Тёмные ночи Горбальса

Тёмные ночи Горбальса
Николай Олегович Бершицкий

1954 год, город Глазго, Шотландия. На территории Южного Некрополя пропадет без вести ребёнок. В те годы город, а особенно район Горбальс, представлял собой полуразрушенные трущобы, и случалось всякое, однако на свет начинает пробиваться история о "вампире из Горбальса", якобы охотившимся на детей и ранее.

Джонни О'Кифф и шайка мальчишек под названием "Дубовые баты" с района решают найти и наказать виновного в пропаже их друга.

Также к делу о пропаже подключается инспектор полиции Алекс Блэклейк. Расследуя историю о загадочных исчезновениях, которые продолжают происходить, он выходит на целую сеть странных личностей, как-то связанных с похитителем, и натыкается на группу "охотников на вампира". Абсурдная на вид ситуация в итоге оборачивается страшным сном, а Блэклейку, его невесте Мэг и Джонни приходится столкнуться с существом, выходящим за пределы человеческого понимания.

Николай Бершицкий

Тёмные ночи Горбальса

1

[1 - Возможно, некоторые места и улицы, их названия возникли позже временного отрезка описываемых событий (1954 год), уточнить все детали до мелочей было бы слишком сложно и в целом излишне. Так что имеют место незначительные художественные допущения. Также роман частично основан на реальной истории о «вампире из Горбальса», претерпевшей ряд авторских дополнений и изменений. Автор вольно передаёт и продолжает её.]

Вялое позднеосеннее утро вползло в заваленную барахлом комнату с явной неохотой. Солнце с трудом пробилось сквозь тучи, туман и дым из труб ткацкой фабрики, которую открыли в прошлом году. За окнами раздавались привычные крики и ругань. Хорошо ещё не драка. Джонни О’Кифф продрал глаза, морщась от отвращения. Почти каждый день он встречал с такой физиономией, за свои тринадцать лет он повидал много грязи и перенёс не меньше лишений, так что радость посещала его не часто. Было столько вещей, которые он хотел бы просто забыть, просыпаясь очередным утром, да уж слишком хорошей памятью его наградила природа. Почесав разбитый нос, мальчишка свесил ноги с койки и прислушался. Тётка Салли уже трещала с кем-то на пороге облупленного домишки в четыре этажа, где ютилось десять семей или просто постояльцев, если не считать кучу неофициальных родственников, заваливающихся на ночь-другую либо бродяг, дрыхнущих в холле. Джонни открыл окно, медленно толкая вверх ставню обеими руками, чтобы та не заскрипела на всю округу. Не хватало только, чтобы тётка заставила его тереть полы или мыть посуду за этих увальней, понаехавших на заработки со всего света. Конечно, он и сам приехал сюда из Ирландии вместе с Салли и отцом, приходящимся ей братом. И пока того не зарезали в пьяной драке, тётка держала себя в руках, а потом насела на мальчишку, требуя, чтобы тот устроился на фабрику. А если не желает, так будет работать по дому, подтирая дерьмо за каждым его обитателем. Вывалившись кубарем во двор, Джонни припустил со всех ног, к забегу присоединился здоровенный, со светло-коричневой шерстью тигрового окраса питбуль Халк, оглашая улицу весёлым лаем. Вслед им послышались крики Салли, уже успевшей накидаться виски:

– А-ну стой, мелкий гадёныш! Я тебе уши оторву, если заявишься к ужину!

– Да пошла ты, ведьма заспиртованная, – проворчал Джонни, остановившись на другой стороне мостовой, куда тётке было бы лень за ним гнаться.

Она предпочла как обычно перемывать ему косточки с соседками, гружёными полными до краёв мусорными вёдрами. Сплюнув, О’Кифф побрёл, засунув руки в карманы, к стайке таких же десяти-тринадцатилетних пацанов, собравшихся на углу дома. Они шумно обсуждали последние события в Горбальсе, как правило связанные с уголовщиной, более прочего привлекавшей детей работяг и пьяниц, предоставленных улице. Джонни слышал, что до войны этот район процветал, но после превратился в сущую помойку, которую он застал. Тут понастроили фабрик и заводов, навезли для работ мигрантов из Италии, Ирландии и бог знает, откуда ещё. Поэтому получить ножом в бок или дубинкой по голове стало привычным делом. Полиция нехотя впутывалась в разборки между диаспорами, разве только в случаях, когда дело заходило слишком далеко.

– Эй, чего у вас?! – окликнул увлёкшихся жарким спором товарищей Джонни.

– Того! – резко ответил самый рослый и старший (ему было уже четырнадцать) из шайки – Хэнк «Лось» МакФирли. – Малыш Сэмми пропал вчера! Не вернулся с кладбища! Ты вообще где пропадал, дрых что ли? Мы уж собирались за тобой идти.

Хэнк резко выделялся из своей команды ростом, просунувшейся под носом щетиной и тем, что всегда носил белую, пусть далеко не чистую, рубашку и коричневый жилет поверх неё. А ещё он горланил так, что весь Горбальс знал, кто это голосит.

– Меня тётка весь вечер гоняла, подрыхнешь тут. И только не заводите снова эту песню, – устало вздохнул О’Кифф.

– Я не о том, – оборвал его Лось. – Мы думаем, это всё итальяшки с Эглинтон-стрит. Помнишь того слизняка из своры «Синих кепок», Фарцелли или как-то так? Он повздорил вчера вечером с Малышом.

– Но Кун видел высокого парня в шляпе… – начал один из мальцов.

Лось «прибил» его суровым взглядом.

– Мы не будем разговаривать про вампиров, – медленно процедил он. – Ясно? Это был псих из бомжатника у реки и его поймали копы полгода или даже больше тому назад. Или ты совсем тупой?

– А я слышал, что его взяли просто, чтобы дело прикрыть, – не сдавался спорщик.

– Так, кто-нибудь сейчас брякнет про вампира, и я дам ему в морду, – размеренным тоном расставил все точки над «i» МакФирли. – Надо пойти да вытрясти из макаронников, чего они с Малышом сделали. А за одно и дурь вышибем. Только не сейчас. На Эглинтон средь бела дня слишком людно и шастают банды посолиднее этих недомерков. Лучше прессонём кого-нибудь из них вечером на кладбище. Собираемся у ограды в половине седьмого. Свободны. Никто не смеет плевать в лицо «Дубовым батам[2 - Бата или шилейла – ирландская боевая трость или дубинка с круглым навершием.]»!

Мальчишки пошумели ещё немного, получив даже пару угроз от прохожих и выговор от старого булочника Боба Хилли, который, впрочем, вызвал скорее смех. Джонни распрощался с приятелями, пообещав захватить на разборки отцовский нож, а пока что весь день был в его распоряжении. Поэтому он надумал заскочить к своей давней подруге Пенни О’Ханникан, которая также прибыла в Глазго одновременно с семейством О’Кифф, и на которую Джонни имел виды. Жила она на Камберленд-стрит, откуда рукой подать до Южного Некрополя, ставшего местом встреч и игр детворы Горбальса. В тяжёлые послевоенные годы в трущобах ребятне находилось не так много развлечений, а оставаться во дворах домов, где жили, тот ещё «карнавал». Взрослые постоянно пытались привлечь младшие поколения к работе, или гоняли их из вредности – характер у многих попортился от тягот жизни. Вот в один момент кому-то и пришла в голову идея обосноваться в таком месте, где обычно мало народу. И хотя веселье на могилах вызывало много негодования, такие вот вечерние променады в Некрополе набирали обороты с каждым днём. В конце концов, взрослые стали побаиваться лезть в странные развлечения своих отпрысков, поскольку далеко не все из них были милыми и добрыми «цветами жизни». Частенько в карманах этих «цветочков» покоились ножи или кастеты, которые шли в дело чуть что. Полиция сперва пыталась вмешиваться, но потом и им надоело гонять малышню по кладбищу в часы, когда совершаются куда более серьёзные преступления. Единственным поборником покоя на Южном Некрополе оставался его смотритель Сидней МакКоул. Но кроме как сипло кричать и махать незаряженной двустволкой на сорванцов, раскачивающихся на прикрученных к ветке дерева качелях или носящихся по местам упокоения, играя в догонялки, он ничего поделать не мог. Со временем МакКоул и вовсе превратился в объект насмешек или становился прообразом для персонажей городских легенд, сочиняемых тут же по ночам при свете костров.

Так эта традиция постепенно укоренилась. Не помешал кладбищенским гуляньям даже один подозрительный случай, приключившийся пару лет назад. Несколько детей пропали без вести во время посещения Некрополя, и очевидцы указывали на некоего высокого мужчину в шляпе и старомодном плаще. По Горбальсу поползли слухи о вампире, крадущем детей себе в пищу, но спустя год после первого исчезновения полиция задержала какого-то полоумного бродягу, на него-то и списали предполагаемые убийства. Мало кто заметил, но пропажи продолжались и дальше, только теперь куда реже обычного, так что связать их с «кладбищенским убийцей» не приходило в головы ни стражам порядка, ни жителям района. А если учесть криминальную обстановку, ухудшающуюся с каждым годом…

Джонни вернулся к дому, обойдя его с другой стороны. Нож отца был надёжно припрятан в выбоине оконной рамы. Таскать его с собой постоянно мальчик боялся. И тётка могла отобрать, и какие-нибудь гопники возрастом постарше, опять же полиция. Вещица-то была необычная. Красивая резная ручка из слоновой кости с узорами и орлом, раскинувшим крылья, и острейшее блестящее лезвие из чистого серебра. Нож был скорее наградным или парадным, но заточенным. Хороший тычок в нужную точку – и можно запросто убить. Отец рассказывал, что забрал его у важного немецкого офицера, захваченного после высадки на «Голд-Бич», где он находился в составе британских войск. Понятно, что такую важную реликвию можно было доставать лишь по очень важным поводам. Отослав назад взмахами ладоней Халка, заприметившего знакомое лицо издалека, дабы тот шуму не поднял, он подполз к окну своей комнаты. Внутри, ворча, вовсю хозяйничала Салли, с грохотом перегребая содержимое шкафов. Поскольку замок на двери давно выломал пьяный бомж (тогда Джонни как раз пришлось вооружиться ножом, выставив «гостя» силой), попасть в помещение тётка могла с лёгкостью. Это было ещё одной причиной найти для оружия местечко поукромнее. Чего она там искала – О’Кифф понятия не имел, возможно, даже сама спрятала тут спиртную заначку от других жильцов и забыла, куда. Выждав, пока Салли закончит и уберётся, Джонни высунул голову из-под подоконника, ловко пропихнул пальцы в щель между рамами и выудил нож. Теперь, гордый своим проворством, он направился по Хоспитал Стрит, предвкушая бурный день и вечернюю встречу с враждебной шайкой.

Трущобы кипели своеобразной жизнью, к которой надо приспособиться, если хочешь найти место в этом клокочущем котле. Женщины прямо на улице полоскали бельё в тазах, натирая его на стиральных досках, подвыпившие мужички играли в напёрсток или карты, дымя табаком и поругиваясь, торгаши из покосившихся лавчонок горланили, зазывая покупателей, до звона в ушах. Вдалеке раздавались гудки с какого-то завода. На перекрёстке, где сходились Хоспитал-стрит, Краун-стрит и Эррол Гарденс, Джонни окликнули. Заметив боковым зрением компашку из трёх парней лет по двадцать, О’Кифф ускорил шаг, делая вид, что не понимает, к кому обращаются громилы, придерживая в кармане драгоценный нож.

Лбы быстро нагнали его, и их заводила, скользнув пальцами по подтяжкам, кивнул ему:

– Малец, есть чего?

– А что, заметно по мне, что есть? – дерзко ответил Джонни, примечая, куда бы дать дёру.

Рассчитывать на помощь бродящих по улице людей особенно не приходилось. По взглядам некоторых из них вообще становилось ясно, что с троицей они хорошо знакомы и связываться не желают.

– Давай, я сам решу, – сказал главарь, пока два других подонка обступили мальчишку с боков. – Что в карманах?

– Руки, – уверенно отозвался О’Кифф, вертя головой, дабы не выпускать из виду членов банды.

– А покажи-ка, – расплылся в зловещей улыбке главарь.

Один из парней, не дожидаясь команды, схватил Джонни за правую руку и вытащил её из кармана. Увидев нож, все трое аж затрепетали. Джонни понял, куда дело клонится, и со всей силы надавил каблуком на ногу хулигану, что держал его. Тот взвыл, отпустив мальчишку, а О’Кифф со всех ног припустил в направлении Розового сада, надеясь укрыться от преследователей там. Несясь по Эррол Гарденс, он специально петлял вокруг прохожих и торговых развалов, вынуждая гопников налетать на ничего не подозревающих людей и терять его из виду. Кто-то орал, что вызовет полицию, кто-то сам угрожал навалять всем причастным к беспорядку, но так и не дополнил слов делом. Но, по крайней мере, Джонни удалось оторваться метров на десять-двадцать. Добежав до ограды, он вцепился в неё, стараясь не выронить нож, и, пока вскарабкался наверх, его схватили цепкие пальцы заводилы. Не думая, О’Кифф полоснул его ножом, перехватив оружие правой рукой, по запястью и соскользнул по ту сторону.

– Ублюдок мелкий! – завыл лоб. – Чего стоите, за ним! Поймайте и запинайте нахрен до смерти!

Подручные второпях взлетели на ограду, чуть не свалившись с неё, оставив своего вожака материться на тротуаре, ему точно было не до акробатики. Однако юркий Джонни О’Кифф уже нырнул в гущу облезлых розовых кустов, прикрывая лицо широким плотным рукавом куртки. Шипы мешали и замедляли движения, но проломиться ему удалось, а дальше он затерялся среди гуляющих. Эти места он знал не очень хорошо да всё-таки знал. Они с Пенни частенько сюда забегали, и подружка водила его по аллеям. Так он точно представлял, что, двигаясь в южную часть Сада, ты снова попадёшь на Эррол Гарденс, а через пару домов выйдешь к Джейн Плейс. А тут уже и полицейский участок, также граничащий с Камберленд-стрит. А где участок, там и копов полно. Ни один безмозглый головорез сюда не сунется.

***

Тяжело дыша и периодически оборачиваясь, Джонни свернул с Джейн Плейс в ровный прямоугольный двор, образованный восьмью домами, в одном из которых жила Пенни. Отмахиваясь от раскачивающегося на натянутых верёвках белья, он прошёл к знакомому чёрному ходу, там, собственно, стояла миссис О’Ханникан с дочерью. Женщина была одета в чёрное и держала корзинку с простеньким, зато пухлым букетом цветов. Дав какие-то наставления Пенни, она направилась через двор к выходу на Камберленд-стрит. Джонни спрятался за бельём, зная неприязнь, которую к нему испытывала мать его подруги, лучше было лишний раз на глаза ей не попадаться.

– Пен! – окликнул он девчонку, собиравшуюся уже уходить в дом. – Ты не занята?

– Что с тобой? – пытаясь скрыть тревогу улыбкой, спросила Пенни, заметив царапины от розовых шипов на лице своего «кавалера».

– Так, парочка придурков прицепилась по дороге, – махнул тот рукой. – Я им показал, что к чему.

С этими словами он с гордостью продемонстрировал испачканный кровью нож.

– Ты с ума сошёл! – вскрикнула подружка, запихав руку с клинком обратно в карман Джонни. – Мерзость. Ты ведь не?..

– Да нет, конечно, – усмехнулся О’Кифф. – Так, отбил желание связываться с «малолетками», ха!

– Смотри, мать уже тебя тут видеть не желает, хочешь ещё и отца настроить против себя? Он и то только лоялен потому как большую часть дня торчит в участке и не знает того, что знает матушка.

– А чего такого? – удивлённо пожал плечами Джонни. – Не я Горбальс превратил в крысиную нору. Но выживать-то надо. Ты сегодня вечером на кладбище пойдёшь?

– Ну-у, – Пенни смущённо потёрла локоть. – У меня много дел по дому. К тому же мама будет там на похоронах миссис Пейсли, торговки рыбой с Квин Элизабет Гарденс…

– Это та страшная толстуха, которая тут околачивалась?

– Джонни! – девчонка нахмурила брови и толкнула приятеля в плечо.

– Ну смотри, сегодня «Баты» собираются проучить итальяшек с Эглинтон-стрит. Я тоже поучаствую…