Шаг вперёд, два назад

– Вернулся я, значит, с Блоксберга, а в деревне только и говорят, что тебя повязали, как колдуна. Непорядок, дружище! Все ведьмы на празднике были, у князя тьмы отчитывались, а ты решил поработать сверхурочно? Надеюсь, ты готов предстать перед грозными очами предводителя адских легионов?

– Я ничего не делал! – забился Вальтер. – Не делал я!

– Да ладно! – протянул шут. – Меня-то не обманешь! Уголь горшечнику кто отнес? Ты. У него ночью дом загорелся, насилу потушили. Траву корове кто дал? Опять ты. Сдохла корова. Куклу мальчишке кто помог сделать? Снова ты! Девочка слегла, того и гляди преставится. И ладно бы по отдельности, а тут все разом, в Вальпургиеву ночь. Ты сам справился или тебе ведьма помогла?

– Как Эльза и Томас? – вновь встрепенулся Вальтер. В Гослар их увезли вместе, но с тех пор, как за ними закрылась решетка здешних подземелий, их развели в разные коридоры и допрашивали по отдельности.

– Живы пока, но это ненадолго, – мрачно предрек шут.

– Йост, вытащи нас!

– Шутишь? – хмыкнул лжеинквизитор. – Одна ряса на всех не налезет.

– Тогда хотя бы их! – попросил Вальтер.

– Ее точно казнят, дознаватели свое дело знают. Чего она пропустила Вальпургиеву ночь? Слетала бы, как все, ничего бы и не случилось! – продолжал валять дурака Йост.

Вальтер в отчаянии задергался на веревке. Резь во всем теле стала совершенно нестерпимой, и голос невольно сорвался на визг:

– Йост, не бросай меня!

– Не брошу, дружище, – весело произнес шут. – Признавайся во всем, чтобы вас поскорее на казнь повели, тогда что-нибудь придумаем. А сейчас мне пора.

Едва мигнувший луч надежды коротко затрепетал и погас окончательно.

– Поговори со мной еще! Хоть немного, Йост! Не уходи! – умолял Вальтер, но шут был непреклонен:

– Мне пора. Богобоязненность твоя не должна ли быть твоею надеждою, и непорочность путей твоих – упованием твоим?

Вальтер изо всех сил сосредоточился на окружающем мире, пытаясь различить знакомое звяканье или хотя бы тихий звук удаляющихся шагов, но услышал только сухой скрип веревки. В следующий миг все его силы ушли на то, чтобы не захлебнуться собственным криком.

* * *

Гослар они покинули в полном молчании. Телега прошла через ворота, в последний раз громыхнула по камням и съехала на проселочную дорогу. Тоненький скрип задней оси, глухой топот копыт, недовольное фырканье лошадей и звяканье сбруи – вот и все, что с облегчением слышал Вальтер. Он столько всего выслушал в городе, что больше ему совершенно не хотелось.

Они ехали в телеге втроем, держась за руки. Эльза, Томас и он сидели спинами друг к другу, наслаждаясь весенним солнышком, легким ветерком, вдвойне приятным после душных инквизиторских подвалов, и обществом друг друга.

Говорить совсем не хотелось. Да и зачем говорить, когда мир вокруг так прекрасен? Мальчик дрожал, но Вальтер и Эльза легонько гладили его ладони. Другой рукой музыкант сжимал ее руку. Если бы не веревки, связывавшие локти за спиной, был бы и вовсе рай.

– Далеко еще? – раздраженно бросил один из слуг профоса, сидевший тут же, на телеге.

– Нет, вон за тот пригорок заедем – и на месте. Там земля помягче, – объяснил палач.

Закопать живьем в землю. Ее – за колдовство: обычная казнь для ведьм. Мальчика – за то, что был зачат в сношениях с инкубом. Его – за пособничество колдовству и оскорбительные угрозы в адрес святой матери Церкви. Мягкостью наказания Вальтер не обольщался. Их не сожгли только потому, что негде было складывать еще один костер. Весь Гослар уже пылал.

Инквизиторы и вольные охотники на ведьм[7 - Вопреки расхожему представлению, борьбой с колдовством в XVI – XVII вв. занималась не только католическая Церковь, но и протестанты всех мастей, а также «частнопрактикующие» охотники на ведьм. Последние лютовали ничуть не меньше, а нередко даже и больше, стремясь перещеголять церковных «коллег».] съехались в окрестности Гарца чуть ли не со всей Германии. В первые же дни мая по городам и весям были схвачены сотни женщин и мужчин, на которых местные жители показали как на участников шабаша на Брокене. Большинство схваченных взошли на костры в городах Саксонии, и не было в Госларе ни одной площади или перекрестка, где не трещал бы хворост и не разносились бы истошные вопли городских обывателей, призывавших Бога и Церковь спасти их от происков нечистой силы. Запах жареной человеческой плоти, пропитавший буквально все, от одежды и волос до камней брусчатки, чувствовался даже здесь, за пределами городских стен.

– Тпрррру! Приехали!

Вальтера грубо сдернули с телеги, перевалили, как мешок, через невысокий бортик, уронив на землю, и снова поставили на ноги.

Все. Что бы там ни задумывал Йост, ничего не выйдет. Отсюда уже не сбежать и за помилованием обращаться не к кому.

Веревки на локтях неожиданно перерезали, а в руки сунули черенок лопаты.

– Копай! – приказал профос, объявивший им приговор несколько часов назад, после того как инквизиторы передали обвиненных в колдовстве в руки светского правосудия.

– Я что, должен сам себя зарыть? – вполголоса поинтересовался Вальтер. «А палач тогда за что деньги получает?»

– По просьбе преподобного отца Эгберта, настоятеля церкви Космы и Дамиана, тебе, заблудшему и околдованному дьявольскими чарами, назначается испытание: если отречешься от ведьмы и ее отродья, закопаешь их при свидетелях и совершишь паломничество в Рим, грех будет тебе оставлен.

– А почему мне не сказали? – засуетился палач. – Я-то зачем ехал? В городе дел невпроворот!

– А ты кто такой, чтобы перед тобой святой отец отчитывался?! – рявкнул профос. – Будешь делать, что велено[8 - Хотя мастерство палачей было востребовано, они занимали низшую ступень социальной лестницы и фактически не имели возможности ее покинуть. Рожденный от палача становился палачом, а значит, на всю жизнь парией и изгоем.]!

Вальтер демонстративно бросил лопату.

Кто-то подошел, зашуршал в траве и в следующий миг крепко ткнул его черенком.

– Рой давай и не выделывайся! – укоризненно произнес палач. – Жить ведь будешь!

Музыкант отрицательно покачал головой и тут же получил черенком по лицу. После работы отцов-дознавателей это были просто досадные шалости.

– Как занятно! – со злобной радостью заявил профос. – А что если вас поменять местами? Как ты, колдунья? Лопат у нас аккурат две – тебе и твоему отродью!

Кто-то из слуг мерзко засмеялся, предвкушая представление.

– Прости, Вальтер, – тихо произнесла Эльза, с треском вскрывая дерн. – У меня сын.

* * *

Вальтер кашлял тяжело, надсадно, с хрипом выворачивая легкие в попытке избавить грудь от комочков земли. Он стоял на четвереньках, весь в грязи, на зубах песок хрустит, но живой. Опять живой.

Когда Эльза и Томас поместили его, не сопротивлявшегося, в яму и начали забрасывать землей, он прочитал все молитвы, какие знал. Не по себе, по ним. Закапывали его лежа, а не стоя, как велел обычай, стараясь как можно дольше беречь голову от комьев земли. Правда, от росшей на груди кучи дышать было все труднее. Вальтер старался обходиться короткими вдохами, непонятно на что надеясь. Наконец стали закидывать и лицо. Музыкант в последний раз втянул воздух, скорее по привычке, и зачем-то начал считать про себя. Не дойдя до тридцати, конвульсивно напряг тело, но стены могилы уже не поддавались. Он – земля и отходил в землю. В висках стучало все сильнее, а спазмирующие легкие горели адским пламенем.

Сознание уже практически погасло, когда Вальтер почувствовал на своем лице прикосновения чьих-то рук, торопливо пытавшихся освободить ему рот и нос от забившейся земли. Затем откопали остальное тело, перевернули на четвереньки, давая откашляться. Хорошо, что у палача были деревянные лопаты, а не металлические заступы, иначе вылез бы весь израненный, если вообще живой.

Живой.

Вот только зачем такие мытарства?

Кашляющего музыканта вновь поставили на ноги.

– Ну что, нераскаянный грешник? – обратился к нему профос. – Ведьма тебя уже отмолила. С того света, можно сказать, вытащила! Теперь твоя очередь. Сможешь их откопать, отправитесь в Рим втроем.

В руках у Вальтера опять оказался плохо оструганный черенок. Рядом тихо плакал Томас, Эльза шепотом успокаивала его.

– Хорошо, – выдавил из себя музыкант прежде, чем его скрутил очередной приступ кашля. «Чем черт не шутит, может, и вправду отпустят?»