Житие Федора Абрамова

Брат Василий – брат-друг, как будет называть его Федор Абрамов! – окончив семь неполных классов, поступил работать переписчиком в контору.

Потом он окончит курсы, а еще позднее заочно выучится на учителя, но только самому младшему Федору посчастливилось получить не заочное, а полное образование…

Промыслительно, что к получению его Федор Абрамов приступил, постигнув в семье основы братской взаимопомощи, впитав азы христианской веры и нравственности…

Ведь ему одному из всей семьи Абрамовых предстояло получить настоящее образование.

Одному и за всех…

Часть первая

Испытания и искушения

И ныне покажи свою любовь к ним и принеси им жертву с поклонением, дабы и народ весь увидел твое усердие к богам и познал, что ты искренний друг великих богов и угоден царю.

Так говорил Ликиний, обольщая и лаская святого.

    Страдания мученика Феодора Стратилата

Глава первая

Первые уроки

Пришла в голову великолепная мысль – назвать свои автобиографические записи (должен же я когда-нибудь их написать) – «Записки счастливого человека».

И это – точно. Меня действительно, начиная с самого детства, когда все старухи желали мне смерти, спасало Провидение.

Для чего? – это другой вопрос. Но спасало. Авось спасет и на этот раз.

Ну а если ко дну – что ж, можно быть благодарным жизни и за отпущенные годы.

    Федор Абрамов

За несколько лет до смерти Федор Абрамов перечитал роман Ивана Алексеевича Бунина «Жизнь Арсеньева».

Сохранились заметки, оставленные им на полях книги…

Там, где Бунин пишет о своих религиозных переживаниях: «Я пламенно надеялся быть некогда сопричисленным к лику мучеников и выстаивал целые часы на коленях, тайком заходя в пустые комнаты, связывал себе из веревочных обрывков нечто вроде власяницы, пил только воду, ел только черный хлеб…», – Федор Александрович записал на полях: «Я тоже через это прошел».

А после слов – «И длилось это всю зиму» – Абрамов оставил пометку: «А у меня годы».

Там, где Бунин замечает, что его особенно восхищали готические соборы, Федор Абрамов написал: «А у меня наоборот: готический собор я не чувствую, а церковь православная меня сводит с ума»…

Нет нужды относиться к этим пометкам, как к наброску чертежа религиозных увлечений детства. Скорее это попытка разглядеть в себе нечто скомканное в отроческие годы, заглушенное в юности, отчасти позабытое во взрослые годы, но остающееся чрезвычайно важным и судьбоносным и на склоне жизни…

«Беловодье, золотое царство… Но разве найдешь его… – читаем мы в набросках к «Житию Федора Стратилата», сделанным Федором Абрамовым в последние недели его жизни. – Было у каждого это Беловодье – детство»[9 - Оригинал текста хранится в фондах Литературного музея Федора Абрамова в Верколе.].

И тут же на полях сделана приписка: «Невозвратная пора детства. А так ли это, что в детство нет дорог?»

1

Надо сказать, что Федор Александрович Абрамов не обладал той счастливой забывчивостью, которая помогает обычным людям справиться с пережитыми ужасами. Он не был, разумеется, злопамятным человеком, но о своих бедах, неприятностях и унижениях не забывал никогда.

И если в предсмертной исповеди он называет свое нищее, сиротское детство «Беловодьем» и «золотым царством», значит духовный свет, освещавший первые годы его жизни, заслонял и голодный быт, и тяжелую, недетскую работу, к которой сызмальства начали приучать его.

К сожалению, документальных свидетельств о детстве Абрамова сохранилось немного, и говорить о его духовном воспитании большей частью приходится предположительно.

Судя по обрывочным сведениям, мать писателя, Степанида Павловна, верила в Бога, но подобно другим крестьянским женщинам, воспринимала свою веру, как нечто само собой разумеющееся и не требующее дополнительных трудов и усилий. Православие для нее было образом жизни, и сама крестьянская работа внутренне воспринималась, как работа православная, совершаемая не для обогащения, а лишь для возможности продолжения этой христианской жизни.

«…Столько благостного удовлетворения и тихого счастья было в ее голубых, слегка прикрытых глазах… – говорил Федор Абрамов в «Деревянных конях». – И тут я вспомнил свою покойную мать, у которой, бывало, вот так же довольно светились и сияли глаза, когда она, доупаду наработавшись в поле или на покосе, поздно вечером возвращалась домой»[10 - Абрамов Ф. Светлые люди. СПб.: Logos, 2007. С. 18–19.].

Это православное отношение к труду Степанида Павловна сумела передать сыну, а он пронес его через всю жизнь и наделил им героев своих книг.

Но, разумеется, как и положено было в Верколе, на праздники Степанида Павловна ходила в церковь.

И детей водила. Во всяком случае, рассказывая в 1974 году о встречах с Борисом Шергиным, Федор Абрамов неожиданно вспомнит: «Как светло было у меня на душе, когда вышли. Как в детстве, когда выходил из церкви в Пасху. И по-иному выглядело все на улице. Пахло весной. И люди все хорошие»[11 - Там же. С. 370.].

Уже в конце жизни, 11 апреля 1983 года, набрасывая заметки, озаглавленные «Из жития Федора Стратилата», Федор Абрамов запишет, словно бы перебирая в памяти давние картины: «Праздники: Рождество, Масленица, Пасха с пением, с качелями… Церковь… Пинега… Детство»…

И хотя, кажется, только посещением церкви на праздники и ограничивались материнские заботы о воцерковлении Федора, но результат был несомненным.

«Федя был лакомка, – вспоминала сестра писателя Мария Александровна Абрамова. – Любил, что повкуснее. И в отсутствие мамы любил что-либо съесть: сахар взять своей рукой, сметаны полизать, пенку снять с топленого масла, когда только из печи вынуто.

Мать узнает и нас обоих допрашивает. Мы не сознаемся. Тогда она берет нас на хитрость. Поставит обоих на лавку и скажет: «Смотрите на иконы. Тот, кто виноват, тот глаз не подымет на иконы. Ибо если подымет, то Бог сразу камнем стукнет и убьет».

И тут сразу все станет ясно…

Я глаза выпучу на иконы, а Феденька весь съежится и голову опускает. Смешно, а тогда не было смешно. Мы верили, что Бог может убить»[12 - Цит. по: Золотусский И. Федор Абрамов. М.: Советская Россия, 1986. С. 15–16.].

2

Выросшему без отца Федору Абрамову вдоволь довелось вкусить и крестьянской науки.

«Что помню я из детства? – задает он вопрос в заметках «Из жития Федора Стратилата», и тут же начинает перечислять: – Сельскохозяйственные работы доколхозной поры: сенокос, молотьбу, уборку репы, копку картошки, пастьбу коров, вывод коня (Карька) на водопой»…

Уже будучи знаменитым писателем, с гордостью вспоминал Федор Абрамов, что ему было всего шесть лет, когда он научился косить.

Гордость эта объяснима.

Сенокос в Пинежье – не просто важная страда, обеспечивающая в итоге выживание местных жителей. Сенокос здесь – все, или почти все…

На сенокосе мечтают умереть многие герои рассказов Федора Абрамова. И заслужить эту смерть может только очень хороший человек, как, например, Кузьма Иванович из «Травы муравы»:

«Однажды утром Кузьма Иванович попросил:

– Вывезите меня сегодня на пожню. Я сегодня помирать буду.

– Папа…