– Как же! Ты говоришь – в отъезде он, в большом городе… На Москве, действительно.
– По лицу я твоему прочитала это, доченька, у каждого человека судьба его на лице писана…
– Дивно это, матушка, меня об нем и впрямь брало сумление…
– Вижу, вижу. Только напрасно, доченька. Верь мне…
– Верю, – тихо сказала Домаша.
Она и сама смерть как хотела этому верить. Но она была одна и ни с кем не делилась своими мыслями, даже с Ксенией Яковлевной, так как не хотела показать себя страждущей из-за разлуки с Яковом.
«Брось свою гордость! – вспомнились слова матери. – И ведь в самую точку попала… Совсем провидица».
Мариула между тем продолжала молча любоваться дочерью.
– А к молодой твоей хозяюшке явлюся я по приказу ее, когда захочется ее душеньке, – наконец сказала она.
– Она скорее просила, только надо будет сказать Антиповне.
– А что?.. Скажись и дошли за мной али сама прибеги… – отвечала Мариула.
– Только вот что, матушка, – начала девушка и остановилась.
– Что такое?
– Коли увидишь то, что судьба ее печальная, всего не говори ей, не тревожь ее душеньку, а то и так она в разлуке с Ермаком Тимофеевичем кручинится…
– Знамо дело, не скажу, зачем пугать девушку.
– А мне про то скажи с глазу на глаз… Ладно? Так я пойду теперь, матушка, поделюсь с Ксенией Яковлевной моей радостью, а там скажемся Антиповне, и за тобой прибегу я…
– Хорошо, доченька, до свидания, родная…
Мать и дочь обнялись и нежно расцеловались. С сердцем, переполненным самыми разнородными чувствами, вышла из прачечной избы Домаша. Круглое сиротство, несмотря на то что она привыкла к нему, все-таки было для нее тяжело. Эта тяжесть спала теперь с ее души. У нее есть мать!
Девушка была так счастлива, что ей захотелось побыть подольше наедине с собой, чтобы свыкнуться с этим счастьем, насладиться им вполне, прежде чем поделиться им с другими. Поэтому Домаша, вопреки своему обыкновению, не перебежала быстро двор, отделявший людские избы от хором, а, напротив, шла медленно. Ее радовало и то, что она узнает о судьбе Ксении Яковлевны. «Матушка все определит. Мне-то, мне рассказала все, как по писаному!» – думала она.
XV
Гаданье
В тот же день по всей строгановской усадьбе распространилась весть, что у Домаши нашлась мать, не кто иная, как полонянка Мариула. Произошло это следующим образом.
Домаша, наконец, явилась к ожидавшей ее с нетерпением Ксении Яковлевне.
– Что так долго? Где ты пропадала? – вскочила та с лавки.
– Дивные дела, Ксения Яковлевна, делаются на свете, дивные! – вместо ответа воскликнула сенная девушка.
– Что такое?
– Да Мариула-то…
– Что же?
– Это моя родимая матушка.
– Да что ты!
– Верно слово, Ксения Яковлевна.
– Как же это ты узнала?
– Да она мне о том сама поведала.
– Признала тебя?
– Да… По родинке на плече.
– Любопытно.
– Я все тебе, Ксения Яковлевна, расскажу по порядку.
И Домаша подробно пересказала ей свою беседу с Мариулой. Ксения Яковлевна, схватив за руку Домашу, выскочила с ней в рукодельную.
– Антиповна, Антиповна, у Домаши радость!.. – крикнула она.
– Что такое? Что за радость? – неторопливо поднялась старуха и пошла навстречу девушкам.
– Она отыскала свою мать!..
– Ты виделась с Мариулой? – строго спросила Антиповна крестницу.
– Да, Лукерья Антиповна, – виновато произнесла она.
– Зачем же ходила к ней?
– Погадать хотела…
– Ишь, егоза, на уме пустяки одни, – полусердито-полуласково сказала Антиповна. – И нагадала?..
– Она мне сказала всю правду, – отвечала Домаша.
– Вестимо, правду, – не так поняла старуха, – я о том и сама догадывалась, как она рассказала мне о потере своей дочери во время набега. Беспременно, думаю, это наша Домаша. Так оно и вышло.
Все сенные девушки, сидевшие за пяльцами, насторожились, вслушиваясь в этот разговор, и, конечно, вскоре разнесли новость по усадьбе.
– Няня, милая, – говорила между тем Ксения Яковлевна, – я хочу видеть мать Домаши. Можно ей прийти сюда?