– Не знаю! Я от них отстал, сам черт их не догонит. Они не скакали, а летели.
– Юлия немного неосторожна! – сказала она.
В эту минуту на террасу вбежали молодые люди.
– Ты, кажется, здесь стала первой наездницей! – сказала Надежда Сергеевна, подойдя к раскрасневшейся от быстрой езды сестре.
– Мне показалось, – заметила та, не отвечая на вопрос, – что Аврора, – так звали ее лошадь английской и частью арабской породы, – немного ушиблась…
– И ты не испугалась?
– Нет!.. К тому же я была не одна. Виктор Аркадьевич ехал рядом со мной…
– Это тебя успокоило?
– Юлия Сергеевна, – перебил Бобров, слегка смущенный, – слишком хорошо ездит, чтобы чего-нибудь бояться.
– Что это папа нынче так запоздал? – проговорила Надежда Сергеевна.
Все уселись на террасе в ожидании князя, удивляясь такой несвойственной ему неаккуратности. Через несколько времени появился и он.
– Ах, папа, – вскричала Юлия, – мы заждались тебя и уже терялись в догадках, что могло случиться.
– Ничего особенного, я просто зашел слишком далеко.
Он любезно предложил руку своей старшей дочери и повел ее в столовую.
Виктор Аркадьевич, сидевший около Юлии, предложил ей свою.
Граф один пошел за ними.
После завтрака, выпив свой кофе, Надежда Сергеевна с Юлией вышли снова на террасу, оставив за столом одних мужчин.
– Мне нужно с тобой переговорить! – сказала Ратицына своей сестре.
Как только дочери его удалились, Сергей Сергеевич сделал знак человеку с суровым, торжественным и необычайно серьезным видом, в ливрейном фраке и белом галстуке, стоявшему за стулом князя.
Это был камердинер, наперсник и поверенный тайн его сиятельства.
– Степан!
Лакей почтительно наклонился к князю.
– Ты придешь ко мне в кабинет сегодня, тотчас же после обеда. Мне нужно отдать тебе некоторые приказания, – почти шепотом произнес Облонский.
– Особые? – так же тихо спросил камердинер.
– Да, особые!
На гладко выбритом, бесстрастном лице Степана мелькнула чуть заметная самодовольная улыбка.
– Слушаю-с! – отвечал он с поклоном и снова принял величественную позу.
Все трое мужчин закурили сигары и принялись за кофе и ликеры.
Спустившись с террасы, обе сестры отправились по цветнику по направлению к одной из аллей парка.
Солнце, достигнув своего зенита, делало тенистые места не только приятными, но прямо необходимыми, так что аллея, густо усаженная серебристыми тополями, куда Надежда Сергеевна повела Юлию, была прелестным местом для прогулки в этот жаркий летний день.
Графиня Ратицына и ее сестра шли сначала молча, погруженные каждая в свои думы.
Первая была серьезна, вторая счастлива.
Однако молчаливая прогулка наскучила ранее Юлии, и она сказала, останавливаясь у одной из поставленных в аллее чугунных скамеек:
– Сейчас видно, что ты не проскакала сегодня верхом часа два.
– Отчего это?
– Потому что ты, кажется, собираешься совершить длинную прогулку, тогда как мне страшно хочется сесть!
– Сядем, если хочешь, к тому же так нам будет удобнее говорить.
– Ах, правда! – бросила Юлия на сестру беспокойный взгляд. – Тебе нужно со мной говорить?
Сестры уселись.
– Да, и очень серьезно! – заметила графиня.
– Ты меня пугаешь! – засмеялась молодая девушка.
– Тем хуже, так как мне нужно твое доверие.
– Мое доверие?
– Да, и совершенная откровенность, – прибавила Надежда Сергеевна, нежно пожимая ей руки.
– В таком случае, спрашивай меня.
Графиня на минуту задумалась.
– Ты знаешь нашего отца, – начала она. – Он прекрасный человек, очень умный, любит нас всем сердцем, но вместе с тем, он человек светский, еще очень молодой душой, относящийся с большим доверием, что, впрочем, вполне основательно, к правилам чести и гордости, традиционным в нашей семье, и также к строгому воспитанию, полученному нами при нашей доброй матери… – При последних словах голос Надежды Сергеевны дрогнул. – Он занимается нами не более, как с его характером может заниматься светский человек молодыми девушками, такими, как ты, и какой я была два года тому назад.
– Конечно, – перебила Юлия, немного удивленная этим предисловием. – Папа всегда так хорошо относится к нам, что я считаю для себя праздниками быть с ним.
– Я это понимаю, и он этого вполне заслуживает. Только видишь ли, когда наша мать три года тому назад умирала, то, несмотря на мою молодость, знаешь, что она мне сказала? Знаешь ли, какие были ее последние слова? «Наблюдай за своей сестрой; меня не будет, а мужчине трудно знать и предвидеть многое, я знаю, что ты благоразумна не по летам, Надя. Я отдаю счастье Юлии в твои руки».
– Значит, – вскричала Юлия, бросаясь на шею своей сестре, – ты должна быть довольна, потому что я счастлива!