Среда Воскресения

здесь и сейчас наша с вами история обретает новый смысл и словно бы становится рангом выше – нравственней и даже экзистенциальней: теперь в ней никакой внешней подлости (хотя – как это возможно, бросить любимую женщину?), напротив – любимая обретает своего любимого в самом наивозможном его для себя воплощении… кар-р!

и все это в то время, как другая его ипостась (уже без заслуженных угрызений) отправляется исполнять предназначенное.

Итак – всё разрешилось (и разрушилось, и построилось) ко взаимному согласию. Теперь «сердечному» Идальго (одному Илии Дону Кехана) предстояло остаться в любовниках у любимой женщины, а самому «бессердечному» Идальго (другому Илии Дону Кехана) остается лишь навсегда покинуть свою квартиру в пригороде Санкт-Ленинграда.

Что тоже оказывается не совсем простым делом.

Ведь как так вышло, что – проживая (когда-то) в самом центре такого города, вот именно теперь он оказался в его пригороде? А вот как: в один прекрасный день его увлечение собственным образованием дошло до того, что он с неподражаемой легкостью (а на деле – по житейски глупо) расстался с элитарной жилплощадью в центре Старого Петербурга.

Той самой (как уже поминалось): самоиронично располагавшейся именно что на площади Искусств; преодолев искус гордыни на вырученные сестерции он накупил достаточно книг и свободного времени (то есть – стал свободен от времени); ну а на остаток от серебра сумел сторговать уже помянутую крошечную квартирку в так же уже помянутой Бернгардовке: так он и оказался в пригороде Царства Божьего!

Не мог не оказаться, ведь само чудо бытия (иначе – самого на-личия в мире) моего Идальго заключалось в том, что он не был велик, но – был к величию принуждаем; чем же? А постоянным (оного величия) лице-зрением! Где его взять, спросите? В себе самом взять и (как за руку ребёнка) повести в мир.

Казалось бы – только стороннего посыла ему и недоставало, чтобы отстраненность стала остраненостью: ведь тот, кто уже безусловно знает о присутствии в его жизни Царства Божьего, уже и блажен, и нищ «собственным» духом, которого (духа) непрерывно взыскует.

Сойти с ума и выйти из души:

Оставить свою внутреннюю жизнь!

И поменять ее на вещество

И внешность – стать другое существо…

И осознать свою бездушность!

И вот я пуст: вокруг меня лишь сущность…

Вот я безумен и сошел с ума

В долину, где растут деревья смысла -

По ней рекой течет мое сознание!

В надежде, что я мимо проплыву,

На берегу стоят пустые мысли

И ждут, чтобы начать формирование…

Сойти с ума и выйти из души,

И принести во внешний мир предание

О том, что он внутри моих миров!

Все для того, чтоб ты в нем огляделась

И у моих костров согрелась.

Затем, верно, и понадобилось Старику явление посторонней (и в то же время – любимой) его пророку женщины в его Божьем Царстве: чтобы разделить Илию! Теперь нам остается только поверить, что весь товарообмен (маска на маску) между человеком и миром так и происходит – во благо наивозможного мира.

Нам остается только поверить, что Илия оставил свое сердце женщине во благо женщины, а не для-ради собственного душевного комфорта; но – не место и не время ему сейчас лгать себе! Ведь он действительно нищ духом и наг ступнями: ведь он разулся перед дорогой.

Теперь он может уезжать, ничуть женщину не оставив, но и с собой не взяв. Это было удивительно… Кар-р!

Дальнейшая история мира будет ещё удивительней и поучительней: мы будем заучивать ее снова и снова, каждый раз переиначивая. Ведь любая история моего мира заключена в том, что душу продать невозможно; но – в то же самое время она (именно что – невозможно) продается!

Ведь если бы было – возможно, то никакого мира (причем – не только в душе) не было бы вовсе!Причём – не было бы очень давно и с самого начала. Поскольку души «закончились» бы почти сразу после грехопадения Адама и Евы.

Вот и мы вернемся (не к началу, но к разговору об именах); впрочем, зачем возвращаться? Времени нет, и мы никуда от разговора не уходили, и время прыгнуло чуть назад, и Идальго ещё и ещё раз вопросил её о её красоте (возопил – и оставшись, и расставаясь):

– Как ты думаешь, тебя зовут на самом деле? – он спрашивал о слове, которым собирался её красоту именовать.

Ключевым здесь было слово «думаешь»… Кар-р!

Вот и Идальго думал – выйти в мир, вот и женщина думала – заступить ему дорогу, но сама отворила ему дверь. Вот мужчина сам вручил ей ключ от любых его дверей, и если бы не дальнейшая нелепица с обуваниями и разуваниями, всё проис-ходящее выглядело бы весьма стройным. Но женщина не обратила внимания на эту нелепицу!

Вместо этого (заменяя одно место другим) она сразу же охарактеризовала его затею и мироформированием:

– Хочешь броситься из огня да в полынью?

На что он ей ответил:

– Я буду звать тебя Домреми.

Она не удивилась. Она опять не обратила внимания. Вместо этого она сказала:

– Позволишь войти?

После чего (словно бы припомнив, каким – в прошлый раз – уже было ее восшествие) она чудом прошла меж имен Илии Дона Кехана, в то время как Идальго не замечал, что продолжает стоять одной ногой на земле, а другой – на небе… Поэтому он стал говорить слова и задавать вопросы:

– Как ты здесь оказалась? Ко мне в пригород сейчас никак не добраться.

Она не ответила. Стоя на одной ноге, он продолжал лепетать:

– Перерыв в расписании электропоездов.

Ты нелеп и прекрасен, – сказала она.

– Жанна из деревушки Домреми. Спасительница своего государства и своего народа.

Она как не слышала. Показалось – её слова «нелеп и прекрасен» оказались столь долгими и громкими, что заглушали в ней тонкость его «подмены» – спасения государства и народа; она не хотела жертвовать своим счастьем для спасения абстрактного «народа» – нам тогда почти объяснили, что народ наш нелеп и не прекрасен.

Она, разумеется, не полагала своё решение глобальным. Но её целеполагание не имело значения. Он решил и не заметил, что (на деле) она признавалась в своей зависимости от него.

– Я сорвалась с работы, – сказала она. – Взяла попутку. Заплатила сто тысяч (тогда еще не аннулировали нули) казенных денег (она была мелким чиновником, но суммами располагала), теперь ты мой должник.

Она имела в виду, что ради него пошла на должностное преступление!