Ищущий смерть

Бой был быстрым и жестоким. Их били, и били сильно. Но в кромешной тьме невозможно было понять, откуда пришли защитники этого места. Манера ведения боя что-то напоминала, но наверняка сказать было сложно.

Обезоруженные, избитые, обескураженные и подавленные разбойники сидели на земле под пристальными взглядами пленивших их людей. С ними никто не разговаривал, не о чём их не расспрашивали, на них словно и внимание не обращали. Но от чего-то всем пленникам казалось, что хоть пошелохнись они, и им тут же стало бы необычайно некомфортно.

Так они просидели на гостеприимной земле до рассвета. В лучах восходящего солнца стали видны очертания хозяев монастыря. В этих чертах пленники узнали своих бывших соратников по разбойничьему делу.

– Дарнал? Ты что ли? – Один из молодых «гостей» монастыря узнал своего приятеля. Тот, к кому обращались, посмотрел в глаза своему пленнику, потом обвёл всех своим невозмутимым взглядом, оставаясь молчаливым участником этого действа.

– Дарнал, посмотри на меня, это же я, Табран. Неужели ты меня позабыть успел за три года-то. – Молодой разбойник не унимался. Он надеялся на пощаду, на возможность влиться в более сильную банду. – Слушай друг, поговори со своими, пусть отпустят нас, мы сможем вам отплатить. У нас есть золото, у нас есть жемчуг, правда не много. Мы отдадим всё, если вы примете нас в свою банду. – Воин-монах смотрел на своего бывшего собрата с жалостью. Все те, кто проник в его владения, выглядели жалкими, заблудшими и низкими людьми. Оглядевшись вокруг, разбойники узнали своих бывших друзей. Теперь они это отчётливо понимали, что те были именно бывшими.

– Мы больше не есть те, кого вы помните. Мы нашли свой путь и следуем ему. Настоятель решит, как с вами поступить, а пока сидите и молчите. – Слова Дарнала полностью обескуражили молодого разбойника. Перед ним стоял его старый знакомый, и в тоже время он словно стал выше ростом, и шире в плечах.

В нём читалось такое достоинство, что все застигнутые на месте преступления ощутили себя тараканами у его ног. Солнце озарило пространство внутри стен. Разбойники оценили размах строительства, с которым подошли его обитатели. Маленькая девочка в сопровождении красивой девушки направилась к сидящим на земле, побитым как собакам людям.

Девушка не спускала глаз с жизнерадостной малышки. Они шли, с интересом рассматривая «гостей» монастыря. Жизнь внутри стен началась, как ни в чём не бывало, воины делали свою работу, а остальные свою. Женщины принялись готовить завтрак, запахи сводили с ума голодных пленников. Настоятель пришёл сразу после появления малышки с девушкой.

Девушка была прекрасна и бесконечно недосягаема. В её глазах была просто не человеческая печаль. Она не презирала разбойников, она их не ненавидела. Она смотрела за ребёнком, но по всему было видно, что она хоть и любит его, но она всё же не его родная мать.

Печаль отпечаталась на её лице, отнимая часть красоты и молодости. Она словно была старой в молодом теле. Она была разбита своим горем. Малышка с ней наоборот была жизнерадостной и весёлой девочкой. Она, как и положено любознательным детям, обошла сидящих на земле взрослых мужчин, пристально рассматривая каждого из них. Ей было от чего-то интересно всё происходящее. Разбойники не могли не заметить, как изменилось поведение пленивших их воинов-монахов. Они следили за пленниками, и были готовы броситься на защиту именно маленькой девочки, словно она была их собственным ребёнком.

Ребёнок был важен для них всех сразу, за него они пойдут на всё и всех. Разбойники предпочли держаться подальше этого опасного дитя. Ведь пойми не так любое их поведение, охранники могут, судя по их виду, просто разорвать любого из сидевших на земле мужчин. Малышка остановилась у самого молодого, и долго рассматривала его, словно она его уже видела раньше. Молодая девушка подошла к малышке и подняла её на руки. Девочка ещё немного смотрела на молодого разбойника, а потом стала играть с волосами своей крёстной матери. Настоятель внимательно следил за поведением ребёнка, принимая какое-то для себя решение. Он готов был огласить его, как неугомонный молодой разбойник обратился к нему первым:

– Скажи мне человек, что это за дитя. – Он готов был разрыдаться от умиления, глядя на малышку.

– Сие дитя есть просто ребёнок. Она как все дети любознательна и непосредственна. Но не о ней говорить стану с вами. Мои воины больше не братья вам, а значит, возможно теперь вы врагами стали. Значит принял я решение уйти вам, и молится станем, что бы и вас коснулась длань господня.

– А что есть твой бог? Нас посещал один из таковых. – Один из разбойников сплюнул с отвращением.

– Мой БОГ, есть любовь, есть прощение каждого и всякого. Вот и мы прощаем вам ваше прегрешение. Но коли вернётесь, я больше не встану между вами и моими воинами. Вас накормят и проводят до ворот, больше мне сказать нечего. – Настоятель повернулся и пошёл прочь, разбойники посмотрели на своих бывших собратьев. Те отошли в стороны, приглашая пленников пройти с ними. Пленники прошли до ворот, где их ждала еда. Они поели, утоляя голод, и уже готовы были уходить, но неугомонный молодой разбойник внезапно оказался рядом со своим знакомым и потребовал ответа:

– Что есть тот, кому вы присягнули? Кто он такой, что вы его так убоялися? – Он смотрел в глаза Дарнала с требованием ответа.

– Он единственный БОГ есть. Все остальные супротив него так, пыль на сапогах путника. Он не страшил нас и не призывал служить ему, это наш выбор. Мы, служа ему, пойдём до конца своего. И спасём тем самым, свои души.

– И где ж ты его видал, такого доброго и хорошего? – Парень плевался слюной, отказываясь верить в сказанное. Самые свирепые разбойники в здешних местах, были теперь воинами какого-то там бога. Отказываясь о своей свирепости.

– Мы его не видели. К нам с небес сошёл его сын. Он поверг одним своим присутствием того, от кого вы бежали. Он дал нам учение, которое открыло нам путь к спасению. Тот ребёнок есть свет БОЖИЙ! Она есть его воля и голос среди нас. Она есть святость и божественный промысел самого БОГА. Каждый из нас пойдёт на смерть ради этой маленькой девочки. Дева, которая была с ней, невеста ТИТАНА, воина богов. Она мать ейная крёстная, и дитя сие её забота, пока истинная мать не очнётся от адского сна.

А сам ТИТАН, отправился в АД, дыба пресечь проникновение в мир наш черни демонической. Так вот и суди мил друг, кто мы теперь, и кем тебе статься. Коли пойдёшь своим прежним путём, то наверняка окажешься там, где нет места пощаде и состраданиям. А коли, как мы примешь службу БОГУ, как смысл жизни своей, ради искупления грехов своих, так может, и прощён будешь.

– Я не хочу в АД. Говорят, там плохо. – Задумчиво произнёс парень. Он потирал свой подбородок, стараясь понять сказанное ему. Его сотоварищи слышали его разговор с Дарналом, и так же принимали решение. День скоро к полудню придёт, нужно было уходить. Молодой разбойник так же задумчиво спросил, глядя в пустоту:

– А коли я пойду за вами, то спасуся значит? – В голосе проскользнула тень надежды. Дарнал ответил с печальной усмешкой:

– Не за нами, а с нами. И коли пойдёшь не за выгодой, а за верой, то у тебя будет шанс получить прощение. Шанс, только и всего. Не ищи лёгких путей, ищи честь и достойно принимай все тяготы и лишения, помня, что ГОСПОДЬ не даёт человекам испытания большее, чем те могут выдержать.

Вам пришло время уходить. Идите с миром, и помните, не люди вас отпустили, а наша вера в БОГА, вложила мудрость в наши умы. – Разбойники мешкали с решением. Они не хотели уходить, но и оставаться причин у них не было, пока.

Один из многих вышел вперёд и с размаху ударил Дарнала в грудь. Воздух со свистом вырвался из лёгких воина-монаха. Он упал на землю, хватаясь за грудь.

Остальные пришли в движение, готовясь сразить наглеца. Обе стороны обнажили свои кленки, в руках были по большей мере боевые ножи. Дарнал пришёл в себя быстрее ожидаемого. Он встал с земли, что так ласково приняла его, со словами:

– Не нужна кровь сегодня. БОГ терпел и нам велел. Так говорил Вонрах. Пусть идут, не чините испытания БОГУ, и он не станет испытывать вашу веру. – Воины монахи тут же спрятали свои ножи, но глаз с «гостей» не сводили. Но нанесший удар не желал успокаиваться, он решил продолжить. Дарнал перекрестился и сказал:

– Коли есть в этом нужда, пусть паду ради веры в ГОСПОДА, СЫНА его и ДУХА СВЯТАГО, но коли паду, поклянитесь отпустить их с миром. – Монахи кивнули с нежеланием принимать решение своего товарища, но смиряясь с его волей. Удар ножом в грудь не заставил себя ждать. Смертоносное лезвие устремилось прямо в сердце. В непосредственной близости с грудью монаха оно натолкнулось на невидимую стену, ломаясь от силы с которой было направлено.

Рука человека продолжала давить на рукоять, и ей ничего не оставалось как подогнуться, увлекая за собой своего владельца. Разбойник увлечённый силой собственного удара ударился о невидимую стену и упал без чувств под ноги того, кого в мыслях уже убил.

– Не испытывайте, меня в поисках решения своих сомнений. Не влаживайте свои жизни в чужие руки, не служите ни золоту, ни людям его приносящим. Коли есть жизнь, значит есть смысл её прожить достойно. Идите, и живите дети мои. – Голос с небес «вбил в землю» разбойников. Монахи же опустились на колено и перекрестились, молясь тому, кому поклялись служить всей своей жизнью. Так и посвятили свои жизни служению истинному БОГУ, те кто пришёл в монастырь ограбить его. Теперь они трудились, молились и несли воинскую службу наравне с остальными.

Табран стоял в карауле. Он впервые был допущен к службе у шатра. Теперь он нёс службу на самом ответственном пасту, и не было чести выше, и не было долга больше этого, и не было ответственности выше этой.

Хотелось себя как-то проявить, хотелось совершить подвиг ради всех, и всех спасти. Желательно конечно ценой собственной жизни, и желательно выжить после этого, чтобы потом поглядеть каждому в его благодарные глаза.

Небо улыбалось мальчишечьим мечтам, молодого человека. Он хотел славы и почестей, он хотел действовать. Энергии в этом молодом воине было столько, что за ним не могли угнаться пятеро остальных, любых.

Табран стоял у входа в шатёр, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении великих свершений. Он смотрел на лежащий рядом с ним меч, сжимал со всей силы копьё, древко которого готово было расплакаться, так сильно молодой воин сжимал его в своей руке.

Из шатра вышла Салмана. Она вынесла на руках маленькую Сазланну, которая ещё не отошла от дневного сна. Солнце улыбалось ребёнку в глаза, та прикрыла глазки ручками, потом уткнулась в грудь своей крёстной.

– Воин, – Салмана обратилась к напряжённо смотрящему по сторонам в поиске опасности Табрану, – помоги мне пожалуйста. Попроси кого ни будь принести в шатёр тёплой воды. – Табран ответил с готовностью, но не сходя с места:

– Коли пройдёт кто, я обязательно передам ему твою просьбу госпожа, но сам с места не сойду. Моя служба хранить покой тех, кто в шатре.

– Правильно. Об этом я и прошу. – Салмана кивнула молодому воину и пошла по своим делам. Ребёнок на её руках щурясь от солнца смотрела с нескрываемым интересом на того, кто так жаждал действовать.

Спустя полчаса пришла смена, теперь Табран был свободен. У него было пару часов для отдыха, прежде чем он примется за новую работу. Он пошёл на кухню и набрал большой чан горячей воды. С ним он направился к шатру. Чан был горячий, от воды в нём. Парень спешил отнести его поскорее и вернуться. У входа в шатёр его остановили его же товарищи, они запретили ему проходить туда, куда хода не было никому.

– Госпожа просила принесть ей горячей воды. – Табран морщился, терпя температуру чана. – Пустите меня, а то руки сварю.

– Да хоть сам сварись в этой воде, туда хода нет никому. Поставь здесь и шуруй от сюда. – Охрана была непреклонна, Табран и сам так поступил бы, так что обиды не было. Он собрался поставить, уже успевший ему надоесть чан на землю, как появилась Салмана.

– А, принёс всё-таки. Заноси внутрь и можешь идти. – Эти слова стали пропуском в запретный мир. Табран вошёл внутрь шатра и огляделся в поисках места для воды, которую он принёс. В дальнем углу шатра стояла кровать, на которой спала та, о ком так много говорили все в монастыре.

Табран поднёс чан к кровати, и замер как вкопанный перед ней. Руки больше не жгло, боль прошла. Жгло теперь только глаза от слёз, а душу рвало на части. Перед ним мирно спала та, о ком он уже три года старался забыть.

Милая и добрая Задалла. Его Задалла. Три года назад он бросил всё ради неё же, и они жили, лишь ради друг друга. Потом пришёл тот странный, кто назвался богом. Он творил страшные вещи, но первое, что он сделал, это приказал ему идти за ним, или Задалла погибнет. Как плакала тогда его прекрасная любовь. Он тоже плакал, но не вслух. Потом он сбежал со своими друзьями, но он не смог найти свою любимую. Говорили, что она погибла где-то в лесу.

Сперва Табран искал смерть в каждой стычке. Потом немного успокоился и просто влачил свою душу, по ухабам судьбы. И вот теперь перед ним лежала и спала та, кем была наполнена его душа до сих пор. Салмана пристально всматривалась в застывшее лицо окаменевшего воина. Глаза истекали слезами, других проявлений жизни в нём просто не было.

Молодой воин бессильно опустился на колени перед кроватью, и положив голову на кровать заплакал как ребёнок. Она была жива. Почти жива, но этого было достаточно, чтобы снова начать жить ему самому. Он больше не оставит её никогда, даже если ему придётся умереть.

Салмана не понимала, что происходит. Она тронула Табрана за плечо, тот ответил на её немой вопрос:

– Это Задалла. Моя Задалла. Я думал, что потерял её навсегда. Я так думал. Я так любил её. Я так сильно её люблю. – Он стал гладить и целовать её руки, он хотел поцеловать её саму, но боялся навредить ей. Наконец он взял себя в руки и встал с колен.

– Отныне я стану охранять Задаллу каждый день и каждую ночь. Больше никто не станет между нами. Прости мне мою слабость госпожа, я пойду. Он повернулся к своей возлюбленной и наклонился к ней, долго не решаясь, он смотрел в её прекрасное лицо, потом их губы соприкоснулись в лёгком, словно дуновение ветерка поцелуе.

Задалла вдохнула полной грудью и распахнула свои глаза. У Салманы увеличились глаза от удивления. Табран едва устоял на ногах. Девушка продолжала лежать и смотреть, не веря собственным глазам. Над ней стоял тот, кто дарил ей столько счастья три года назад, и кого она считала погибшим.