Декалов

Дьякон в своем доме стоял перед закуской и, держа в руках ножку жареного гуся, говорил:

– На барскую закуску надеяться нечего… вилочкой там немного сделаешь…

– Поешь себе хорошенько, – говорила дьяконица, ставя на стол новое блюдо.

– Отец дьякон! – закричал

входивший дьячок, – что же вы мешкаете? батюшка сердится…

– Я готов, у меня лошадь давно запряжена. Ступай, беги за другим священником да за дьячками…

Причт явился в доме помещика и шепотом начал спрашивать лакея:

– Дома господа?

– У себя…

– Что, мы не опоздали?

– Нет; барыня только встала.

Вскоре по коридору застучали сапоги, и в отдаленной зале раздалось пение.

Священник и дьякон приглашены были хозяином в столовую, а дьячки отправились в лакейскую.

– Что, холодно на дворе? – спрашивал помещик.

– Очень холодно…

– А я сегодня и в обедне не был.

– Прошу покорно… Закусите… – сказала помещица. В передней шел разговор между дьячками и лакеем.

– Это ваш сынок-то?

– Мой… из третьего класса… Что это вы подвязали щеку?

– Да зубы-с… – отвечал лакей, – ночей не сплю.

– Позвольте спросить, какие это ложки: неужели серебряные?

– Серебряные! да вот извольте – проба. У них корец и то серебряный… Вот не знаю, чем зуб лечить…

Лакей начал губами раздувать кофейник на окне.

– Кому это вы? – спросили дьячки.

– Барчуку-с…

Наконец, вышел священник с дьяконом, и в одну минуту весь причт был на улице близ лошадей, которым подвязывались поводья и чересседельники…

– Ну, что? о чем барин говорил? – спрашивали дьячки, – сколько дал?

Все сплотнились в кучу…

Между тем в отсутствие мужей поповны зазвали к себе в гости лакеев, земских, приказчиков с женами и дочерьми. На столах стояли лакомства; вокруг гостей ходил поднос с рюмками. Молодые люди играли в карты и фанты. В комнатах сильно пахло скоромным; многие жаловались на головную боль, спрашивая друг друга: «Не угорели ли вы?» Лакеи, срывая с леденцов билетики, дарили их девкам, если надпись была вроде следующей: «Коль я тебе не мил, что я тебя, тиранку, полюбил». Девки в свою очередь дарили билетики лакеям.

В углу кто-то играл на гармонике, а хозяйка просила убедительно:

– Спойте, девушки, что-нибудь…

Раздавалось: «Вечор поздно из лесочку…»

В доме Декалова не было гостей. Дьячиха и ее мать спали на постелях в праздничных платьях; на хорах тоже спала какая-то крестьянская старушка, которая в доме дьячка и разговелась. В избу светило солнце… по полу бродили голуби; галка, раскачиваясь на шесту, висевшем над печкой, вслушивалась, как ее подруги покрикивали на улице. Вытянув шею, она вскрикнула и потом съежилась, намереваясь вздремнуть; кто-то проснулся и зевнул…

В сумерках дьячок Декалов подъезжал с сыном к дому одного приказчика. Неверными шагами подходя к крыльцу, дьячок говорил:

– Наше дело такое: мужик горбом, а дьячок горлом…

Отец с сыном вошли в сени, в которых на полу кипело несколько самоваров. В горнице приказчика играли на гармониках и балалайках и шла такая пляска, что дрожал весь дом.

Дьячок приладился ухом к двери и, иронически прищурив один глаз, проговорил:

– Пир Валтасара![2 - Пир Валтасара – по библейской легенде, во время пира у халдейского царя Валтасара таинственная рука начертала на стене письмена, предвещавшие ему гибель. В ту же ночь Валтасар был убит.] да нам что же?.. Мы яко служители церкви…

Часов в десять ночи падал небольшой снег. Дьячок с сыном ехали по полю; между ними на возу лежал мешок с христославными курами, которые при каждом ухабе вскрикивали и утаскивали мешок на край саней.

– Ну! наши приехали! – сказала пономариха, услыхав под окном скрип саней, и понесла в сени ночник.

– Здравствуй, жена, – слышался хриплый голос пономаря, – вот это тебе пироги…

– Ваня, беги скорей в избу… несите сюда мешки…

Декалов вошел в избу весь в снегу; мать принялась распоясывать его, причем на пол упал мешок с деньгами. Старуха пускала под печку кур и говорила:

– Первой… другой… а это кочет… вот и утка…

– Здравствуй, жена, – сказал явившийся пономарь. – Эко нахрюкался!

– Первое, – продолжал хозяин, растопырив руки, – Агафья Ермолаевна тебе кланяется и пеняет, что ты ее не проведаешь…

– И! городит!.. она, чай, знает, когда мне проведовать?..

– А кум прислал тебе заочно утку и обещался заехать… Были у помещика Егора Ивановича… он дал Ване гривенник… Что ж нам?..

Через час пономарь лежал в углу на полу и говорил: «Дети мои! отец ваш много испытал!» Декалов спал на печи.

Огонь давно потух; в трубе гудел ветер; под печкой иногда, ссорясь с курами, ворковали голуби. В полночь хата выстыла до того, что протрезвившийся пономарь собрал с полу свои пожитки и отправился на печку. В избе прокричал один петух, за ним другой… с надворья заголосил третий… ветер жалобно выл под окном и посвистывал в плетневых сенях… от бури хата часто вздрагивала… Закричали «вторые петухи»; Декалов проснулся и начал ощупывать печку; он осторожно спустился на пол.