Чистосердечное убийство (сборник)

– Почему ты обязательно думаешь о грязи, считаешь, что произойдет самое плохое? – сквозь слезы прокричала Оля. – А если мы любим друг друга? Вдруг это серьезно и на всю жизнь. Матвей не проходимец и не подонок, с которыми ты постоянно общаешься. Он хороший парень! Его отец – глава нашего района! Так что не волнуйся насчет порядочности этой семьи.

– Вот это меня и беспокоит, – гладя дочь по голове, проговорил отец, который чувствовал, что девочка начинает успокаиваться. – Эх, если бы ты знала, что как раз среди этих вот чиновников меньше всего порядочных людей. Поверь мне, дочка, не попадают они туда. Чтобы получить такую должность, нужно совершить много не самых порядочных поступков. И голоса всякими обманными путями получить, и обещания раздать, заведомо невыполнимые, и еще много чего.

– А вдруг как раз этот и есть порядочный? – капризно выкрикнула Оля.

– Разберемся, – угрюмо ответил отец.

– Вот тут и посидим! – Алена потянула подругу за руку.

– Умираю, хочу хорошего кофе, – томно заметила Мария, послушно поднимаясь по ступеням, ведущим в дорогое кофейное заведение. – Я даже представить себе не могу, что когда-то запросто пила растворимую бурду.

Они уселись за дальний столик, и Алена тут же закурила сигаретку.

– Так я не поняла, ты Гурова или все так же Строева? – спросила она.

– Увы, Аленка. – Мария развела руками. – Сценическое имя надо беречь. Издержки профессии, от которой ты сбежала. Не скучаешь?

– Да ладно! Черт с ней, с профессией. Живем, наслаждаемся. Если когда и шевельнется внутри червячок, то я первым делом вспоминаю про голодных и бесталанных актеров, а не о звездах. У меня сразу пропадает желание возвращаться в артистки. Это же надо сразу становиться частью богемы, вырабатывать свой оригинальный взгляд на мир, на чье-то творчество и на искусство вообще, окружать себя поклонниками, ценителями и единомышленниками.

– Глупости ты говоришь! – Мария засмеялась.

– Наверное. – Аленка вздохнула. – Ты же вон за полицейского замуж вышла, и ничего. А что, он и в самом деле тебя так любит, что даже не ревнует?

– Ой, брось, Аленка. Нам с тобой не по двадцать лет.

– Вот как раз поэтому, – многозначительно ответила подруга. – Ты погляди, сколько вокруг приличных состоятельных мужиков. Тут хочешь или нет, а заставишь приревновать. Не удержишься.

Мария чисто машинально глянула по сторонам. Под навесом действительно сидели несколько мужчин. Одни с дамами, другие с приятелями или деловыми партнерами. У этого вон часы долларов за восемьсот, а у того ботинки за триста.

Тут из-за соседнего столика до нее долетели обрывки беседы. Мужчины вели напряженный разговор, но их лица оставались бесстрастными.

Один – лет сорока пяти, сухощавый, с брезгливыми складками возле уголков рта. Этот привык повелевать, всех наклонять и строить. Он легко оперировал дежурными фразами про социальные обязательства и политику, что наводило на мысль о его принадлежности к чиновничьим кругам, причем явно не районного масштаба.

Второй – коренастый, в дорогом летнем костюме. Он был немного помоложе. Взгляд у него цепкий, колючий. Ясно, что в характер этого человека въелась привычка решать, пробивать, находить выход из сложных ситуаций. Этот делец умел управлять, прошибать стены хоть своим лбом, хоть чужим. Мужчины спорили.

Аленка болтала о своих делах, рассказывала, как сложно найти хороших специалистов. Именно эта проблема и навела ее в свое время на мысль открыть школу по подготовке мастеров для салонов красоты.

– Ты представляешь, Маша, я ее научила, фактически помогла наработать постоянных клиентов, а она хвостиком вильнула и улетела в другой салон. Туда, где дура-управляющая ей пообещала такой высокий процент, который ни один работодатель не выдержит. Каков результат? Салон развалился, ей ко мне возвращаться не хочется, она теперь думает, что все может и умеет. Эта подруга начинает работать на дому. Клиентура не растет, мастерство падает. Умные же девочки сидят и не дергаются. Я их на семинары отправляю, они у меня каждый год квалификацию повышают.

Маша слушала, поддакивала, а сама никак не могла отвлечься от разговора двух мужчин.

«Жизнь с сыщиком, что ли, на меня повлияла? – думала она. – Какое мне дело до этих разговоров? Какая-то дележка земель, отвод территории под строительство коттеджного поселка. Естественно, обещание хороших откатов, но это уже у всей страны на слуху. Ого! Угрожает! Спорят, кто из них сильнее. Ничего себе! А это уж слишком откровенно».

– Ну что же. – Гуров откинулся на спинку кресла и с откровенным интересом посмотрел на подполковника Рогозина. – Проверку я закончил. Прошу расценивать как жест доброй воли тот факт, что я познакомил вас с перечнем нарушений, по которым будет приниматься решение в Москве.

Рогозин смотрел на стол перед собой и тихонько барабанил по нему пальцами. Чувствовал он себя сейчас явно не очень уютно. Кому же при его должности и звании приятно выслушивать замечания и краснеть как мальчишке!

– Нарушение сроков по вашему управлению почти стопроцентное, – стал перечислять Гуров. – Минимальное время принятия решения о возбуждении уголовного дела либо об отказе в этом составляет не менее двенадцати дней. Это вопиющее нарушение УПК. Причем ваши работники даже не особенно пытаются подчистить документы. Периодически выплывает, что заявления от потерпевших поступили на несколько дней раньше, чем были зафиксированы. Ведение дел безобразное, использование денежных средств на специальные цели не контролируется вообще.

– Да, Лев Иванович, – со вздохом ответил Рогозин. – Вы правы, тут я виноват. На сложности в работе ссылаться глупо, потому что у всех в уголовном розыске она такая, по всей стране. Если честно, то закрутился, пытаюсь сам до всего добраться, лично вникнуть, вот времени на контроль и не хватает.

– Перестаньте, Рогозин! – Гуров поморщился. – Вы человек с высшим специальным образованием. Вы прекрасно знаете, что важно не ваше личное участие. Вы должны организовать систему управления оперативно-разыскной работой и контроля за деятельностью оперативных подразделений на местах. Если вы большую часть своего рабочего времени тратите на личное ознакомление с конкретными делами, то грош вам цена как руководителю. Вы, может быть, хороший опер, даже отличный, но не руководитель. Я в Боброво не нашел ни одного дела на выявленную преступную группу. Так не бывает, Рогозин, и вы это знаете.

– В смысле?.. – Подполковник поднял глаза, явно продолжая думать о чем-то своем.

– В смысле, что дурость тянет молодежь на поиски приключений. Очень часто формируются потенциально опасные группы, склонные к совершению преступлений. Входят в них и взрослые люди, но чаще всего в районах с неблагополучной социальной обстановкой, с низким уровнем дохода населения. Такие группы каждый оперативник засекает по пять раз в год. И самое первое, что он должен сделать…

– Вовремя зафиксировать, – угрюмо, как школьник у доски, ответил Рогозин. – Принять меры к разобщению группы.

– Еще бы вы этого не знали! – Гуров хмыкнул. – Еще вам, опытному оперативнику, хорошо известно, что такими делами очень легко себе плюсовых баллов в работе добавить. Пойди докажи, что там ничего серьезного и не наклевывалось. А ты получил агентурные данные, принял меры, справился с ситуацией. Важнейшее дело – профилактика. А у вас даже проверки поднадзорных проводятся раз в год. Курорт, а не уголовный розыск.

– Лев Иванович! – морщась как от зубной боли сказал Рогозин. – Я понимаю, что выгляжу не с лучшей стороны, но поверьте, что тут речь идет просто о халатности, а не о чем-то большем. Это просто недочеты, которые можно исправить. Если это для вас важно, то прошу мне поверить.

– Значит, петух нужен был, чтобы в зад вовремя клюнул, – вздохнул Гуров. – Дубина понадобилась, чтобы по затылку тюкнуть. Вы ведь умный человек, Рогозин, хороший оперативник. Я в самом деле вас помню. Что с вами случилось? Кресло начальственное засосало?

– Можно откровенно, Лев Иванович? – вдруг спросил Рогозин вполне серьезно.

– Нужно, – отрезал Гуров.

– Именно откровенно. Как с человеком, которого я безмерно уважаю. Мы ведь все у вас учились, Лев Иванович. Ваши дела вошли в анналы МУРа, о них в академии на занятиях рассказывают. Поэтому я с вами так и говорю. С другим откровенничать не стал бы, а с вами можно. Я в органах шестнадцать лет, Лев Иванович, и милицию, и полицию прошел, с самых низов начинал. Теперь шаг до полковника, есть шанс получить от своего начальства направление в академию… – Рогозин махнул рукой и отвернулся к окну.

Гуров с сожалением посмотрел на подполковника, выдержал паузу в пару минут и наконец сказал:

– Ясно. Это не новость. С таким явлением я сталкивался очень часто и почти повсюду. Человек стоит перед выбором: либо хорошие отношения с начальством, гладко текущая карьера, либо профессионализм, принципиальность и чувство долга, ответственность за присягу, принесенную один раз, честь офицера. Видите, как мало я перечислил того, что лежит на одной чаше весов, и как много важного уместилось на второй. Но она не перетянула первую, карьерную. Вот что обидно и горько.

– Самое обидное и горькое состоит в том, что моя принципиальность не дала бы никаких результатов, если бы я ее проявил. От меня избавились бы, а на мое место поставили бы другого, куда более покладистого. Все осталось бы по-прежнему. Только он полез бы в гору, а я нет. Наверное, вы меня не сможете уважать, Лев Иванович. Я поддался обстоятельствам, решил устроиться в этой жизни. Да, это выглядит некрасиво, особенно со стороны знаменитого борца за справедливость и закон. А как с точки зрения моей жены и двух подрастающих дочерей?

– Вы мне сейчас начнете рассказывать, что все, вами содеянное, было предпринято во имя вашей семьи.

– Слово-то вы какое подобрали: «содеянное».

– Как оно звучит в Уголовном кодексе, так я его и произнес. В том же самом смысле. Преступное деяние по российским законам – это как действие, так и бездействие. Вы не забыли?

Рогозин промолчал, продолжая постукивать пальцами по крышке стола. Было очевидно, что он не ждет руки помощи, уже готов нести наказание за результаты своей работы.

– Хорошо, подполковник Рогозин, – тихо сказал Гуров, как будто говорил сам с собой. – В этой ситуации можно поступить и иначе. Хотите вернуться в когорту честных и принципиальных людей? Если желаете, то я вам помогу сперва выбраться и из этого болота, а потом его же и осушить, образно говоря.

Рогозин метнул на Гурова горящий взгляд.

«Подполковник собран и деловит, – подумал Лев Иванович. – Наверное, таким он себя чувствовал когда-то, в бытность свою молодым лейтенантом, простым сыщиком. Мало опыта, но много гонора и желания переделать весь мир по образу и подобию… закона. Жаль, что это состояние души у многих со временем проходит. Хорошо, что оно не всегда исчезает до конца. Этот подполковник еще инфицирован вирусом честности. Он по своей натуре не негодяй».

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Рогозин.

– Я хочу, чтобы на вашем месте сидел человек, на которого я мог бы положиться как на самого себя. Он должен быть хорошим профессионалом. Во второй части вы меня устраиваете, а что нам делать с первой?

– Вы хотите дать мне шанс?

– Хочу, – кивнул Гуров. – Я привык спасать людей от самих себя и от зла. Вас еще можно выручить, но только с вашей же помощью. Тащить бегемота из болота я не намерен. Сил не хватит. А вот человека, желающего выбраться, вполне смогу вытянуть. Запоминайте, что мне нужно от вас, чтобы отстоять в главке вашу фигуру, исправить положение в оперативно-разыскной работе в области и остаться в уверенности в том, что в ближайшие годы она здесь будет вестись с надлежащим рвением и умением. На это вам ночь, Рогозин. К утру я жду от вас три рапорта, которые увезу в Москву и положу на стол руководства вместе со своими комментариями. Первый – анализ недостатков в работе оперативных подразделений области. Второй – ваши предложения насчет кадровой политики в подчиненной вам структуре. Третий, как вы понимаете, должен касаться тех лиц, которые мешают вам работать. Только аргументированно.