– Это зайцы бегают. Надо будет петли поставить.
– Чего бы он в петлю полез? В петлю лезут, когда жить надоело. Я видел одного мужика в петле. Некрасивое зрелище – язык вывалился, сопли висят до живота – жуть.
– Ты что под дурачка косишь?! Нашёл с чем сравнивать. Да что тебе объяснять – в обеденный перерыв захвачу проволоку и покажу, как ставить петли.
– Спасибо, – обрадовался Стёпа.
За разговором быстро дошли до деляны. Таёжную тишину резко нарушили визгливые пилы, вдалеке послышался рокот трелёвщика. Грохнулась на снег первая сосна – рабочий день начался.
Вечером бригадир и сучкоруб возвращались с деляны вместе.
– Давай здесь свернём с тропы: видишь, целая тропинка протоптана? Это косой ночью бегает на жировку.
– Не понял…
– Место кормёжки так называется. Видишь – целую тропинку протоптал?
– Выходит, что не раз бегал?
– Это его привычка: туда-сюда носиться.
– Как дурачок.
– Сам ты дурачок! Это среди людей придурки бывают, а в природе всё гармонично, всё отлажено до мелочей.
Бригадир достал из кармана моток медной проволоки, перочинным ножиком отрезал кусок длиной с метр. Не спеша сделал петлю, поставил на тропинку и закрепил за куст:
– Вот и вся наука. Понял, как делать: работай, ищи удобное место на тропе и перекрывай петлёй.
Стёпа своим «складишком»[17 - Складной карманный ножик.] отрезал несколько кусков проволоки и шагнул в сторону от тропинки, в глубокий рыхлый снег.
На следующий день он обнаружил в петле замёрзшего крупного зайца:
– Сидор Сидорович, он мёрзлый. Брать?
– А какой же он может быть? Ночью было пятьдесят градусов. Привяжи тебя – и ты к утру замёрзнешь.
Повар был очень доволен:
– Молодец, Стёпа! У лесозаготовителей должно быть натуральное мясо, а не тушёнка, с неё много не наработаешь.
На следующий день все с удовольствием ели лапшу с зайчатиной. А повар, как ему казалось, страдающий от скудного меню больше других, решил разнообразить рацион питания мясом птицы. С первого дня на помойку, возникшую недалеко от зимовья, повадились сойки, а начпрод (так сам себя называл повар) добросовестно их подкармливал: «Чтобы выросли до размера курей».
Двадцать пятого января – день рождения Степана. Когда вся бригада ушла на деляну, Карасик поставил на подпорку большой ящик из-под провианта, насыпал хлебных крошек.
Верёвку протянул через дверь и, продолжая заниматься готовкой обеда, посматривал на скопление птиц. Через час их было как на зерновом дворе воробьёв. Осталось дёрнуть верёвку и выудить из ловушки добычу.
Когда под вечер бригада ввалилась в зимовьё, стол уже был накрыт; в центре стояла эмалированная чашка, с горкой наполненная жареными мелкими существами непонятного происхождения.
– Ты что, бурундуков нажарил? – с улыбкой произнёс бригадир.
– Ты, бугор, сначала попробуй, а потом шипи, – возмутился повар. – Здесь двадцать соек! Целый день на них потратил. А как имениннику?
– Я соек люблю, но живых – красивые они, вот на вкус не пробовал. Жалко как-то, но всё же спасибо.
– Итак, мыть руки – и за стол. Всем по две сойки, остальные – имениннику, – тоном, не терпящим возражений, заявил повар.
– Не руки мыть, а совершеннолетие обмыть! – не выдержал Юрка.
– Пить – делу вредить. Ничего спиртного не осталось, всё сожрали в дороге, поэтому я вам и не запрещал пить, чтобы на похмелье допили все заначки. Степан, поздравляю тебя по поручению профкома депо и от себя лично. Восемнадцать лет – это начало жизни, до этого была только подготовка. Теперь спрос с тебя как со всех. Поздравляю!
– Спасибо. Насчёт спроса: я что-то не помню поблажек; пожалуй, наоборот.
– Да не обижайся ты, это я так – для красного словца.
– Стёпа, ты вообще не пей эту заразу. Я вот натерпелся в своей жизни: у меня жена страдает от алкоголизма, – обратился «к народу» обычно молчаливый вальщик леса Анатолий Штукарь.
– Что, запои?
– Да нет… От моего алкоголизма.
Так, в шуточках и прибауточках, лесозаготовители отметили совершеннолетие Степана.
Стёпа постепенно втянулся в работу, ему уже не казались тяжёлыми валенки, с трудом волокущиеся по снегу, и не мешала в работе основательно прожжённая телогрейка[18 - Ватник.]. Топор перестал выскальзывать из рук. Вспоминались слова из песни «Привыкли руки к топорам…».
– Степан, с сегодняшнего дня будешь работать чокеровщиком, – предложил бугор, – не удивляйся, в бригаде должна быть взаимозаменяемость.
– Да я не против. Поработаю…
– Гришка будет сучкорубом. И ещё: осталось работать недели три, а твоя душегрейка вся как простреленная, вернее изрешечённая – только не пулями, а искрами. Тебя и в вагон не пустят, это тоже надо учитывать.
– Это моя, а ту, что мне на складе выдали, я оставил дома, по приезду выйду на работу в новенькой «куфайке».
Стёпа легко заскочил на гусеницу трелёвщика, открыл металлическую дверку и, только когда уселся на твёрдое, обтянутое дерматином сиденье рядом с трактористом, почувствовал волнение.
– Стёпа, да ты не дрейфь, прорвёмся. Этот трактор переворачивается редко.
– Да я и не боюсь, – уверенно парировал Стёпа.
– Ну и молодец! Меня звать Август, – тракторист протянул мазутную руку Стёпе.
– Откуда вы меня знаете?
– Ты думаешь, что мастер со мной не согласовывал? Да, зови меня на «ты».
– Вы же старый, наверное, вам лет сорок. А мне только восемнадцать. Как-то неудобно.
– Неудобно штаны через голову надевать… Ладно, как хошь, так и зови – хошь горшком называй, только в печку не сажай.