Литлабиринты

Но тут меня друзья-соратники и руководители Общества любителей книги просто уговорили: мол, не имеешь права отказаться от презентации: это же – ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, это же – ДОСТОЕВСКИЙ, это же  – СТОЛИЧНОЕ ИЗДАНИЕ! Это же не только престиж автора, это престиж Тамбова, всей Тамбовщины!..

Согласился.

И, в общем-то, не пожалел. Презентация прошла в актовом зале тамбовской мэрии, он был полон, в первом ряду – сам мэр, председатель городской Думы, начальник управления культуры, корреспонденты газет, три телекамеры, представитель облрадио с микрофоном… Сладкие речи лились рекой, фамилии Достоевский и Наседкин то и дело звучали рядом, через запятую (а одна пылкая дама даже обмолвилась: «Николай Николаевич Достоевский написал замечательную энциклопедию!..»), – чего ещё надо, чтобы в кои веки потешить авторскую душу? А один штришок в ходе презентации и вовсе умилил чуть не до слёз чуйвствительную душу автора и некоторых гостей презентации. Оказывается, буквально накануне в киосках тамбовских появился свежий номер центральной газеты «Культура» с огромным фото на первой странице: вагон метро, пассажиры читают книги, в основном, детективы (обложки хорошо видны – Незнанский, Колычев, Кивинов…), а один, симпатичный юноша в очках – мою энциклопедию «Достоевский»…

Вот вам и аннотация!

Через пять лет «Алгоритм» уже совместно с «Эксмо» выпустили второе издание моей энциклопедии. Перед этим она уже была переведена на польский язык и готовилась к изданию в Гданьске.

Но самое поразительное, как я узнал с опозданием и совершенно случайно, ещё в 2004 году энциклопедия «Достоевский» вышла на сербском языке в Черногории!

* * *

Дело было так.

Я заглянул однажды, уже в 2006 году, на сайт Российской государственной библиотеки (бывшей Ленинки) и решил в каталоге сверить, все ли мои книги там значатся-имеются? Может, кто не знает, что при нормальном, так сказать, официальном издании книги она маркируется по нескольким параметрам: ББК (Библиотечно-библиографическая классификация), УДК (Универсальная десятичная классификация), ISBN (англ. International Standard Book Number – Международный стандартный книжный номер), Авторский знак (условное обозначение первого слова, с которого начинается первый элемент библиографического описания), Копирайт (англ. Copyright) – знак авторского права (C), который ставится на книге перед фамилией автора. Из всех этих издательско-типографских абракадабр ISBN является самым важным – он единственный и уникальный для каждой книги, как отпечатки пальцев у человека. Если такого знака-номера у книги нет, значит она, несмотря даже на красочный переплёт и мелованную бумагу, издана кустарным, любительским, непрофессиональным способом, как правило, за счёт автора и полноценной книгой не является. Подобных изданий сейчас – тьмы, и тьмы, и тьмы! Само собой, в Российскую государственную библиотеку такая кустарная самоделка попасть никак не может. Издательство или типография с каждого тиража книги с ISBN делает обязательную рассылку 16 экземпляров в основные книгохранилища страны, в том числе и в РГБ.

Ну так вот, пошарил я по сусекам каталога главной нашей библиотеки, все свои книги на радость себе там разыскал-обнаружил, даже и нумерованную, но малотиражную «Достоевский: портрет через авторский текст». Все и плюс ещё одну, мне неведомую, экзотическую – Николаj Насеткин «ДОСТОЕВСКИ. Енциклопедиjа» (Подгорица: ЦИП, 2004). Что за мистика? Какой это язык? Яка така Подгорица и где она находица?..

Рифмы рифмами, а вопросы прояснить дюже хотелось. Впрочем, Подгорицу я уже знал – это столица Черногории, которая ранее входила в состав Югославии.

Как раз наметилась поездка в Москву, там я сбегал в бывшую Ленинку и глянул воочию на неведомое чудо. Это действительно оказалось чудом: такой же 800-страничный томище, но, в отличие от московского издания, где фамилия автора значилась только на титульном листе, здесь она красовалась прямо на обложке. С русского на сербский (который тогда был официальным языком в Черногории) труд мой перевела некая Неда Андрич-Радоевич. Имя это мне ничего не говорило, но я уже имел в Черногории, можно сказать, друзей-почитателей – ещё в октябре 2003-го прилетел ко мне чудесный мэйл:

Уважаемый Николай Николаевич!

Недавно мы приобрели великий результат Вашего многолетнего труда. Энциклопедия особенно будет полезна нам – переводчикам и преподавателям русского языка и литературы. В нашей черногорской газете (самой читаемой у нас) недавно мы опубликовали статью, в которой обращаем внимание наших почитателей русской литературы на Вашу книгу.  Посмотрите (ссылка).  Желаем Вам больших успехов и ждём новых книг.

С большим уважением,

Наташа и Савва Рашович,

преподаватели русского языка и литературы.

г. Подгорица, Черногория.

Они на мой запрос тут же ответили, что Неду Андрич прекрасно знают, дали её электронный адрес. Завязалась интенсивная переписка с Недой. Выяснилось следующее. Она работает в Институте иностранных языков, занимается русской литературой и пишет докторскую диссертацию о творчестве Мережковского. Энциклопедию она купила тоже в Москве, так восхитилась-загорелась, что тут же засела за перевод, нашла и заинтересовала издателя…

В этом месте сведения несколько туманились и в оригинале читались так:

…Владелец Издательского дома Предраг Петричевич. Он не хотел Вам написать письмо и сообщить о переводе Энциклопедии, а также не хотел устроить литературный вечер. У нас с ним сложились плохие отношения, но я попробую передать ему Ваши слова и вопрос гонорара…

В конце концов все вопросы, препоны и недоразумения утряслись, Неда ещё подключила к процессу и декана своего факультета, он организовал-оплатил от имени Института иностранных языков мне приглашение в Черногорию, и во второй половине октября 2006 года я провёл там незабываемую неделю. Милые черногорцы оплатили мне авиаперелёт в оба конца, номер-люкс в лучшей гостинице Подгорицы и даже проезд мой на поезде от Тамбова до Москвы и обратно, а господин Предраг Петричевич, прижатый к стенке, выплатил всё же мне постфактум солидный гонорар в евро (это коммерческая тайна, но могу признаться, что сумма была едва не больше, чем за два российских издания вместе взятых, хотя черногорский тираж был намного скромнее даже одного), кормили меня на убой и дополнительно устроили в мою честь два званных обеда в лучших ресторанах города, Неда и её муж Йован показали мне всю Подгорицу и даже свозили на автомобиле к побережью, в Будву, где я искупался в прозрачном до невероятности и ещё тёплом в октябре Адриатическом море…

Но главное-то даже не это, главное то, что в стенах этого самого Института иностранных языков прошла сначала очень душевная презентация энциклопедии, а на следующий день я выступил перед студентами и преподавателями с лекцией о Достоевском. Большинство слушателей вполне понимало по-русски, но мою речь синхронно переводила Неда, что придавало действу торжественности. Немудрено, что я чувствовал-ощущал себя как какой-нибудь Евтушенко, или, прости Господи, Аксёнов – щёки, наверное, сами собой слегка надувались…

Черногория стала своеобразной премией-наградой. И, завершая рассказ об энциклопедии «Достоевский», похвалюсь ещё одной наградой, которая дороже мне всех медалей и денежных премий. Это дарственный автограф автора на форзаце книги «Колеблясь над бездной»:

Дорогому Николаю Николаевичу Наседкину, писателю-энциклопедисту, глубоко проницающему нашего общего героя, с лучшими пожеланиями, сердечно. Игорь Волгин. 22.02.07.

Ну и чтобы уж совсем поставить точку в этой главке упомяну ещё, что за энциклопедию Достоевского я получил очень славную награду – медаль и диплом премии «Хрустальная роза Виктора Розова». Награждение проходило в стенах театра МХАТ на Тверском (Доронинского), и во время церемонии случился трогательный эпизод, ставший приятным, выражаясь по-нынешнему, бонусом к награде: когда я, получив её, пунцовый от радости и волнения, закончил свой ответно-благодарственный спич, с первого ряда вскочил и выскочил на сцену один из членов премиальной комиссии Михаил Ножкин – безмерно уважаемый мною (и не только!) поэт и артист. Он кинулся обнимать меня и пылко поздравлять:

– Молодчина, Николай! Такую энциклопедищу прекрасную создал! Поздравляю!..

Сразу понятно – это человек Достоевского!

Чуть позже, за банкетным столом, захмелевший совсем не от вина (хотя бокал и выпил – ну как не позволить себе по такому случаю!), я вдруг вспомнил-подумал: а ведь где-то в глубинах этого здания есть кабинет Татьяны Васильевны Дорониной, хозяйки-царицы МХАТа, и там на столе лежит моя пьеса «Город Баранов»…

Но это уже совсем новый поворот в нашем лабиринте.

Титульный лист энциклопедии «Достоевский»

на сербском языке с автографом автора.

3. Драма драматурга

Ну вот почему одно произведение рождается в виде повести или романа, другое – в виде пьесы? Тот же Достоевский в одном из писем сформулировал это так:

Есть какая-то тайна искусства, по которой эпическая форма никогда не найдёт себе соответствия в драматической. Я даже верю, что для разных форм искусства существуют и соответственные им ряды поэтических мыслей, так что одна мысль не может никогда быть выражена в другой, не соответствующей ей форме…

Сам Фёдор Михайлович, что называется, на заре туманной юности сочинил две драматические пиесы, от которых сохранились лишь названия – «Мария Стюарт» и «Борис Годунов» – да свидетельства очевидцев, слышавших отрывки этих текстов в исполнении автора. Не слабо? Юный Достоевский, взяв сюжеты и даже названия известных пьес Шиллера и Пушкина, пытался создать свои оригинальные драматические произведения. Слава Богу, оставил-бросил сии опыты неоконченными. Позже, сразу после каторги и солдатчины, Достоевский сочинил две совершенно водевильные по содержанию и композиции повести, «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели», которые вскоре уже были поставлены на сцене и с тех пор второй век уже с неё не сходят. И вообще практически все основные произведения Достоевского были инсценированы и экранизированы, потому что сами так и просятся на сцену или экран, ибо созданы по всем законам драматургии. Но сам Фёдор Михайлович категорически открещивался от стези и славы драматурга, сам свои романы для театра не переделывал.

Ну мы, понятное дело, не Достоевские! Отчего бы не попробовать? Я и попробовал.

Для начала покусился на лавры киносценариста. Это как раз в ту пору чудесную, когда учился на ВЛК в Москве, готовились к выходу первые книги (прозы и критики), намечались публикации в журналах, энергии и замыслов было хоть отбавляй. Вот в эти-то бурливые дни всё тот же неугомонный Пётр Алёшкин, сам написавший сценарий по своей повести, который уже одобрили на «Мосфильме» и собирались снимать по нему фильм, и подбил меня: дерзай, пробуй, у тебя тоже получится! Как раз закончил я рассказ «Осада». Получился он довольно внушительным по размеру (авторский лист) и, в общем-то, несмотря на так называемый открытый конец, воспринимался полностью завершённым – понятно было, что ничего хорошего с героями рассказа, квартиру которых средь бела дня осадили и взяли штурмом пьяные подонки, далее не будет, одна только жуть.

И вот я, вдохновлённый Алёшкиным, решил положить в основу сценария «Осаду» и развить-продолжить действие далее. Читатель пусть сам додумывает (на это и расчёт был), чего там с героями дальше случилось-произошло, а вот для потенциальных кинозрителей я, разогрев воображение, решил сам нарисовать сцены-кадры. Пётр показал мне, как оформляется киносценарий: какие-то поля особые, отбивки, шрифтовые выделения и прочие тонкости, которые я сейчас уже и не помню.

В начале сентября 1990 года я принёс Петру готовый киносценарий – почти 60 страниц, оформленных, надо полагать, по всем правилам сценарных стандартов. Заглавие придумал киношно-убойное – «Всех убить нельзя». Алёшкин сценарий взял, прочитал, одобрил и обещал показать кому надо…

Но тут накатили тайфуном убойные девяностые, смяли-порушили и издательские, и киношные и всякие прочие проекты-замыслы – ни алёшкинский фильм, ни, тем более, мой на свет так и не родились. Аминь!

Но всё же замысел и труд мой втуне не пропали. У доброго-то хозяина каждое лыко в строку! Позже, уже в Тамбове, собирая сборник остросюжетных рассказов «Кошмарная наша жизнь», я вспомнил о нереализованном сценарии и из второй, дописанной части, сотворил отдельный рассказ «Всех убить нельзя». Но и на этом не остановился (своя рука владыка!): составляя для тех же потенциальных коммерческих издателей сборник криминальных повестей, взял, да и переделал весь сценарий в повесть под тем же названием, которым озаглавил и весь сборник – «Всех убить нельзя».

Эти сборники-проекты так и не реализовались, слава Богу, а рассказ «Всех убить нельзя» вошёл потом в первую мою книгу «Осада». И вот что я должен откровенно сказать: не знаю, как читатели, а я, автор, чувствую-ощущаю разницу, скажем так, в качестве, в жизненности между вдохновенно (сердцем!) написанной «Осадой» и сделанным профессионально (головой!) текстом «Всех убить нельзя». Хотя и встречались читатели, которым этот страшный киношный рассказ вполне нравится…

К слову, и с рассказом «Осада» тоже связаны какие-то киношные поползновения, который так и остались таинственными и нереализованными. Но в моём дневнике 1994 года есть краткая запись от 17 декабря об этом: «В. Пеленягрэ: “Надо по «Осаде» фильм снять – буду говорить об этом с кем надо…”» Так и не знаю, говорил или нет «с кем надо» известный столичный поэт, с которым я познакомился в издательстве «Голос», но порыв сам по себе знаменателен. Кстати, чуть ранее, 25 октября того же года в дневнике ещё запись в тему: «Звонил Н. Иванову: “Цена” – самая талантливая вещь в сборнике. Буду её Стасу Говорухину предлагать…» Речь идёт о повести «Криминал-шоу», которая под названием «Цена» должна была идти в коллективном сборнике, и, выходит, редактор «Голоса» собирался даже предлагать её для экранизации знаменитому кинорежиссёру, с которым, видимо, был на дружеской ноге…

С кино, увы, не сложилось.

Следующий, уже драматургический, опыт случился у меня через 13 лет (цифра в моей судьбе счастливая и судьбоносная). Если в первой попытке я попробовал из 20-страничного рассказа сделать 60-страничный сценарий, то на этот раз я вознамерился из 600-страничного романа «Алкаш» сотворить 60-страничную пьесу. Задача, понятно, ещё более архисложная. В уже упоминаемом письме Достоевский далее писал В. Д. Оболенской, испрашивающей его разрешения на инсценировку романа «Преступление и наказание»:

Другое дело, если Вы как можно более переделаете и измените роман, сохранив от него лишь один какой-нибудь эпизод, для переработки в драму, или, взяв первоначальную мысль, совершенно измените сюжет…

Судя по всему, «совершенно измените сюжет» – это Фёдор Михайлович вспомнил собственные юношеские неудачные опыты с «Марией Стюарт» и «Борисом Годуновым». А вот совет про «эпизод», может,  и Оболенской пригодился (был ли осуществлён её замысел – неизвестно), да и мне сразу лёг на душу. Взяв только основную линию романа, где события происходят в наши дни, и отбросив все ретроспекции, я сочинил в январе 2003-го пьесу «Город Баранов», дал ей подзаголовок-определение «Сцены современной жизни в 3-х действиях», перечитал получившееся вслух, по ролям, воскликнул, само собой, «Ай да Наседкин! Ай да сукин сын!» и на следующий же день побежал с нею в наш родимый и единственный в городе Тамбовский областной театр драмы им. Луначарского. А чего тянуть-то? Очень уж хотелось-желалось побыстрее увидеть своё детище на сцене…

И вот тут необходимо небольшое отступление, дабы были понятны невидимые миру слёзы дальнейшего повествования. Дело в том, что в нашем доблестном ТАМБОВСКОМ театре к тому времени никогда (по крайней мере, за последние полвека), ни разу не ставилась пьеса местного современного автора на современную тему. Когда-то во времена оны имелась в репертуаре драма Александра Стрыгина «Колосья в крови» об Антоновских событиях, а в начале 1980-х – эпическая историческая постановка «Что есть истина…» Ивана Елегечева о тамбовском наместнике Державине и Екатерине Второй. Всё! То есть, два десятка лет даже и исторических постановок не было к тому времени, когда прибежал я, запыхавшись, в театр со своей суперсовременной пьесой, резонно ожидая, что меня в бедствующем театре встретят объятиями-поцелуями и заплачут от счастья…

Ага, заплакали!