История русского народа

Что притворно говорил Изяслав, то принужден он был сказать через несколько времени от чистого сердца. Владимирко разгневался на вероломство Изяслава, мгновенно собрал дружины и пошел к Киеву. Сын Изяславов, посланный к Переяславлю, был отбит мужественным Андреем. Изяслав поскакал в Вышгород и звал Вячеслава на Великое княжество. «А не сам ли ты прогнал меня?» – отвечал Вячеслав. – Теперь отдаешь мне Великое княжество, когда сильные враги готовы прогнать тебя самого!» Но, упрекнув Изяслава, старик рад был помогать ему, спешил отдать ему свою дружину и ехать в Киев. Изяслав долго думал: куда кинуться ему с небольшим войском своим? «Владимирко ближе!» – сказал он наконец и устремился на галицкого князя; но дружины Изяславовы оробели и советовали князю бежать, пока Владимирко не перешел реки Стучны. «Нет! – отвечал Изяслав, – лучше умереть, нежели осрамить себя бегством!» Тогда киевляне решительно не послушали его и разбежались. Изяслав нашел в Киеве Вячеслава, спокойно думавшего владеть великим княжеством. Он и Изяслав располагались обедать, когда услышали, что киевляне уже встречают Георгия и перевозят его через Днепр. Изяслав и Вячеслав вместе бежали в Вышгород, а Владимирко и Георгий съехались в Киеве, обнялись как друзья и клялись в верности дружбы близ мощей печерских угодников.

Владимирко казался спасителем Киева и престола Георгиева, хотя черниговские князья, переяславская и суздальская дружина и без того представляли Георгию еще довольно твердые опоры; тем непростительнее были беспечность и бегство Георгия. Еще страннее, что и после постыдного опыта также мало думал он обезопасить Киев и вскоре потерял его еще раз, раздражил всех союзников и не мог уже поправить обстоятельств никакими усилиями храбрых детей своих.

Владимирко не хотел оставить Изяслава в покое. Андрей, получив в удел от отца Туров, Пинск, Дорогобуж и Пересопницу, разделял мнение Владимирка. Они погнались за Изяславом, преследовали его повсюду, искали везде, осадили Луцк, единственную ограду беглеца, и думали, что если и надобно мириться с этим неистощимым на средства неприятелем, то не менее надобно быть всегда готовым и на войну. Георгий ничего не делал: не соглашался дать удела Изяславу и не бодрствовал в Киеве. Изяслав и брат его Владимир показали в это время деятельность непостижимую. Владимир успел убедить венгерского короля воевать с Владимирком. Венгры вторглись в Галицкую область, взяли город Санок. Владимирко с досадой оставил преследование Изяслава, пошел защищать Перемышль и успел помириться с королем венгерским, спешившим сражаться в Венгрии с греками. Тут Владимирко хотел опять соединиться с Андреем: было уже поздно. Изяслав, имея часть вспомогательных войск венгерских, шел прямо к Киеву. Поход был совершенно наудачу. За ним гнались Владимирко и Андрей; впереди его был Киев, который должно еще было завоевать, ибо там находился великий князь. «Мы погибнем, – говорила Изяславу его дружина, – впереди и за нами неприятель». «Теперь некогда бояться, – отвечал Изяслав, – надобно умереть или взять! Кто догонит, кто встретит нас, с тем и будем сражаться. Да судит Бог!» Изяслав старался только идти скорее: как хорошо понимал он обстоятельства! Владимирко догнал было Изяслава на берегах Уши; Изяслав начал перестрелку, ночью обманул неприятеля, скрылся от него, шел день и ночь и так быстро, так неожиданно явился близ Белгорода, что Борис, сын Георгия, пировавший в то время с попами и дружиною, едва мог ускакать; за ним спешил Изяслав и поймал бы его, если бы Борис не велел разломать за собой моста. Оставив Владимира Мстиславича задержать несколько времени галицкое воинство, Изяслав бросился на Киев столь поспешно, что Георгий увидел сына своего и Изяславовы дружины почти в одно время. Георгий кинулся в ладью, и уплыл в Остерский Городок. Вскоре явился туда и мужественный Андрей. Владимирко с негодованием услышал о вторичном бегстве Георгия. «Я вам не товарищ, – сказал он Андрею, – если так правите вы землею: дети, один в Пересопнице, другой в Белгороде, и не уведомляют отца, а он пример беспечности: княжит и не знает, что делается у него». Галицкие дружины отступили, тем скорее, что со стороны Венгрии грозила новая опасность. Владимирко хотел видеть следствия и дожидаться что будет.

Силы Георгия все еще были велики. Не давая ему опомниться от неожиданного удара, Изяслав прежде всего хотел показаться правым в глазах других. Он вызвал Вячеслава из Вышгорода, сказал, что для него завоевал Киев и предал ему Великое княжество. Старик гордился, плакал от радости, называл Изяслава сыном. «У меня нет отца роднаго: ты будь мне отцом. Прости, что два раза я лишал тебя наследия, ослепленный властолюбием. Прими власть и успокой мою совесть!» Таковы были речи Изяслава. «Признаю тебя не только сыном, но и братом, – отвечал Вячеслав, – разделяй со мной власть: я стар и не могу сам управиться». Изяслав не ошибся в расчете. Тень Вячеславова владычества заградила его от укоризны. Пируя победу, любуясь ристаниями венгров, угощая киевлян, Изяслав увидел Ростислава, брата своего, и Изяслава черниговского в Киеве: они клялись ему быть друзьями. Щедро одарив венгров, Изяслав отправил сына своего в Венгрию: благодарить короля и просить снова его помощи. Между тем собрались к Киеву смоленские и черниговские дружины. Георгий казался уже преступником: они шли защищать Вячеслава, законно получившего Киев.

Но Георгий имел еще друзей. Вечный враг Изяслава Святослав Олегович, Святослав Всеволодович, Владимир, брат черниговского князя, половцы, дружины суздальские и переяславские шли к Киеву. Изяслав долго не допускал их переправления через Днепр, изумил устройством ладьей, и наконец, принужденный уступить, окружил Киев войском. Вячеслав начал договариваться с Георгием о мире, он упоминал о старшинстве своем, о законном праве на киевский престол. Георгий видел, что напрасно будет изъяснять Вячеславу, почитавшему себя великим князем, его ошибку. Вячеслав соглашался уступить Переяславль сыну Георгия, только бы сам Георгий удалился в Суздаль. «Готов, – отвечал Георгий, – но удали же Мстиславичей из Киева.» «Не могу, – говорил Вячеслав, – они дети мои; всего их у меня двое: Изяслав и брат его Ростислав; у тебя детей семеро: разлучаю ли я их с тобою?»

Началась битва. Андрей снова изумил всех своим мужеством, разил врагов, гнался за бегущими, и даже дикие половцы принуждены были удерживать его необузданное мужество. Но не все сражались подобно Андрею! Предводитель половцев пал в битве: его дружины и суздальцы уступили; Георгий не хотел ждать неверной победы. Он услышал, что Владимирко уже идет к Киеву, решась снова помогать Георгию, отступил и пошел навстречу Владимирку. Остановясь у Белгорода, Георгий требовал, чтобы жители отворили город. «Отворил ли ты Киев?» – отвечали белгородцы и не пустили его. Не теряя времени продолжал Георгий поход. Изяслав знал, что дав время Георгию соединиться с галицким князем, он утратит победу, и потому спешил догонять отступавших. Вячеслав советовал ему подождать. «Некогда!» – сказал Изяслав, собрал сколько мог войска и на Стугне встретился с Георгием. Дорогою получил он весть от сына своего: Мстислав вел многочисленное венгерское воинство и велел сказать отцу, что если надобно, то он поспешит к Киеву. «Мы идем уже на суд Божий, но вы всегда надобны», – отвечал ему Изяслав. Георгий хотел мириться, может быть, для того, чтобы выждать время, но Олеговичи не хотели и просили битвы. Пользуясь жесткой бурей, Георгий еще раз ушел от Изяслава, но, обойденный им, наконец должен был сражаться. Битва загорелась на берегах Рута (Ротока), близ Перепетова, и была кровопролитна и жестока. Сам Изяслав не жалел себя, бросался в пыл битвы, изломал копье, был ранен, повержен на поле и едва не изрублен собственными воинами. Так же сражался со стороны Георгия Владимир черниговский и пал в битве. Герой Андрей забывал опасность. Конь его, раненный копьем в ноздри, храпел и бесился, сбил с Андрея шлем и вышиб у него щит; Божию заступлению и молитве отца приписывали спасение юноши. Но мужество Андрея не спасло его дружин. Первые побежали половцы, за ними черниговцы и Олеговичи. Георгий спасся в Переяславль; все войско его было рассеяно.

Перепетовская битва решила судьбу Георгия. Святослав Олегович отступил от него и предложил киевскому и черниговскому князьям мир, если согласятся разделить Черниговский удел, как был он разделен при Святополке. Князь черниговский согласился, а киевские дружины осадили Переяславль. Еще Георгий ждал пособия Владимирова, но услышав, что Владимирко возвратился в Галич с пути, он принужден был мириться. Ему охотно уступали Переяславль: «Посади в нем любого из сыновей, но только сам иди в Суздаль, ибо мы знаем тебя и не можем быть с тобою соседями», – все говорили ему. Глеб сделался князем переяславским. Андрей умолял отца прекратить междоусобия и с досадою удалился в Суздаль, видя, что отец его еще медлит, живет то в Переяславле, то в Городце, когда все уже отреклись от него.

Владимирко не напрасно оборотился в Галич. Он обошел войско венгерское, которое вел в Киев сын Изяслава, ночью напал на него и разбил совершенно. Мстислав Изяславич едва спасся сам. Георгий думал, что опять настает время успехов: он ошибся. Деятельный Изяслав потребовал от него немедленного исполнения условий и, видя новую медленность, призвал всех князей наказать клятвопреступника. Черниговские, смоленские, киевские дружины окружили Георгия: он принужден был даже уступить Переяславль, оставил Глеба в Городце, гостил у старого друга своего Святослава Олеговича и наконец уехал в Суздаль. Сын Изяслава, Мстислав, был посажен в Переяславль; но Изяслав не хотел оставить никакого следа власти Георгиевой вблизи Киева, изгнал Глеба, сжег и разрушил до основания Остерский Городок и, думая, что обезопасил себя хотя на время от Георгия, хотел управиться с Владимирком, исприятелем сильным и вовсе не похожим на беспечного суздальского князя.

Удивляясь прежде образу действий Георгия, Владимирко, кажется, предвидел, что беспечность, нерешительность и малодушие Долгорукого изменят обстоятельства. После всего бывшего Киев не мог принадлежать Георгию, дважды изгнанному, не умевшему пользоваться счастливыми удачами, мужеством и верностью детей и союзников. Закрываясь именем Вячеслава, Изяслав казался законным государем, честил, ласкал старика дядю, в тяжких бедах успев доказать, что умеет владеть мечом. Георгий был ненавистен всем: все от него отступились; Святослав Олегович и князья рязанские не могли ничего предпринять; Киев, Новгород, Переяславль и Владимир были под рукою Изяслава; Чернигов и Смоленск составляли союзные с Киевом державы. Все мщение великого князя тяготело теперь на князе галицком, столь искусно спасавшемся доселе среди изменений счастия и опасностей. Изяслав решился уничижить его: он знал, что венгерский король, разгневанный потерею войск, собирал огромные силы и вел их на Галич; Изяслав двинулся из Киева, желая соединиться с венграми. Дружески встретился он с королем близ Перемышля. Здесь соединились венгры с руссами и нашли Владимирка, готового к отпору. Началось сражение, но Владимирко не хотел решительных действий, сражался слабо и заперся в Перемышле. Но тем сильнее действовала его политика. Он сносился с Георгием, уговаривал его снова ударить на киевского князя, возмущал новгородцев и половчан. Новгородцы первые взволновались и не хотели повиноваться Киеву; половчане свергли своего князя Рогволода, зятя Изяславова, и возвели на княжество Ростислава минского; еще более: они призвали Святослава Олеговича покровителем полоцких земель. Греческий император грозил войной венгерскому королю за Владимирка, своего друга и союзника. Сия угроза подействовала более всего. Владимирку надобно было скорее разрушить союз венгров с Изяславом; он отправил подарки к вельможам венгерским, согласился на мир, на все условия. Напрасно Изяслав спорил с королем, и уговаривал искоренить Владимирка. Король не хотел битв, заставил только Владимирка присягнуть на чудотворном кресте св. Стефана, что он будет жить в мире и отдаст киевскому князю захваченные города. Король поспешил в Венгрию, отражать греков. Изяслав приехал в Киев, объявил себя победителем гордого галицкого князя, хотя и чувствовал, что победа над ним сомнительна. Владимирко был уже снова готов на войну, не отдавал городов и, когда Изяслав прислал в города своих посадников, Владимирко прогнал их. Георгий успел наконец одуматься от страха в Суздале; непримиримый Святослав Олегович соединился с ним; князья рязанские также. Владимирко умел отвлекать силы неприятелей: он немедленно выступил из Галича. Изяслав увидел опасность, велел Ростиславу Смоленскому с черниговским князем встретить Георгия, а сам спешил на галичан. Но Владимирко только отвлекал Изяслава и немедленно отступил. Быстро повернул тогда Изяслав к Чернигову, где помощники его едва защищались.

Георгий был силен: в его войске находились половцы. Князь смоленский затворился в Чернигове с черниговским князем и Святославом Всеволодовичем, который не захотел быть союзником Георгия. Андрей Георгиевич прибыл в стан отца своего. «Без князей худо бьются войска; я сам начну день битвы», – сказал он и ринулся в сечу. Но крепость черниговская держалась 12 дней. Услышав, что Изяслав спешит к Чернигову, Георгий оробел и оставил осаду; половцы отделились от него и удалились в свои степи. «Куда же ты идешь? – говорил Георгию испуганный Святослав Олегович. – Ты разорил мою область, потравил хлеб, и где мне одному бороться с сильными?» Но Георгий предоставил Святослава его жребию и поспешил отступить. Изяслав поступил с обыкновенным своим благоразумием. Он отправил Мстислава на половцев, немедленно осадил Святослава Олеговича, но не требовал ничего, кроме мира, и с радостью помирился, понимая бесполезность жестокого наказания сего князя, всегдашней жертвы смятений; может быть, он уважал и самую причину его ненависти. Между тем Мстислав разбивал и грабил половецкие вежи. С торжеством возвратился Изяслав в Киев. Надобно было наконец, кончить с соперником, опасным более Долгорукого – Владимирком. Боярин Петр Борисович послан был напомнить Владимирку его обещание: возвратить отнятые у Киева города; более ничего не требовал Изяслав. Посол Изяслава возвратился в Киев с неожиданным известием: Владимирко уже не существовал! Современники видели в кончине сего героя своего времени наказание небесное и так рассказывали о ней:

«Владимирко терпеливо выслушал все слова боярина Изяславова и отвечал, что не отдаст городов. Боярин напоминал ему клятву на святом кресте. «Крест был не велик!» – отвечал князь галицкий. «Сила его велика», – возразил боярин, и продолжал упреки. «Довольно! – сказал наконец Владимирко. – Ты досыта наговорился; иди вон». Боярин бросил клятвенные грамоты и удалился. Владимирко оказывал явное презрение к послу Изяслава, не велел давать ему ни подвод, ни содержания из княжеской казны и, шедши по переходам, из дворца в церковь, увидел боярина идущего, остановился и с насмешкой сказал окружающим: «Поехал русский боярин, отняв свои волости!» Возвращаясь от вечерни во дворец, на том самом месте, где была произнесена насмешка, Владимирко почувствовал боль в ногах, едва не упал, был уже отнесен во дворец и в сумерки скончался. Киевский боярин остановился ночевать близ Галича. В раннее куропение прискакал к нему воин княжеский и велел воротиться в Галич. Поспешно явился боярин и был введен во дворец. На княжеском месте сидел юный Ярослав, сын Владимирка; он и бояре галицкие все были в черных платьях; верная дружина Владимиркова плакала. Ярослав посадил боярина, заплакал и сказал о смерти отца своего. «Воля Божия, – отвечал боярин, – все мы смертные». «Иди же к Изяславу, – продолжал Ярослав, – скажи, что могила прекратила ссору его с отцом моим; я хочу быть послушным киевскому князю. Меня поставил Бог на месте отца моего; полк и дружина его теперь мои; одно копье его стоит у гроба, и то в моей руке; но я буду вместо отца почитать Изяслава, и, если сын его Мстислав ездит подле одного стремени Изяславова, я поеду подле другого». Так говорил Ярослав и отпустил боярина, но ничего не сказал об отдаче городов.

Насмешка Владимирка над укоризнами посла великого князя Изяслава в клятвопреступлении

Справедливость великого князя Изяслава и признательность Вячеслава

Изяслав жалел, как говорят, о Владимирке и не довольствовался ласковым смирением Ярослава. Он не полагал, может быть, что Ярослав был добрый наследник своего умного отца, и хотел наказать дерзкого юношу. Георгий не двигался из Суздаля; дружины Изяслава, и с ними черниговские и смоленские, двинулись к Галичу. Ярослав тотчас доказал, что он сын Владимирка и внук Володаря: мужественно пошел он против них. «Князь! – говорили ему бояре и воины, – ты один у нас. Что делать нам, если с тобою случится зло? Иди в город; мы пойдем биться с Изяславом». Они исполнили мужественно свое обещание; разъяренный Изяслав сражался жестоко, гнал галичан, но другие его дружины были разбиты и бежали. Изяслав остался с малым числом воинов на поле битвы; в бессильной ярости перерезал он пленников и ускакал в Киев.

Там встретила его невеста. Несмотря на немолодые лета, Изяслав женился на абазинской княжне и с досадою увидел в Киеве сына своего Ярослава, изгнанного новгородцами. «Он более сотворил у нас раздора, чем уряда», – говорили новгородцы и требовали к себе Ростислава смоленского. Изяслав вынужден был согласиться, помня, что Суздаль ближе Киева к Новгороду. За то Изяслав готовился на новую войну с Георгием (которого остановил в это время конский падеж, расстроивший его войска), но совсем неожиданно заболел и – скончался.

Дряхлый Вячеслав остался единственным владетелем Киева, а не по названию только великим князем. «Твоему гробу должно бы моим быть!» – говорил он, рыдая над бездыханным телом Изяслава. Никто не скрывал от него, что ему одному нельзя остаться князем киевским, что надобно избрать соправителя и по-прежнему быть только тенью другого, который мог бы править и действовать от его имени. Один князь имел на это полное право – Георгий Долгорукий, но народ ненавидел Долгорукого и не хотел слышать об его избрании. Вячеслав отправил немедленно послов к Ростиславу смоленскому и звал его в Киев. Киевляне предписали условия: Ростислав должен был почитать Вячеслава, как отца, слушать его решения, но лично управлять всеми делами, судом и расправою. Ростислав, всегда слабый, всегда руководимый другими, согласился, не положил даже никаких условий о Владимире и Переяславле, где владели сыновья Изяслава: Ярослав, изгнанный из Новгорода, и Мстислав, бывший правою рукою своего отца.