БОЖЕНЬКА для советского народа. Житие Владимира Ульянова-Ленина, том 1

Владимир Ульянов был заблаговременно проинформирован Петром о прибытии арестантов и встретил этап на вокзале. Он даже смог обстоятельно побеседовать с Николаем Федосеевым, который выполнял роль носильщика имущества других арестантов, и они встретились на перроне. От своей тысячной «заначки», Владимир Ульянов не помог Федосееву и рублём, хотя было видно, что Николай Евграфович находится в крайней нужде и сильно истощён. После прибытия в Красноярск, конвоируемых разделили на команды по месту ссылки. Николая Федосеева отправили в Восточную Сибирь, в самое суровое место, Верхоленск, где он вскоре покончил жизнь самоубийством, не выдержав суровых условий жизни и полного безденежья.

Что касается Владимира Ульянова, то 17 апреля он узнал, что его отправят в Минусинск пароходом, а пароходы по Енисею еще не ходили. Оба города, Красноярск и Минусинск, стояли на Енисее. Прошла еще неделя, и он уже точно узнал, где ему предстояло провести оставшееся время ссылки. Примерно в пятидесяти километрах южнее Минусинска находилось село Шушенское, туда-то и должны были его доставить. Места к югу от Минусинска славились как «Сибирская Италия». Ни один из ссыльных «революционеров», арестованных одновременно с ним, не был туда направлен. Мартова и Ванеева сопроводили жандармы в Туруханск, на север, Старков, Кржижановский и Лепешинский остались в Минусинске. Дело в том, что во всех бумагах и ходатайствах, направляемых в высшие инстанции его матерью, говорилось, что ее несчастный сын страдает от туберкулеза и ему предписан умеренный климат. Пётр Красиков помог Владимиру Ульянову подать прошение на имя губернатора «о прохождении медицинского обследования, в связи со слабым здоровьем». Медицинская комиссия, к членам которой у Петра был «подход», в лице Владимира Крутовского, который работал в Красноярске в комиссии по медицинскому освидетельствованию политических ссыльных, а у Владимира Ульянова была приготовлена «денежная заначка» в 1000 рублей. Медицинская комиссия, «нашла» туберкулезный процесс в легких Владимира Ульянова и сочла необходимым назначить местом ссылки южную часть губернии, Минусинский уезд. Она рекомендовала для Владимира Ульянова, по состоянию его здоровья, местом ссылки село Шушенское.

Село стояло не на самом Енисее, а на берегу одного из его притоков, реке Шуше, в степной долине. Километрах в двух от села начиналась тайга, а на горизонте светились ледники Саянских гор. Это были благодатные места для охоты и рыболовства. По берегам реки и в сосняке было полно дичи, а в тайге кто только не водился, медведи, олени, дикие козы, белки, соболь.

Больше всего Владимира Ульянова радовало то обстоятельство, что, живя в Шушенском, он будет почти один, никто не будет мешать ему работать с литературой и писать свои труды.

12 мая 1897 года, его затянувшееся в Красноярске ожидание закончилось. В комнаты, которые он занимал, явились два жандарма и приказали ему проследовать за ними, на пароход. Провожал его Пётр Красиков, который служил в пароходстве, он и перетаскивал имущество «ссыльного» на пароход, а имущества было немало, особенно книг и чемодан с бельём и одеждой.

Вместе с Владимиром Ульяновым на пароход погрузились, Кржижановский, Лепешинский и Василий Старков с невестой, пароход из Красноярска отправился в Минусинск. В Минусинске каждый отправился к месту своей ссылки, Владимир Ульянов в село Шушенское, а Старков и Кржижановский, в село Тесь, Лепешинский остался в Минусинске.

Судно было тихоходное, оно часто и надолго причаливало к берегу, забирали и высаживали пассажиров и ссыльных, поэтому пароход почти на неделю опоздал с прибытием в Минусинск, а затем в сопровождении жандармов Владимир Ульянов трясся в экипаже до Шушенского, где был сдан местному приставу, который был одним из родственников жены Петра Красикова. Отдельно на телеге привезли в Шушенское его багаж ссыльнопоселенца.

Вскоре Ульянов, в одном из своих писем, сообщает матери, «назначением своим я очень доволен, ибо Минусинск и его округ лучшие в этой местности и по превосходному климату, и по дешевизне жизни. Я назначен в село Шушенское. В селе есть волостное правление, почта ходит правильно, два раза в неделю».

От Москвы до Шушенского почта «шла» 11 суток. За постой ссыльный должен был платить хозяину 4 рубля, корова в Сибири тогда стоила 2 рубля. Ссыльному поселенцу, казна платила содержание от 8 до 9 рублей в месяц.

Отдаленность от города дарила еще одно преимущество, все было страшно дешево. Здесь можно было прожить на восемь-девять рублей в месяц, что соответствовало сумме денежного содержания, установленного для «осужденного» приговором.

Квартиранту выделили комнату в 14 квадратных метров, в которой поставили стол, несколько стульев, деревянную кровать, а потом навесили полки для книг, книг было привезено более 100 единиц.

За ссыльным сразу же был установлен гласный полицейский надзор, и урядник дважды в день, утром и вечером, приходил проверять его. Без разрешения этого надзирателя, Владимир Ульянов не имел права покидать село. Надзор осуществлял бывший фельдфебель Заусайлов, в обязанности которого входило также проверять корреспонденцию ссыльного. Фельдфебель Заусайлов вскоре перепоручил надзор за ссыльным хозяину квартиры, с которым Владимир Ульянов «подружился», а с проверкой корреспонденции Ульянова так же справиться в последствии Заусайлов не смог, из-за её большого объёма и невозможности прочитать написанное поднадзорным.

Хозяин его квартиры, Аполлон Зырянов, был местный богатей и держал кабак, следить за постояльцем ему было некогда, да и сам он был любитель выпить, и со временем он перестал придерживаться строгостей по отношению к жильцу. Стал отпускать Ульянова на охоту с местным жителем, «Сосипатычем», как прозвали его местные, а правильно, Иваном Осиповичем Ермолаевым. В округе была «богатая» охота, много дичи, дикие козы, а в горах и в тайге, белки, соболи, медведи, олени, но Ульянов предпочитал охотиться за зайцами.

Владимир Ульянов, с местным жителем Мартьяновым, ходил в турпоходы в Саяны, поднимались они на вершину горы малый Борус, высотой 2200 метров. А это не один и не два дня пути, в тяжёлых условиях высокогорья.

Прошло лето и зимой Шушенское утонуло в снегах, вся жизнь в селе замирала. Владимир Ульянов официально и не официально, частенько покидал Шушенское и пребывал в Минусинске, где по рекомендации Петра Красикова познакомился с Семёном Райчиным, типографским наборщиком, сосланным в Сибирь за «соучастие в антиправительственной деятельности» с группой Плеханова. Ульянов старался установить сотрудничество с Плехановым и другими основателями группы «Освобождение труда». Особенно он старался бывать в Минусинске, когда туда иногда съезжались сосланные «политические», отбывавшие ссылку в близлежащих от Минусинска селах. На каждую поездку требовалось разрешение минусинского исправника, а он не всегда его давал, и Владимир Ульянов, нарушая правила, но отпросившись у хозяина, уезжал в город. За одну такую отлучку, без разрешения полицейского начальства, ему было сделано строгое внушение.

Одновременно с Владимиром Ульяновым в Шушенском отбывали ссылку, социал-демократ из Польши Ян Проминский, сосланный в 1895 году. По профессии он был шляпный мастер, иногда ходил с Ульяновым на охоту, в «политические» попал за компанию, распевал на демонстрации в Лодзи революционные песни, которые очень любил распевать и в Шушенском, Владимир Ульянов неоднократно в этом принимал участие вместе с ним. Проживал в ссылке в Шушенском и рабочий Путиловского завода, финн Оскар Энгберг. Финн был не грамотен, и Ульянов пытался обучать Энгберга грамоте и знакомил его с основами марксизма. У Владимира Ульянова это получалось неважно, пришлось это прекратить и обучение Энгберга было возобновлено и успешно завершено прибывшей позже Надеждой Крупской, которая имела многолетнюю практику обучения рабочих в фабричных школах.

У поляка Проминского было пятеро детей. Приходя к ним, Ульянов стремился их порадовать по мере своих возможностей, дети всегда его притягивали. В письмах к матери он просил её послать ему книжки для детей с картинками. Просьб к матери и родственникам в письмах было у Владимира великое множество, эти просьбы сопровождались жалобами на полное безденежье, припасённая тысяча рублей быстро разошлась на текущие потребности. Владимир Ульянов вёл в Шушенском жизнь, насыщенную разнообразным общением, физической нагрузкой, выходами на охоту и походами в Саяны, обильным и здоровым питанием, ссылка больше походила на туристическую поездку.

Надежда Крупская, в своих воспоминаниях описывала холостяцкую жизнь Владимира Ульянова, «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная. Например, Владимир Ильич за свое „жалованье“, восьмирублевое пособие, имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья. Правда, обед и ужин был простоват. Одну неделю для Владимира Ильича забивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест, как съест барана, покупали дополнительно на неделю мяса. В общем, ссылка проходила неплохо». Владимир Ульянов съедал по килограмму говядины в день, и отварной, и жареной.

К мясу и котлетам добавлялся картофель, огурцы, кислая капуста, свекла, а в качестве десерта сибирские ватрушки. Четыре месяца спустя, после начала ссылки, в письме к матери, Владимир Ульянов уже хвастался, «здесь все нашли, что я растолстел за лето, загорел и выгляжу совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь.»

Сразу все казанские, самарские и питерские болезни, следствие несбалансированного питания и юношеский гастрит, были Владимиром Ульяновым забыты.

Но кроме «дешевизны жизни» была дороговизна почтовых отправлений. Надо было заплатить 7 копеек за простое письмо, 3 рубля 50 копеек или 7 рублей за бандероль, в зависимости от веса по тарифу, если вес превышался, надо было оформлять следующую посылку. Кроме оплаты отправлений немалых денег стоили и присылаемые почтой книги, журналы, газеты и прочее. Корреспонденция для Владимира Ульянова обходилась «семье» в сотни рублей, сам он не тратил и копейки. Затраты несли Мария Александровна и семья Елизаровых. Никто не отказывал, все несли свою «ношу диктатуры» безропотно.

«Первым кругом» диктатуры Владимира Ульянова стал круг его семьи и близких.

Биография: «По делу „Союза борьбы“ была приговорена к трём годам ссылки Н. К. Крупская. Её назначили в Уфимскую губернию. Но Надежда Константиновна стала хлопотать, чтобы её, как невесту В. И. Ульянова, направили в село Шушенское. Владимир Ильич так же обратился к директору департамента полиции с просьбой разрешить его невесте переезд в Шушенское. Разрешение было получено. С нетерпением ожидал Владимир Ильич приезда Надежды Константиновны. Ещё в Петербурге, когда она была в тюрьме, он в одном из химических писем признался ей в любви. А потом, уже из Шушенского, написал, что просит приехать к нему и стать его женой».

Одновременно с Владимиром Ульяновым, к высылке под надзор полиции, а не к ссылке, была приговорена и Надежда Крупская. Ее выселили в губернский город Уфа, где проживала она в съёмной квартире вместе с мамой Елизаветой Васильевной. Мама не могла оставить Надежду, без неё она не смогла бы выжить, родилась с «простинкой», как говорили в народе. Надежда Крупская и Владимир Ульянов начали подавать ходатайства о том, чтобы ей, как невесте, позволили отбывать выселение в Шушенском. Власти пошли молодым навстречу, и разрешение было предоставлено с условием их бракосочетания, это означало провести обряд венчания в церкви, Елизавета Васильевна была только за это. Владимир Ульянов с нетерпением считал дни до приезда Надежды, с возраставшими объёмами переписки и корреспонденции он уже не справлялся.

В области взаимоотношений с окружающими Владимир Ульянов был очень непрост, предпочитал личное одиночество, конспиративность, скрытность, общался только по делу, ласков был только с теми, кого собирался использовать в своих целях или кого опасался. Будучи еще в Петербурге, занимаясь с Надеждой общей революционной работой, Владимиру Ульянову понравилась её исполнительность, стремление участвовать в «революционном движении» и «простота» характера. Бывая иногда у Крупских в семье, он видел их достаток и понимал, что у Елизаветы Васильевны денежки имеются. В то время Елизавета Васильевна держала в СПб большую квартиру и сдавала комнаты жильцам. В то время «признаваться в любви» Надежде Владимир не стал, любовь к Надежде у Владимира проснулась только в «тюрьме» и обострилась в Шушенском, когда началось увеличение революционной работы и стало трудно с деньгами. На предложение Владимира Ульянова стать «женой» Надежда, которая симпатизировала Ульянову, ответила, «ну что ж, женой, так женой», она понимала, что переписка ссыльных вскрывается и читается полицией, она была нужна для «революционной работы», для неё это тоже стало главным, отношения мужа и жены её мало интересовали, по российским меркам она считалась «старой девой», её было 29 лет. Владимиру Ульянову, который был на год её моложе, требовался секретарь-делопроизводитель для работы с корреспонденцией и с корреспондентами, писать им письма, переводчик с французского и немецкого иностранных книг, журналов и газет, переписчик его «революционных» статей и рукописей читаемым почерком для пересылки их в издательства и переписка с издателями и прочие дела. Всё это с успехом стала выполнять Надежда Константиновна, а мама её, Елизавета Васильевна, участвовала ещё и в оплате всего этого «революционного» процесса своими денежными накоплениями и поддерживала бытовые условия, зятя она видела «на сквозь», зять это понял и тёщу всегда побаивался.

Надежда Константиновна приехала в Шушенское 7 мая 1898 года, через год после прибытия Владимира Ульянова в Шушенское. Как всегда, он был на охоте. Комната Владимира Ильича была не велика. Надежда приехала в Шушенское с мамой, Елизаветой Васильевной, без мамы ей было не выжить. Вернувшись с охоты под вечер, Владимир обрадовался, в его комнате горел свет. Состоялась радостная долгожданная встреча, особенным сюрпризом для Ульянова прибытие с Надеждой её мамы, не было, он понимал, что без мамы Надежда обойтись не сможет, кроме того тёща стала и дополнительным источником денег, приданое по российской традиции полагалось, стала тёща и дополнительной домработницей. Хозяева, у которых проживал Ульянов, уступили молодым остальную часть избы.

Его тёща, Елизавета Васильевна, стала единственным человеком, который безбоязненно и с удовольствием критиковал Владимира Ульянова, «Эк, вас разнесло-то, батенька», сообщила ему его будущая тёща, при первой же встрече. Поскольку Владимир был невысокого и довольно хрупкого телосложения, его полнота особенно бросалась в глаза.

Ссылка в Шушенском, для Владимира Ульянова стала, после прибытия Надежды и её мамы, настоящим гастрономическим и финансовым раем. Жил он на полном пансионе, который включал в себя настоящее сибирское пятиразовое питание. В рацион входили щи, грибной суп, отварная рыба, телятина, пироги, пельмени, шаньги. Его обязанностью было только, сесть за стол, и всё это поглощать.

На столе у Владимира и прибывших, его супруги и тёщи, не переводились свежая рыба, лучших лососевых сортов, молодое мясо, лесная дичь, ягоды, грибы, мёд, домашние соленья, овощи, свежевыпеченный хлеб и конечно, любимые им куриные яйца. Как показало дальнейшее, яйца и всё, что содержало холестерин, пора было бы ограничить в рационе, но привычка питания, заложенная с детства в семье, требовала удовлетворения.

Владимиру Ульянову приходили и продуктовые посылки от мамы Марии. Мать отправляла ему в ссылку пряники, халву, варенье, мармелад, урюк, восполняла ему дефицит сладкого, недополученного им в детстве и юности.

После приезда Надежды и её мамы, Владимир Ульянов перебрался в более просторное жилье, состоящее из нескольких комнат, которое сняли у вдовы Петровой. Крупской при поездке в Шушенское было поставлено условие, либо официально выйти замуж за ссыльного, либо возвращаться на прежнее место высылки. В России того времени официальными были только церковные браки, на этом настаивала и мама Надежды, Елизавета Васильевна. Владимир Ульянов, ярый атеист с молодости, не носивший нательного креста, по легенде, согласился на венчание, для дела он легко шёл на компромиссы. Владимир Ульянов и Надежда Крупская венчались в храме Петра и Павла села Шушенское, Минусинского уезда, о чём была сделана соответствующую запись в церковной метрической книге. До процедуры венчания, жениху и невесте, надо было пройти исповедь и получить исповедальное свидетельство. Кроме того, брачующиеся, должны были представить своих родителей, если их не было, брали «посажённых родителей» на время венчания. А процедура венчания многочасовая, с церковным облачением супруга и супруги, произнесением супружеской клятвы и многочисленными молитвами прославлениями Господа Бога. Кольца молодожёнам сделал из медных пятаков местный кузнец. Владимир Ульянов все эти условия для вступления в брак выполнил, свой «атеизм» преодолел, любовь великая сила, особенно если она нужна для «революционного» дела.

Свадьба состоялась 10 июля, всё предыдущее время ушло на исполнение церковных требований. В избе, где жили Ульянов и Крупская, во время свадьбы, собрались товарищи по ссылке и местные крестьяне. Все хотели увидеть новобрачных и «погулять», отметить бракосочетание, выпить за благополучие молодой пары. Девушки восхищались роскошной длинной косой Надежды, которую по старинному русскому обряду, в день замужества, полагалось расплести и больше не заплетать, удивлялись ее тоненькой хрупкой фигурке, которую она сохранила до дня свадьбы.

После венчания молодые, а фактически Елизавета Васильевна, переселившись в дом крестьянки вдовы Петровой, завели свое небольшое хозяйство, огородик во дворе, около дома, под окнами, посадили цветы, хмель. Разводили всё и ухаживали Надежда с мамой, Владимир Ульянов приносил к столу «охотничьи трофеи», птиц, зайцев и давал задания Надежде по переводам с иностранного, текстов из газет и журналов, переписке писем и статей и по отправке их корреспондентам, работа закипела.

Надежда Константиновна привезла Владимиру Ульянову ошеломляющую для него новость, о прошедшем в Минске, 13—15 марта, I съезде РСДРП, через месяц после отбытия Владимира Ульянова в ссылку, на котором было провозглашено образование новой марксистской организации, «Российской Социал-Демократической Рабочей Партии». Это известие очень порадовало Владимира Ульянова и немножко расстроило, так как он в этом не принял никакого участия. Рабочая партия, «мысль о созыве которой впервые высказал он», по версии биографии, была образована без его и его имя, на съезде в Минске, ни в каких документах не упоминалось, даже в список «почётных делегатов» его не включили.

Партия была создана социал-демократическая, она была включена в состав участников Международного «Социалистического Интернационала» и стала получать денежные субсидии для своего существования и развития. В основании всего социал-демократического движения закладывались деньги и очень большие, прибыль от них ожидалась только в будущем. С рабочими в РСДРП был недобор, они в этой «рабочей партии» практически отсутствовали. В России это была партия разночинной интеллигенции, которая обещала рабочим всяческое благоустройство в их будущем, но главное обещание партии было, сделать их свободными, освободить от капиталистической эксплуатации, ликвидировать наёмный труд, что станет возможным, когда власть в российской империи окажется в руках рабочих. «Социалистический Интернационал», «Социнтерн», международная неправительственная социал-демократическая организация базировалась в Англии, со штаб-квартирой в Лондоне. Был он создан на базе I Интернационала, организованного в 1864 году при участии Карла Маркса, и регулярно финансировался из «непересыхающих тёмных источников».

Подготовка к первому съезду социалистов России, началась в конце 1896 года, ещё до событий 1897 года в СПб, Владимир Ульянов ещё был на свободе, но не в курсе готовящегося события, что свидетельствует о его рядовой роли в движении. «Виленская» группа марксистов начала переговоры о съезде с «Петербургской» и «Киевской» организациями, после чего были отправлены два делегата в Швейцарию для переговоров с заграничным «Союзом русских социал-демократов», и летом 1897 года в Цюрихе, при руководстве Георгия Плеханова, был выработан проект объединения всех групп в одну партию. Георгий Плеханов уже имел опыт организации социал-демократической работы, опыт организации рабочей забастовки на «Новой Бумагопрядильной фабрике» в СПб в 1878 году, после чего ему пришлось срочно бежать за границу.

Пытались вначале собрать съезд партии в Киеве, но так как в назначенное время в Киев прибыли лишь представители от СПб и Москвы, решено было считать съезд несостоявшимся и собраться лишь на частное заседание. Было решено развернуть подготовку съезда и наладить издание общерусской социал-демократической «Рабочей газеты», №1, под редакцией Бориса Эйдельмана в Киеве в августе, №2, печатался уже при участии и Плеханова, в декабре 1897 года. Газета освещала рабочее движение в России, призывала местные «марксистские» кружки и группы сплотиться в единую рабочую партию, РСДРП. Арест руководителя марксистского движения в СПб, по версии биографии, Владимира Ульянова, процесс образования Российской социал-демократической рабочей партии не остановил, и не прервал.

Киевское совещание обсудило вопрос о созыве съезда и поручило заняться его организацией киевской группе, которая предложила участвовать в съезде Петербургскому союзу, фракции «стариков», Киевскому и Московскому «Союзам борьбы», Екатеринославской группе, Литовской социал-демократической партии и партии Бунд.

Бунд или «Союз», еврейская социалистическая партия, действовавшая в России и Восточной Европе с 90-х годов XIX века, до 40-х годов XX века. Бунд, считал себя единственным представителем интересов многочисленного, на землях Российской империи, еврейского рабочего класса.

Однако, из-за возникших разногласий, на съезд не были допущены социал-демократы, издававшие газету «Рабочая мысль» в Санкт-Петербурге, представители Иваново-вознесенской, Одесской и Николаевской социал-демократических групп, как не вполне устойчивые и недостаточно конспиративные. Не были посланы приглашения организации «Рабочее знамя» в Белосток, и «Польской социалистической партии», ввиду поставленных ею неприемлемых условий. Не пригласили и «Союз русских социал-демократов за границей», опасаясь, что его делегаты также не смогут соблюсти требования конспирации. Харьковская «социал-демократическая» группа отказалась участвовать в работе съезда, заявив о несвоевременности создания партии. Послать делегата на съезд согласилась «Литовская социал-демократическая партия», но затем отказалась.

Съезд был проведён в Минске, там находился «Центральный Комитет партии Бунд». Все организационные хлопоты взяли на себя члены «Бунда», Евгения Гурвич и Павел Берман. Председателем съезда был назначен Эйдельман, а секретарями, Вигдорчик и Тучапский, издатели «Рабочей газеты».

Делегаты съезда, Радченко, Ванновский, Тучапский, Эйдельман, Вигдорчик, Петрусевич, Мутник, Кремер, Кац. Они представляли наиболее крупные «социал-демократические» организации России, Петербургскую, Московскую, Екатеринославскую и Киевскую, «Освобождение труда» Георгия Плеханова, а также группу «Рабочей газеты» и Бунда.

Основатель «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» СПб, по версии биографии, Владимира Ульянова в списке делегатов съезда не числился и был не в курсе происходящих событий.

Всего в Минске состоялось 6 заседаний. В целях конспирации протоколов не велось, записывались только резолюции. Основным был вопрос об образовании партии. Съезд провозгласил создание марксистской рабочей партии и принял решение назвать её «Российской социал-демократической рабочей партией», РСДРП, то есть партией пролетариата всех национальностей России. В единогласно принятом решении указывалось, что все «Союзы борьбы», группа «Рабочей газеты» и Бунда «…сливаются в единую организацию под названием «Российской социал-демократической рабочей партии». Съезд избрал ЦК РСДРП в составе 3-х человек, Степана Радченко, от Петербургского «Союза борьбы», Бориса Эйдельмана, от группы «Рабочей газеты» и Арона Кремера, от Бунда. Официальным органом партии была объявлена «Рабочая газета», издававшаяся в Киеве. «Союз русских социал-демократов за границей» признавался частью партии и её представителем за рубежом. Съезд поручил членам ЦК составить «Манифест РСДРП» с изложением ближайших политических задач партии.

В «Манифесте», написанном Петром Струве, в частности говорилось, «чем дальше на восток Европы, тем, в политическом отношении, трусливее и подлее становится буржуазия и тем большие культурные и политические задачи выпадают на долю пролетариата». Представителями интересов пролетариата в РСДРП стали разночинцы-интеллигенты, мелкопоместные дворяне, служилые чиновники, некоторые из них называли себя пролетариями «умственного» труда. Рабочих, которых решили сделать «свободными» на съезде отсутствовали по простой причине, в партии их не было.

I съезду РСДРП не удалось преодолеть идейной, организационной и национальной разобщенности социал-демократических групп. Он не оставил после себя никаких протоколов, никаких более или менее исчерпывающих записей. «Манифест» и решения съезда, были напечатанные отдельным листком в апреле 1898 года в Бобруйской подпольной типографии Бунда и были одобрены, по версии биографии, Владимиром Ульяновым, хотя в это время он пребывал в Шушенском и «Манифест» увидал гораздо позже. «Манифест» писал Пётр Струве, издатель его рукописных работ.

Владимир Ульянов, одобрив «Манифест», приступил к написанию «Программы нашей партии». Съезд не смог выработать ни «Программы» партии, ни «Устава». Партия, как единая централизованная организация, на съезде не родилась. После съезда многие социал-демократические организации и союзы приняли название, «комитеты РСДРП», шла смена отживших своё «народовольческих организаций», которые также имели своих представителей в «Социнтерне» и делавших ставку для свержения абсолютизма в России на крестьян, новой генерацией «социал-демократов», делавших такую же ставку, но на рабочих.

Сразу же после съезда, многие «партийные комитеты» были разгромлены, 8 из 9 делегатов съезда, в том числе члены ЦК, арестованы, типография и готовый к печати №3 «Рабочей газеты», захвачены полицией. Весь процесс создания РСДРП проходил под полицейским контролем.

В Шушенском, кроме берданки для охоты у Владимира Ульянова, имелся и револьвер у ссыльного Оскара Энгберга. Ульянов уговорил Энгберга, приходить ночевать к себе, и Оскар обучал Владимира Ульянова стрелять из револьвера.

Позже, от брата Дмитрия, которому было 25 лет, и он ещё не работал, Владимир с «эстафетой» по почте получил для себя новое ружье, централку Франкотти, стоимостью 440 рублей. Опробовали централку прямо во дворе, стреляли в мишень, закреплённую на заборе. Бой ружья испытателям понравился, заряд ложился кучно.