Белый странник

Рошл не в силах был стоять, он сел на землю, и его глаза устремились к небу. Там он надеялся увидеть ответ на вопрос, как быть. Он состарился сразу на двадцать лет и выглядел так, как будто у него впереди только одно конец пути. Корзина стала непомерно тяжела, он оставил ее там, в лесу, а сам, спотыкаясь, побрел в деревню. Увидев Рошла, все в деревне замерли – таким он не был никогда. Сгорбившаяся спина говорила о том, что она принадлежит как минимум двухсотлетнему старику. Ноги подкашивались с каждым шагом, грозя хозяину падением. Руки висели на плечах, беспомощно покачиваясь от движений всего тела, в абсолютно безжизненных глазах застыли слезы. Рошл вошел в общинный дом, уселся на скамейку и замер. К нему подошел Новах, обеспокоенный видом деда, сел рядом и спросил:

Деда, что случилось, почему ты такой, где грибы?

Рошл не отвечал, он смотрел в пол невидящими глазами, он не реагировал на слова внука. Новах повторил вопрос и взял деда за плечи. Рошл поднял голову, поглядел на внука и голосом, лишенным каких либо эмоций, сказал:

Собери весь совет, приведи всех сюда, а сам с остальными на реку иди, и не приходите, пока не позовем. – Новах ничего не понимал, но спорить не стал, он поднялся и вышел на улицу. Через несколько минут стали собираться все мужчины совета, они закрыли дверь в общинный дом, выгнав до этого всех, кто там находился. Двери дома открылись только поздно вечером, перед общинным домом собрались обеспокоенные необычностью поведения старейшины жители деревни. Из дома вышли все мужчины кроме Рошла, вид у них был такой, как будто они целый день дрова рубили без отдыха. Манурес сказал всем собравшимся:

У дальнелесцев беда стряслась, и мы решили отправить к ним на подмогу всех, кого сможем. Поэтому завтра все поедем, ехать надо как можно большему количеству мужчин, чтобы быстрее суметь вернуться.

На следующий день с самого утра к дальнелесцам отправились все молодые парни из деревни, с ними поехали пятеро взрослых мужчин. Они почти не разговаривали с молодежью, только раздавали распоряжения и торопили в путь. Как только последняя телега выехала из деревни, ворота были заперты, а все оставшиеся собрались в общинном доме и закрыли за собой дверь. Дети не понимали, в чем дело и постоянно спрашивали у матерей, что случилось. Те в ответ молчали и вытирали слезы, которые почему-то не переставая текли из глаз даже суровых мужчин.

Кирилл после очередного посещения крепости, в которой находилась его армия, ехал домой. Он пребывал в хорошем расположении духа. Все было хорошо, армия выросла почти до нужного количества людей. Подготовка, которую он проверял сам лично, была отличной, вдобавок ко всему его дочь скоро выйдет замуж, и за ней и всеми остальными его детьми будет кому приглядывать во время его отсутствия. Непонятная тревога появилась ближе к полудню. Она как то странно сжала его сердце, и так сильно, что Кириллу пришлось спешиться и немного полежать на траве, пока не прошла боль. Боль не спешила покидать его сердце, она как червь точила его изнутри, не давая расслабиться ни на минуту. Кирилл подумал, что он просто переутомился и возможно переволновался. Ведь совсем скоро ему предстоит то, для чего он собственно и пришел в этот мир. Он сел на коня и поехал домой. Через час пути его душа содрогнулась от неизвестно откуда появившейся тревоги, Кирилл поглядел по сторонам в поисках опасности. Ничего ему не угрожало, и он как-то сразу понял и сказал непонятно почему вслух:

Дети. – Он пришпорил коня так, что бедное животное от неожиданности встало на задние ноги. После чего пустилось в сумасшедший галоп. Конь мчал своего седока как ветер, Кирилл прижался к лошади и постоянно подгонял ее. Он отчетливо понимал: что- то случилось с детьми, что-то очень страшное, и со всеми сразу. Голова разрывалась от разных мыслей, сердце вырывалось из груди, пульс тяжелеными ударами бил в висках. Он не мог позволить себе опоздать. Если случится беда, он не переживет этого. Только не с ними, только не с его детьми. Пусть лучше с ним, пусть даже смерть, но только его, не детей. Перед глазами проплывали образы детей, он бешено соображал, что же могло случиться. Из глаз текли слезы, непонятно от чего – то ли от ветра, который бил в лицо, то ли от отчаяния и беспомощности.

Нилея готовила обед, она ждала отца. Она знала, что он больше всего любил с дороги, дети играли во дворе, Стартус возился в сарае. Нилея подняла глаза и увидела в окне человека, вернее разбойника. Это она поняла сразу, по хищной улыбке и жадным глазам. Она бросилась к дверям позвать малышей, но те бежали в дом, заливаясь криками, полными ужаса. Нилея впустила в дом девочек и заперла дверь изнутри. Стартус услышал крики детей и вышел во двор поглядеть, в чем там дело. Во дворе стояли два десятка, а может и больше, вооруженных мужчин, главный сидел на лошади впереди всех.

Ты, наверное, Стартус, мы пришли за тобой, ой, прости, не за тобой, а за твоей жизнью, и жизнями твоих сестер. – Главарь этой разношерстной банды поглядел на своих людей, которые стояли в ожидании команды. Некоторые даже пригнулись как бы для прыжка, вожак сказал:

Камрес сказал, что мальчишка силен, сильно сомневаюсь, но все равно имейте в виду и убейте его быстро.

Бандиты, одетые в кожаные доспехи и вооруженные мечами, с криками рванулись с места, каждый хотел нанести первый и смертельный удар. Стартус не успел ни о чем подумать, его тело подумало за него. Уклоняясь от первого удара меча в живот, он перехватил руку разбойника и вывернув ее в сторону от себя, ударил мечом того кто бежал вторым. Разбойник, в руке которого до этого был меч, взвыл от боли, держась за сломанную в запястье руку. Он не мог страдать долго, Стартус схватил его за плечи и подставил под удар топора третьего разбойника.

Все остановились, не понимая, как этот мальчишка смог такое сделать. Потом они вновь бросились в атаку, но не так опрометчиво как в первый раз. Стартус не стал стоять как статуя, он помнил слова отца не стоять на месте. Быть постоянно в движении, уводить врага подальше от того, кого защищаешь, и он уводил. Стартус бросился к забору и легко перепрыгнул через него. Разбойники бросились за ним, они снесли забор со своего пути. Стартус стоял и ждал, кто же бросится на него первым. Здоровенный мужик с грязной и слишком длинной бородой. В его руке был большой топор с двумя лезвиями, мужик перекидывал его из руки в руку, подходя к Стартусу. Разбойник ухмылялся, веря в свое преимущество. Ведь он был почти в два раза выше и шире этого мальчика, который стоял перед ним, но почему-то не боялся его. Потом он резко прыгнул вперед, нанося удар топором сверху вниз. Мальчик исчез из поля зрения разбойника, но потом он появился, вернее не он, а его правая нога, которая коснулась головы этого огромного разбойника. Разбойник по достоинству оценил удар мальчика, и в знак одобрения как мешок упал на землю без чувств. Из сломанного носа тела кровь, разбойник лежал тихо как, младенец во сне. Стартус вспомнил слова отца, вернее, слова эти прозвучали в его голове:

Никогда не оставляй врага за своей спиной, даже если этот враг почти мертв, почти мертв, это не совсем мертв. – Стартус поднял топор и на глазах замерших разбойников вонзил его в грудь великана.

Ну что вы там возитесь, кончайте с ним и уходим. Одноглазый и Кочерыжник, займитесь девчонками.

Кричал главарь, сидя на коне. Происходящее ему явно не нравилось и слишком затя- нулось. Общее оцепенение спало с разбойников, и они с криками бросились на Стартуса. Мальчик уклонялся от ударов и пытался пробиться сквозь ряды этих обезумивших от собственной ярости разбойников к дому, в котором ломали дверь с целью добраться до его сестер. Кто-то из разбойников упал, крича от боли и разглядывая обрубок своей руки. Кто-то упал замертво, но мальчик еще был жив, и разбойников этот факт сильно нервировал. Стартус все время поглядывал в сторону деревни. Он не понимал, почему никто не поможет ему. Неужели там не слышат шум и крики. Силы кончались, он по- нимал, что долго так не сможет, его отец смог бы, а он нет, их было слишком много. Раздался крик кого-то из девочек, потом крик разбойника. Стартус увидел, как из дома выбежали насмерть перепуганные сестры, а за ними разбойник. У Нилеи в руках был окровавленный боевой нож, откуда у нее боевой нож. Стартус рванул с места на помощь сестрам, разбойники не отставали от него ни на шаг. И тут Стартус почувствовал обжигающую боль в правой ноге. Кто-то все-таки смог добраться до него. Из раны хлынула кровь, это было плохо, ведь с ней уходили силы вместе с жизнью мальчика. Он в последний раз глянул в сторону деревни, не понимая, почему там так тихо, и побежал к Нилее и малышам. Нилея стояла перед разбойником и выставила впереди себя окровавленный нож, с лезвия которого стекала кровь убитого ею бандита. Малыши прижались к ней, зная, что спасти их может только она. Разбойник шел медленно, он знал, что девочкам мало осталось. Потом он как-то странно покачнулся и упал на грудь. В его спине торчал брошенный Стартусом нож, который он отнял у нападавшего разбойника. Он выиграл время для сестер, и это было важно. Ему нужно только подойти к ним, и он сможет их защитить. Натиск на Стартуса усилился, а вот сил почти не осталось.

Бегите в деревню. – Крикнул Стартус и тут понял, что он погиб, и ни чем не поможет, когда в его грудь по самую рукоять вошел меч бандита. Мальчик упал на колени, с удивлением глядя на огромную рану в своей груди, из которой толчками вытекала его жизнь. Последнее, что он увидел, подняв голову, – это убегающие девочки, которые удалялись от дома. Мальчик закрыл глаза и упал на землю, чтобы умереть мужчиной, не сломленным воином, но все-таки умереть.

Девочки бежали изо всех сил, стараясь добежать до деревни. Нилея держала сестер за руки и бежала, бежала, бежала. Манила споткнулась и упала, Нилея остановилась подбежала к ней подхватила ее на руки и побежала в деревню, но в этот момент что-то сильно ударило ее в спину. Руки ослабли, и Манила упала на землю, в животе у нее была рана. Она смотрела на старшую сестру и ее широко открытые глаза удивленно смотрели на грудь Нилеи. Нилея упала на колени, она посмотрела на свою грудь, из которой торчало копье. Потом она как можно аккуратнее легла на землю рядом с Манилой. Силы покидали их обоих, задыхаясь, Манила спросила:

А где наш папа, почему он нас не спасает, он ведь придет, правда? Нилея ответила шепотом:

Да, милая, он придет, он обязательно придет. – Манила этого не слышала, сестры уснули на том месте, где их застало это злосчастное копье, а Ания бежала к деревне в поисках защиты тех, кто сейчас сидел в общинном доме и закрывал уши руками, чтобы не слышать ужаса, происходящего за сенами, ограждающими деревню. Маленькая девочка подбежала к воротам деревни и не поверила своим глазам. Ворота были закрыты.

Откройте, впустите меня, впустите меня, пожалуйста. – Ания гладила ворота руками в надежде, что это поможет ей спастись. Она несвязно что-то говорила сама себе, задыхаясь от страха и заливаясь слезами. Маленькие ручки дрожали от напряжения и страха, Ания молила о помощи.

Воздух вспорола выпущеная кем-то из разбойников стрела. Она со зловещим свистом преодолела расстояние между человеком, выпустившим ее и маленькой девочкой, стоящей у запертых ворот. Стрела летела с одной целью, и она ее достигла, девочка пошатнулась, пронзенная стрелой, и упала на землю, чтобы больше никогда не подняться.

Соберите погибших и уходим, свою работу мы выполнили, теперь дело за Камресом. – Главарь ударил коня шпорами и поехал в направлении леса. Разбойники собрали убитых и раненых и отправились вслед за своим главарем, оставив несчастных детей там, где они были.

Кирилл гнал лошадь, которая и так неслась из последних сил. Он видел деревню и вот то, что он увидел, его по меньшей мере удивило. Ворота были закрыты. Он направил коня к деревне, и тут как гром среди ясного неба его поразила зловещая картина. Он без труда определил в лежащей на земле у ворот девочке – Анию. Крик отчаяния вырвался из груди Кирилла, не доезжая до ворот, он слетел с лошади и, подбежав к дочери, упав на колени перед ней, замер. Дочь была мертва. Стрела, торчавшая в ее спине и груди, унесла ее жизнь, и не только ее. Кирилл обломал стрелу и аккуратно, словно боясь разбудить спящую доченьку, вынул стрелу из бездыханного тельца ребенка. Слез почему-то не было, было только одно, ГОРЕ. Горе человека, который еще полдня назад считал себя счастливым отцом. Взяв дочь на руки, он встал и пошел домой. Пройдя несколько шагов, он увидел лежащих на земле Нилею и Манилу. Они лежали так, словно спали, вот только копье, причинившее столько боли его дочерям, торчало из тела старшей дочери, напоминая о том, что их сон вечен. Войдя во двор, Кирилл стоял и глядел на израненное, неподвижное тело сына и понимал, не только дети умерли, умер он сам. В этот момент он вспомнил слова маленького Зимарга, сказанные так давно:

Смерть твоя, будет долгой, и мучениям твоим не будет конца.

Смерть действительно для него будет слишком долгой, а мучения, так они и вовсе вечными теперь стали.

Новах гнал своего коня, не желая понимать то, что тот не падает только усилием собственной воли. Силы лошади давно иссякли, и она мысленно готовилось к самому худшему для себя. За Новахом следовали остальные юноши, которых увели из деревни, дабы исключить их столкновение с разбойниками и таким образом спасти их жизни, и не только их. Подъехав к деревне, все увидели бурое пятно перед запертыми ворота- ми, сломанную стрелу, которая торчала раньше явно не в воротах, говорила о кошмаре, произошедшем некоторое время назад. Молча десять молодых, полных сил и решитель- ности парней пошли к дому своего наставника. Все они понимали, что кровь эта, ско- рее всего, принадлежит ему. Пройдя немного, они увидели еще два таких же пятна на земле. Значит, кроме Кирилла пострадал еще кто-то, но вот вопрос, кто именно. Парни в недоумении вошли во двор дома, и не понимали, что же все-таки произошло. Двор был истоптан множеством ног, были здесь и следы лошади, но всадник не слезал с нее. Следы вели в дом и из него. Везде была кровь, у стены дома валялась чья-то рука. Парни застыли на месте, и у них холодела кровь от понимания произошедшего. Побоища, о которых говорилось во многих легендах, произошло рядом с их домом. Здесь погибали люди, погибали в жестокой схватке не только воины. Новах медленно пошел в дом. Он хотел убедиться, что с его Нилеей, все в порядке. Вот только оглушительная тишина говорила об обратном. Вездесущие птицы молчали, ветер не давал о себе знать, даже солнце спряталось за облаками и не желало видеть всего произошедшего. Войдя в дом, у всех защемило в груди. Весь дом напоминал поле боя, на полу были кровавые следы, говорящие о том, что кого-то смертельно раненого или вообще мертвого тащили из дома. Все предметы разбросаны по дому, посуда разбита, и надо всем этим повисла гробовая тишина. Наставника нигде не было. Они вошли в гостиную, и замерили как статуи, потом крик отчаяния и непомерного горя вырвался из груди упавшего на колени Новаха:

Не-е-е-е-ет.

Перед ними стояли на табуретах четыре гроба, в которых лежали дети Кирилла. Сам же Кирилл сидел перед гробами, сгорбившись как дряхлый старик. Он не реагировал на происходящее за его спиной, он смотрел на своих детей. Он был неподвижен, из его глаз не текли слезы, от этого он сам походил на мертвеца. Новах бросился к телу любимой и заливаясь слезами целовал ей руки. Он просил небо вернуть ему ту, ради которой он все эти годы жил, но небо не ответило ему. Страдания Новаха привели в чувства Кирилла, он повернул голову и поглядел на несостоявшегося зятя. Его голос звучал как голос мертвеца, без эмоций, низкий:

А где же ты был, когда моих детей убивали? Тоже прятался за воротами, которые вы заперли, чтобы вас не коснулось мое горе? – Этот голос говорил о том, что говоривший с Новахом человек умер, и его следует оплакивать вместе с его семьей. Новах не ответил потрясенному горем отцу, он не мог ничего ответить. Его горе было настолько велико, что он и сам постепенно умирал вслед за своей невестой, это было очевидно. За него ответил Замугр, самый младший из учеников:

Нам сказали, что залесцам нужна помощь, и срочно нужно выезжать. Но по дороге Манурес не выдержал и признался Новаху, сразу после того мы и вернулись, только опоздали мы. Прости, наставник, если сможешь. – Почему-то все ученики чувствовали свою вину перед наставником. Они готовы были провалиться сквозь землю, только бы не видеть всего произошедшего. Кирилл не пошевелился, он так и сидел, смотря на страдания своего ученика, потом сказал:

Ничего не исправишь. Моих детей не поднять, вы не виноваты в трусости ваших отцов, и вам не нужно искупать их вину. Идите домой и не казните себя. Вы ничего не могли сделать, а я мог, но не сделал – это мой грех. – Его голос звучал как приговор, только приговор этот он вынес сам себе, и осталось только его привести в исполнение. Новах встал и, вытирая, слезы дрожащим от горя голосом сказал, обращаясь к наставнику:

У меня нет больше дома там, где я раньше жил. Я останусь с Тобой наставник и буду жить и умру рядом с тобой. Я не уйду, и не гони меня.

Через мгновение после его слов все остальные в один голос произнесли как клятву верности:

Мы будем жить рядом с тобой, наставник, и умрем рядом, если это будет нужно, не гони нас. – Все ученики стали на колени и склонив головы, ожидали решения наставника. Наставник не спешил с решением, он еще долго сидел на своем стуле, не подавая никаких признаков жизни, потом встал и, повернувшись ко всем, сказал:

Я пришел в ваш мир с одной целью, и эта цель может привести некоторых из вас к смерти. Посмотрите на моих детей, это может произойти и с вами. Не клянитесь в верности, не подумав, тогда и нарушать клятвы не придется. Идите в дом родителей ваших, не роняйте слов лишних. Если не измените решения, приходите за час до рассвета и тогда я приму вашу клятву, а до тех пор я один побуду, у меня всего одна ночь осталась, чтобы попрощаться с детками. – Подавленные парни вышли из дома и направились в деревню. Никто из них не проронил ни слова. Ворота были распахнуты и в них стояли подъехавшие мужчины, из тех, кто увел парней из деревни. На смерть перепуганные матери выбежали к воротам встречать своих детей, слезы заливали их лица, вот только непонятно какие, слезы радости за то, что их сыновья живы и здоровы, или слезы горя из-за произошедшего. Траурная процессия, состоявшая из девяти парней, молча проследовала через ворота, не обращая внимания ни на одного из встречающих. Также молча все вошли в общинный дом и уселись за столом. Никто из парней не вымолвил ни слова, они сидели как каменные изваяния, не двигаясь, и даже казалось, не дыша. Только Новах остался в доме наставника, он сидел у гроба своей любимой и ничто на свете не могло бы ему в этом помешать. Так они с Кириллом и просидели до полуночи. В полночь Новах встал и сказал наставнику:

Я должен кое-что сделать в деревне. Я приду очень скоро, и после этого мы будем жить вместе и умрем вместе.

Не дожидаясь ответа, он вышел из дома и пошел в деревню. Придя в общинный дом, он увидел своих друзей сидящими за общим столом без движения и в полной тишине. В доме находились все жители деревни, все молча наблюдали за происходящим, женщины тихо плакали, мужчины были угрюмы. Новах подошел к столу и, не садясь за него, сказал, обращаясь ко всем собравшимся:

Я… – Все парни при этом встали как по команде, и подошли к нему. Он посмотрел на окружающих его друзей и продолжил:

Мы решили, что не можем больше жить среди вас. Мы уходим за нашим наставником, чтобы жить рядом с ним и если надо умереть за него.

Услышав эти слова, женщины заплакали, закрывая рты ладонями, чтобы ни разры- даться во весь голос. Манурес встал и выглядел он весьма растерянно, неуверенным го- лосом сказал:

Вы должны жить рядом со своими родителями, дабы быть им опорой в старости, и защитой для всех живущих в деревне.

Это заявление вывело из себя Новаха, он с вызовом в голосе почти закричал:

Надеждой и защитой? Вам? Вам, кто предал того, кто вам ничего не сделал. А что бы сказал Колсард, если бы он знал, что Кирилл мог спасти его сына, но не стал рисковать своей жизнью из-за него. Как бы повел себя Сарек, если бы Кирилл не спас ценой своей жизни его дочь. А вы забыли, как мы жили до прихода Кирилла. Сейчас вы все забыли, что такое голод зимой, и даже соседям помогли, такие вы стали зажиточные. И чем мы все отплатили тому, кто так много сделал для вас?

Все в общинном доме замерли в ожидании чего-то, и в этот момент раздался голос Зимарга:

Вспомните, о чем я вам, говорил, и не плачьте, ибо вы сами сотворили то зло, от которого страдаете. И Ваше горе – не горе по сравнению с тем, что в доме у реки поселилось. Все повернулись к малышу, и как громом пораженные смотрели на него. В этот момент молодые парни вышли из дома и пошли к своему наставнику. Когда все присутствующие в общинном доме повернулись к общему столу, там никого не было, как будто десять парней растворились в воздухе. Придя в дом наставника, Новах не плакал, он просто сидел и смотрел на свою невесту, которая бросила его одного. Она ушла из жизни так рано, что только горе оставила после себя. Кирилл, не меняя своего положения, сказал:

– Приготовьте четыре костра погребальных. Не жалейте дров, пусть погребальный костер отнесет их к небу. Сами же приготовьтесь дом мой охранять, пока я не вернусь, как вернусь, мы уйдем из этих мест.

Все вышли во двор и стали готовить похороны. Они носили дрова молча, никто не проронил ни слова. Все работали самоотверженно и по возможности быстро. Жители деревни вышли за ограду, и молча наблюдали за ними, боясь подойти. За два часа до рассвета все четыре гроба стояли на месте сожжения. Новах и Кирилл попрощались с детьми, и Кирилл, взяв факел у одного из учеников, поджог дрова, на которых стояли гробы его любимых детей. Огонь с жадностью стал поедать дрова, и через полчаса в ревущем пламени невозможно было разглядеть то, что когда-то было гробом. Пламя неистово ревело, словно и оно понимало горе людей, которые стояли перед ним, провожая тех, кого оно должно унести в мир мертвых. Оно тоже плакало, но только плач его был похож на рев обезумевшего от горя огромного зверя. Свет от погребальных костров осветил траурным светом стены, окружающие деревню. Жители которой стояли у ворот, но не посмели идти к дому, в котором хоронили погибших ни в чем не повинных детей. У муж- чин катились по щекам слезы, они молча смотрели на результат своего преступления, и каждый из них готов был прыгнуть в этот огонь, лишь бы это помогло все исправить. Но все было так как было, и осталось лишь угрызение той самой совести, которая спа- ла при вынесении решения о предательстве. Костры погасли почти одновременно, Кирилл стоял еще долго. Он ждал когда встанет солнце, с первыми лучами солнца, которое просыпалось с большой неохотой, он стал собирать пепел в урны. Ему помогал Новах и остальные ученики. Когда все было готово, Кирилл взял урну, в которой был прах Ании, и пошел к реке. Все остальные последовали за ним, неся с собой урны. Кирилл подошел к воде, посмотрел на нее, и высыпал прах в реку. Река, как мать, приняла прах ребенка. Вода приняла форму ладоней человека, и унесла прах с собой. Все ученики были поражены таким поведением Кирилла, и тем более реки. Потом Кирилл велел разжечь костер на берегу. Сам же голыми руками выкопал небольшую ямку, недалеко от воды, и высыпал в нее прах Нилеи. Земля тоже не осталась безучастна к горю человека. Прямо на глазах у людей, на месте где, было небольшое углубление в земле, появились прекрасные цветы, что еще больше удивило присутствующих при этом учеников. Кирилл взял в руки урну с прахом Манилы. Ветер тут же примчался за своей подопечной. Он, подхватив прах ребенка, унес его в небо. У костра Кирилл стоял долго и смотрел на пламя, он вспоминал тот момент, когда Стартус в первый раз напугал его, играя с пламенем огня, а сейчас это пламя должно разлучить их с сыном. Кирилл высыпал прах сына в огонь, и ничего не произошло, все удивленно приблизились к костру, желая увидеть еще одно чудо, но чуда все не происходило. Кирилл насторожился, и в этот момент огромный столп огня рва- нулся к небу. Он так сильно осветил всех собравшихся, что они закрыли глаза руками, отшатнувшись назад. Потом пламя погасло вовсе, оставив дымящиеся головешки, как напоминание о том, что Стартус ушел.

– А ты все шалишь сынок, все пугаешь своего отца. – Кирилл удивился тому, что последние мысли прозвучали в словах и добавил:

– Мир вам, дети мои, и пусть вас берегут ваши стихии, прощайте мои родные.