– Если приказ есть, так когда не станут… Постращают и станут, – говорит Евдоким.
– Так ведь была бы сила ждать…
– Ну так ты-то чего? – обернулся Павел к Николаю, – Михайло-то Филиппыч дал тебе?
– Дал, так ведь…
– Так ведь… Ну и можешь ждать: поспеешь крутить мир в такое дело, которого не видать сейчас, что, да к чему, да как… Может, и сам еще спасибо скажешь.
– Известно, пождать пока что, – согласился сонный Евдоким.
А начальство уж катит: кто куда, расползлись, как тараканы, крестьяне со схода. Бросился старшина к старосте.
– Ты что сидишь? сход наряжай…
– Поспеет…
– Ну так как же? гони десятских.
Вылез из саней начальник. Молодой из военных.
– Скорей, скорей.
Опять ползут старики на сходку, мимо начальства идут, – кто подойдет к сходу, шапкой тряхнет, рукой притронет:
– Мир вам, старики…
Мотнут головой старики и опять ждут да глядят туда к речке, откуда бредет народ.
– Эх! вот у вас всё так, – говорит в нетерпении начальник, – пока соберетесь, да пока надумаетесь, да пока почешетесь…
Кто глазами вскинет, а кто и не глядит, только головой трясет.
– Ну, скорей же… Не можешь прибавить ходу? Идет…
Начальник показал, как идет подходивший Евдоким.
Замигал рыбьими глазами Евдоким, тряхнул своей остроконечной шапкой и спрятался поскорее в толпу.
Собрались, наконец, все.
– Земское собрание постановило оказать помощь тем селам, которые заведут у себя общественную запашку. Каждый там, сколько придется на душу, должен обязаться пахать, сеять и в общественный амбар ссыпать: из этого хлеба и долг будет погашаться. Это милость большая, и я вам советую согласиться.
Молчат старики.
– А как, за круговой порукой? – спрашивает Павел.
– А у вас что ж есть без круговой?
– А землю откуда?
– Из мирской, конечно.
– Из мирской станем брать, сами на чем сеять будем?
– Да тут много разве земли? Две-три десятины…
– А с двух-трех десятин чего возьмешь? До урожая этакую ораву в триста ртов прокормить, тут «тысци» нужны…
– Ну да, уж это не ваше дело…
– Так…
– Ну, а который, к примеру, безлошадный, – чем он вспашет?
– Лошадный вспашет безлошадному, а тот сожнет ему.
– Пахать людям станешь, тебе кто вспашет?
– Да ведь тут много ли?
– Тут немного, там немного, – лошаденка-то одна.
– Ну наймет за деньги.
– Нанималок дай, – пустил кто-то из задних рядов.
– Кто там?
Потупились все в землю и молчат.
– Ты сказал?!
– Не я сказал.
– Врешь ты, – я вот тебя на три дня в кутузку посажу: если не умеешь понимать, когда говорят с тобой по-человечески, я с тобой и иначе могу поговорить.
Снял шапку сперва виноватый, сняли один за другим и старики.
Говорил, говорил, отошел, наконец. Опять ласковый.
– Надевайте шапки. Не худому учить пришел… Всё по-своему, по-своему – дошли до хорошего! Пьянство, лень…
– А хочешь, я тебе лошадок да коровок подарю? – выскочил вдруг Исаев старик.
– Брысь!
– Куды ты! – накинулись на него ближние, оттащили и объяснили, что безумный.