Зигзаги времени. Книга 3

Служу трудовому народу! – рявкнул я, вовремя вспомнив, что надо отвечать, после чего выпил тепловатую водку, поймав губами свои знаки отличия.

Комдив кликнул своего денщика и попросил принести новую гимнастерку для капитана (моя, побывавшая в боях, была уже не «ах»). Мы же с комдивом приняли еще по сто грамм и, расстелив карту, принялись обдумывать пути отхода на восток. Пока же ничего не лезло в голову, связывали раненые, а их не бросишь. Надо переноситься мне к деду, чтобы увеличить силу.

Пришел денщик с новенькой командирской гимнастеркой, на которую он тут же пришил шевроны и укрепил капитанские прямоугольники («шпалы»). Одев ремень с портупеей и кобурой с ТТ, я, одернув гимнастерку, надел фуражку и лихо отдал честь комдиву.

Товарищ комдив, капитан Федоров готов бить врага! – щелкнул я каблуками сапог.

Спасибо, капитан! Можешь идти отдыхать, завтра вернется разведка, обдумаем маршрут отхода, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше!

Я еще раз щелкнул каблуками и вышел из палатки. Пора перенестись к деду. Я засек время, оглядел окрестности, чтобы запомнить, и перенесся к хутору. Возле хутора я увидел незнакомую лошадь с телегой и полицая, который опаливал соломой тушу свиньи. Сделавшись тут же видимым, я подкрался к полицаю, увлеченному опаливанием щетины, и нанес ему удар рукоятью нагана по темечку. Скрутив руки ему за спиной его же ремнем, я прошел внутрь избы. Картина та же: разбитое лицо старика, и второй полицай. Остановился послушать, что он хочет от деда.

Говори, старик, где внучка? Ведь все-равно узнаю! Я ведь пока с тобой по-хорошему, но могу и по-другому! У меня не такие как ты языки развязывали! Говори, старый хрыч! – крикнул он и нанес удар ногой в живот старика, тот охнул и рухнул на пол. Полицай подскочил к нему и стал пинать тщедушное тело старика. – Скажешь, старый хрыч, скажешь! Ведь все равно найду, и она будет моей. С детства она мне нравилась, гад! Люблю я её, ты же всегда под ногами путался, скотина, и мешал мне!

Остановившись, он вытер пот и закурил, окидывая взглядом неподвижное тело. «Как бы не сдох старый хрыч раньше времени, а то я не узнаю, куда он спрятал внучку!» – пробормотал он и склонился над дедом. Тут я и решил вмешаться. Лезвие кинжала легко вошло под левую лопатку, пронзив сердце предателя. Тело полицая еще подергивалось в конвульсиях, когда я освободил руки деда и, повернув браслет, вновь стал видимым. Накинув поверх формы дедов плащ, я подошел к старику. Он был без сознания, я принес воды и побрызгал на окровавленное лицо. Тот приоткрыл заплывшие от ударов глаза и, посмотрев на меня, перевел взгляд на мертвого полицая.

Спасибо, касатик! Который раз спасаешь нас, не забыл видно меня Сварог, послал тебя в помощь! – слабым голосом прошамкал он. – Допрыгался Серега. – сплевывая кровь, проговорил он. – А где его брат? – поднял он на меня глаза.

Лежит на улице связанный! Ты хоть, дед, поздоровайся сначала, аль не признал?

Может расцеловать тебя? Так ты не красна девица, чтобы с тобой целоваться! – с трудом раздвигая губы в улыбке, прохрипел дед.

А придется, родимый, коль хочешь, чтобы я тебя подлечил!

Вот молодежь пошла! Согласен, костоправ, лечи, а то сил нет! Все изверг отбил, чувствую, что сам не выберусь, помру! – прошептал дед и закрыл глаза.

Я поднес ладони к его лицу, и под потоком биоэнергии рубцы и раны начали затягиваться, кровь перестала течь изо рта и носа. Взгляд по внутренностям определил, что сломаны три ребра и повреждены почки. Лечение заняло больше времени, чем я ожидал, так как организм у деда старый, и своих сил у него было мало для восстановления. Кроме этого пришлось лечить запущенный гастрит и ревматизм, раз уж взялся за гуж. Но все ж, с перерывами на восстановление энергии, лечение шло успешно. Наслушался от него, правда, и о Красной армии, и о правительстве, да и мне досталось. Язва, а не дед! Одним словом, хоть сейчас ставь к стенке.

Послушай, дед, ты заткнешься, или я лишу тебя голоса. и ты будешь у меня немой! А что, тебе даже будет лучше, люди убогих любят, всегда корку хлеба заработаешь!

Тьфу на тебя, ирод! – сплюнул дед и обиженно замолчал.

К вечеру я, измотанный, все же закончил его лечение. Старик, почувствовав себя здоровым, все ж отблагодарил меня, достал бутыль мази от комаров: «Еще не раз спасибо скажешь!» – буркнул он и сунул мне ее в руки. Мы ее уже испробовали, когда шли по болоту, действовала хорошо, хоть и воняла дегтем. Отказываться я даже не думал, всякий труд требует вознаграждения, а я потрудился хорошо. Дед стал собирать свой сидор, стараясь не наступать в лужу крови, что натекла из убитого.

Давай, милок, собирайся! Вдруг их хватятся, все ж вечереет. Наташка, их маменька, скандальная баба! Шум может такой поднять… Кровь убрать не успеем, поэтому придется сжечь избу вместе с телами.

Второй полицай еще жив, я его допросить хотел!

Ну, что же, мы его допросим вначале, а потом к брату отправим. – передергивая затвор у винтовки, произнес мрачно дед.

Мы вышли во двор, где лежал связанный полицай. Лицо у него было в крови от рассеченной головы, но он был в сознании, а это главное.

Говорят, вы ловите окруженцев и коммунистов, а потом сдаете немцам? – доставая кинжал, спросил я.

Нет, у нас сейчас только летчик, его неделю назад сбили над Маневичами, и он пробивался на восток. В сарае запертый сидит. – испуганно отползая, затараторил он. – Не убивай, начальник, я все тебе расскажу! Я даже с бургомистром в Ровно знаком, вожу ему сало, мясо, колбасы. У меня даже пропуск в город есть, сам бургомистр выписал, никто телегу не проверяет! – он с надеждой смотрел на меня, пожалеет его грозный начальник, а ли нет.

Я подошел и развязал его.

Иди. брата похорони. А ты, дед, приберись в хате, нечего ее жечь, тебе и внучке еще жить где-то надо будет.

Пока полицай копал могилу под моим присмотром, дед вымыл пол от крови и прибрался. Убитый лежал возле ямы, которую копал его брат. В хате уже ничто не напоминало о драме. Домотканая дорожка, пропитанная кровью полицая, была брошена поверх убитого и зарыта вместе с ним. Дед достал из-под матраца на кровати новую дорожку и положил ее на место старой. Это был последний штрих. «Моя Маша ткала их для детей, как приданое, да не дождалась, умерла от «испанки»!» – вздохнул тяжко старик.

Замаскировав могилу, чтобы не бросалась в глаза, я ввел гипнозом в транс полицая, приказав ему подчиняться во всем мне, после чего он сел в телегу и повез нас к себе за летчиком. В телегу положили подсоленную дедом тушу свиньи, оружие, сидор деда, да и мои вещи. Все это от греха прикрыли сеном. Будем надеяться, что немцы не привяжутся к нам, все ж полицай везет, а у него документ от самого бургомистра. Телега, громыхая колесами, по пылила к селу, где томился летчик. Село было небольшое, расположившись вдоль реки, с извилистой улицей. Посреди села стояла небольшая деревянная церковь, рядом с ней крепкий крестовой дом с высоким крыльцом, под которым висел фашистский флаг. По-видимому, раньше здесь была колхозная контора, а сейчас обитал староста, да полицаи. Вон двое сидят на ступеньках и лузгают семечки, на рукаве белеют повязки. Увидев нас, лениво поднялись и подошли к телеге.

Привет, Андрюха! А где Серегу потерял? – спросил мордастый полицай.

Где-где! Поехал дальше поросят искать по хуторам, от вас же толку нет! Только самогонку жрать, да девок тискать! – хлестанув лошадь вожжами со злостью произнес он.

Лошадь тронулась, и вскоре мы подъехали к его дому. Открыв ворота, он загнал телегу во двор. На крыльцо вышла мать.

Андрюша, ты кого это привез? И где Сережа? – поднося руку к глазам, прикрываясь от яркого солнца, она пыталась нас разглядеть.

Свои, мам! Бывшие «заготовители» мяса, обсудим, по рукам хлопнем! Ты лучше на стол накрой, а Серега через неделю появится, в город поехал!

Мать ушла в дом, мы же направились в сарай. В углу на соломе лежал связанный лейтенант. Единственным глазом (второй заплыл от удара) он злобно смотрел на нас, что-то шепча разбитыми губами.

Успокойся, лейтенант, свои! Капитан Федоров, а это дед, партизан, сейчас переоденешься, и будем пробираться к нашим. Полицай нас выведет, а там судить его будем. Неси одежду летчику! – повернулся я к полицаю.

Тот кивнул и кинулся в дом. Вскоре он с узлом одежды вернулся обратно. Развязанный лейтенант пил с жадностью воду из фляги, которую ему дал дед. Струйка воды стекала ему на грудь, но он не замечал, пока не опустошил емкость.

Два дня ни есть, ни пить не давали сволочи! – злобно взглянув на полицая, произнес он.

Что с ногой, лейтенант? – спросил я, видя, как он морщится при попытке встать.

Не знаю, по-видимому, перелом, когда прыгнул с парашютом.

Снимай-ка портки, парень! – произнес дед, забирая у него фляжку из-под воды. – Посмотрю, что у тебя с ногой.

Лейтенант с трудом снял галифе. Нога в голеностопе распухла, дед внимательно ощупывал ее, потом, ухватившись, резко, с поворотом, дернул за ногу. Лейтенант вскрикнул и потерял сознание от острой боли.

Вывих у него был, сейчас очнется, а через два дня все пройдет, или раньше, если вы со Сварогом поможете. – проговорил дед, накладывая тугую повязку на ногу лейтенанту.

Мы перенесли лейтенанта в телегу и прикрыли сверху сеном. Полицай вывел повозку со двора, и мы по пылили в сторону болота, где была гать на наш остров. Дед, держа вожжи, изредка подгонял лошадь, та отмахиваясь хвостом, слегка прибавляла ход, но тут же снова переходила на неторопливый шаг. Полицай шел рядом с телегой, изредка поправляя на плече винтовку (патроны я у него изъял), все ж «власть». Дорога петляла через сосновый лес, колеса подпрыгивали на корнях от вековых сосен, дребезжа и поскрипывая всей тележной конструкцией. Запах смолы, разогретой на солнце, перемешивался с запахом лесных трав, хвоей, и все это было сдобрено щебетаньем птиц и стрекотаньем кузнечиков. Солнце ласкало лицо своими лучами, и казалось, что нет ни войны, ни смертей в этой лесной глуши. Аромат, казалось, одурманивал и навевал сон, лишь толчки на кочках не давали заснуть, да вечно надоедливые пауты так и кружили над нами и лошадью.

Неожиданный выстрел разорвал лесную тишину. Полицая бросило от удара пули на телегу, и он сполз на землю. Я залег за колесом, только дед невозмутимо сидел с вожжами на телеге. Из леса раздался голос.

А ну, сволочи продажные, бросай оружие, а то всех перестреляем!

А мы оружия не имеем, милок! Полицая вы убили, а мы селяне, едем в город! – спокойно произнес дед.

А второй чего разлегся? Вставай и подымай руки, а не то сейчас пулей пощекочу!

Я встал и поднял руки, из-за кустов вышел молодой красноармеец с трехлинейкой. Подойдя к полицаю, он поднял его винтовку, закинув свою за спину.

Зря, у него тоже патронов нет, вот они. – я достал из кармана плаща горсть винтовочных патронов. – Да ты успокойся, мы не полицаи!

Видя, что парень начал пятиться обратно к лесу, я скинул плащ, показывая капитанскую форму и, главное, кобуру с оружием.

Вы кто? – продолжая держать нас на прицеле, прошептал солдатик, понимая, что патронов нет.