худую свитку и отправился с философом в сад.

На улице была сильная метель; в саду с писком вертелся флюгер на бане… Философ стоял по колени в снегу перед березой, на которой сидел исключенный, и сбирал прутья.

– Ильинский, как бы добыть денег?

– Завалить надо что-нибудь, – отвечал Ильинский.

– Да уж я назначаю свой тулуп.

– Так надо идти к Аленке: она даст рубля два.

– Хоть бы рубль дала!

– Даст больше… Ведь у вашего тулупа овчины молодые…

– Только ты уж сам Аленке напиши расписку, а я постою на улице; мне не хочется срамиться…

Вскоре Ильинский и Семенов пришли в кухню, положили сучья в печку для распаривания и, завязав тулуп в узел, ушли к Аленке.

Мальчики поужинали с Пречистенским и легли спать.

Часов в одиннадцать пришел старшой, а с ним философы Детищев и Семенов, держа на цепи овчарную собаку. Исключенные проснулись оба и слезли с полатей.

– Где, где это вы добыли собаку?

– На улице поймали.

– А ведь она не простой породы… А знаете ли что? ее можно заложить…

– Да я нарочно поймал ее, чтобы поправить свои обстоятельства, – сказал Детищев.

– Ее фельдфебель Тесаков примет…

Семинаристы с час толковали про собаку, как старшой проигрался в трактире и пр., наконец, улегшись в постели, завели такой разговор:

– А что, господа? говорят, купец Окороков, что зарезался, ходит ночью по домам…

– Я тоже слышал… Говорят, его видели третьего дня на Волковой улице… Родным своим не дает покоя: каждую ночь гром, шум…

Старшой поправил свою подушку и проговорил: – Все глупости… *

– Что, Петр Петрович, вы не верите? – спросили все в один голос и притихли, ожидая решения старшого, как богослова, знающего все.

– Не верю. Все молчали.

– Но ведь, – начал Детищев, – в священном писании говорится, что тени умерших могут являться… Там аэндорская волшебница вызвала тень Самуила.

– Вопрос сомнительный… – произнес старшой. В это время какой-то из спавших мальчиков крикнул на всю комнату… Свечка погасла.

V

НОЧЬ

Декалову снилось, будто он никогда и не был в училище, а живет в своем родном Кочергине.

Весна. Он с парнями в ночном, на поповском лугу…