Ермак Тимофеевич

Домаша это сделала бы и без зову, хотя ей была тяжела предстоящая беседа с Ксенией Яковлевной. Она ничем не могла утешить ее и даже, как ей в то время казалось, потеряла возможность исполнить ее поручение. Сердце ее томительно сжималось. «Как-то примет она эту неудачу?» Домаша поспешила к ожидавшей ее Ксении Яковлевне.

Она застала ее сидящей на скамье с опущенной головой. Последняя беседа с нянькой, где девушка должна была ломать себя, чтобы не выдать свою тайну, донельзя утомила ее. Она прислонилась спиною к стене, у которой стояла, в полном изнеможении, с закрытыми глазами.

Домаша испугалась.

– Что с тобой, голубушка, Ксения Яковлевна? – воскликнула она, подошедши к лавке.

Та встрепенулась и открыла глаза.

– Ах, Домаша, это ты…

– Я-то, я, а с тобой что же это, моя касаточка? Знать, расстроила тебя Антиповна.

– Нет, не то, Домаша. Начала она опять меня пытать женихом своим да свадьбою…

– Ишь, старая, сделала дело, уж и молчала бы, – заметила Домаша.

– Уехал Яшка? – спросила Ксения Яковлевна.

– Уехал уж теперь, наверное. С час, как я его видела, сказал, что сейчас же едет…

– А-а-а… – протянула Строганова.

– Только вот что, голубушка, Ксения Яковлевна, посылала я его к Ермаку-то… Только незадача вышла…

– Посылала?.. Ну что?.. Говори прямо… Не бойся.

– Да что? Ничего…

– И не думает он обо мне, и в мыслях не имеет? – вздохнула Ксения Яковлевна.

– Не то, голубушка, не то…

– А что же?

– Запропастился он куда-то из поселка… Не нашел его Яшка. Весь поселок избегал, есаула встретил, Ивана Ивановича, так тот сказал ему, что ушел-де атаман неведомо куда… Так и не мог Яшка повидаться с ним. В том и незадача…

– Значит, не судьба, – грустно улыбнулась Строганова.

– Нет, я что ни на есть, да придумаю.

– Не надо, брось, говорю… – настойчиво повторила Ксения Яковлевна.

В голосе ее послышались раздражительные ноты.

– Хорошо, хорошо, не надо так не надо, – ответила Домаша.

– Расскажи лучше, как ты со своим простилася…

– Наше прощание недолго было.

– Плакала?

– Нужда была плакать… Глаза, чай, свои, некупленные, – делано спокойно заявила Домаша.

– Какая же ты бесчувственная! А он что, чай, не рад, что и послали?..

– Говорил, что неволей едет, да врет. Чай, самому в Москве погулять лестно…

– Что же он говорил-то?

– Да ничего, обещал гостинцев да обнов привезти…

– А о свадьбе?

– Приеду, говорит, поклонюсь Семену Аникичу, за заслугу мою, что гонцом в Москву ездил. Может, Бог даст, и смилуется…

– Конечно же, я и сама попрошу за вас дядю. Он мне не откажет, все сделает.

– На этом благодарствую, Ксения Яковлевна.

Обе девушки встали, прошлись по горнице и подошли к тому самому окну, около которого обыкновенно стояла Ксения Яковлевна. Их внимание привлекло необыкновенное оживление, царившее в поселке. Все население его высыпало на улицу, собралось в одно место и о чем-то горячо рассуждало.

Толпа разделилась вскоре на две равные половины: одни двинулись из поселка, а остальные стали расходиться по домам.

– Что бы это значило? – задала вопрос Ксения Яковлевна.

– Уж не знаю, что у них там деется, – отвечала Домаша.

Она продолжала стоять у окна, хотя поселок принял уже свой обычный вид, только дальше в степи виднелась удалявшаяся группа людей.

– Глянь, Домаша, это он! – вдруг воскликнула Ксения Яковлевна, указав на бежавшего во весь опор по поселку мужчину.

– И впрямь он, Ермак! – согласилась Домаша. – Куда это он?

На глазах девушек Ермаку Тимофеевичу подвели лошадь, он вскочил на нее и помчался вслед удаляющейся толпе.

– Они не в поход ли собрались? – сообразила Домаша.

– Что ты!.. Ужели? – упавшим голосом произнесла Ксения Яковлевна.

– Надо быть, так…

Обе девушки замолчали. Ксения Яковлевна продолжала смотреть в ту сторону, куда скрылся на коне Ермак.

Прошло более получаса. Вдруг на горизонте появилась фигура всадника.

– Смотри, это он! Он возвращается… – с волнением произнесла Строганова и стала неотводно смотреть на приближавшуюся фигуру всадника.