Ходящие сквозь огонь

Монах явно не горел желанием осматривать какие-либо трупы. Книги его тоже интересовать перестали. Брат Мишель сейчас смотрел поверх левого плеча архиепископа, туда, где висело настенное распятие. По крайней мере, Оттоне Висконти рассчитывал, что монах видит там именно это, а не кого-то из мелких демонов, пришедших по душу его преосвященства.

– Не думайте, что я хочу переложить возложенные на меня Господом и Церковью обязанности на чужие плечи, – сообщил архиепископ извиняющимся тоном, – но в мире есть такие вещи и силы, которым лично мне нечего противопоставить.

– Вера, – припечатал брат Мишель. – Вера – это все, что мы можем противопоставить таким вещам и силам. И нет никакой разницы, кто ее явит. Я помолюсь о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих.

Монах поднял с пола сумку и надел на плечо.

– Когда мне следует вновь просить о помощи пять орденов? – спросил Оттоне Висконти чрезвычайно спокойным тоном, хотя был в одном шаге от провала. – Когда я пойму, что веры моей недостаточно? Когда мои люди перестанут, наконец, заикаться от страха и смогут убедить сомневающихся? Или когда еще десяток-другой людей погибнет из-за давних обид и дележа юрисдикций?

Монах, уже взявшийся за посох, вновь отставил его к стене и обернулся. Архиепископ напряженно молчал. Сейчас все или ничего.

– Разве я сказал, что отказываюсь? – прервал, наконец, затянувшееся молчание монах. – Я сделаю это. Не ради вашего преосвященства, не ради ваших маловерных людей и даже не ради спокойствия простецов, а ради вящей славы Господней, ad majorem Dei gloriam. Приготовьте пути Господу, прямыми сделайте стези ему.

– Аминь, брат Мишель. Вас проводят.

Испросив на прощание формальное благословение, монах вышел.

Архиепископ знал, что с инквизиторами вообще, а с теми, что из пяти орденов, в особенности, связываться опасно, и потому потратил несколько часов, чтобы продумать свои ответы на возможные и невозможные каверзные вопросы. В конце концов, повод для обращения в Священный совет Ломбардии действительно был довольно мелкий… Но монах ничего не спросил!

Неприятный в разговоре, не умеет скрывать свои желания, доверчивый, импульсивный и к тому же фанатик. Такой человек едва ли мог кого-то повести за собой. Искушенный в политике архиепископ даже не сомневался, что всякий, кто решил бы использовать этого монаха в своих целях, без труда добился бы успеха.

«Господи, почему Ты выбираешь Себе столь тупые орудия? Почему всякий раз молот, а не кинжал?»

С этими мыслями архиепископ, уже не сдерживая широкий зевок, отправился спать.

* * *

«Как-то все слишком просто», – думал брат Мишель, ритмично покачиваясь на спине тяжеловоза. Мерин явно к телеге привык больше, чем к седлу, и монах искренне сочувствовал Божьей твари, которой пришлось оставить хозяина и кормушку ради того, чтобы тащиться в неизвестность, но инквизитору надо было беречь силы.

Рассвет чинно вступал в свои права. Диск дневного светила, алый, как новые одежды братьев ордена, поднимался над краем мира и пока еще не ослеплял глаза золотом славы Господней. Первые лучи солнца, сталкиваясь с деревьями и постройками, рождали длинные тени и покрывали кровавыми отсветами крыши удалявшейся деревеньки.

Времени в запасе было много, поэтому брат Красного ордена решил поупражняться в умозаключениях, а заодно проверить правильность предварительных выводов. Другие инквизиторы, более сведущие в расследованиях, имели возможность находить и выслеживать слуг зла с помощью благословений, дарованных Господом. Мишелю в этом вопросе приходилось полагаться лишь на собственный интеллект.

Осмотр храма дал обильную пищу для размышлений. Дверь вышибли грубо – судя по проломам, молотом. Тем же орудием раскололи плиты алтаря, чтобы достать пожертвованные на помин души сокровища. Табернакль[7 - Дарохранительница, т. е. конструкция или ларец для хранения Святых Даров.] тоже разнесли. Неизвестно, почему Господь попустил разорить дом Свой, но грешники явно нашли, что хотели. Хотя это, конечно, были не обычные грабители, ведь они не таились – грохот слышала вся деревня.

К сожалению, благочестивые жители деревни уже прибрали в храме, уничтожив практически все следы, по которым можно было искать вероотступников, но кое-что сохранилось. Судя по уцелевшим отпечаткам грязных сапог, двое встали у входа, чтобы перехватить тех, кто явится на шум.

В алтаре, где была нарисована магическая фигура, хвала Создателю, следы тоже остались. Святотатство совершили по меньшей мере трое мужчин разного роста и, похоже, женщина. Крестьяне говорят, что на полу было много грязи, значит, могло быть и больше, чем четверо.

Кроме того, имелись два тела, которые утром третьего дня обнаружили на полу храма и уже приготовили к погребению, хотя могилы не вырыли. Видимо, решили сначала дождаться вердикта, надо ли сжигать.

Одно из тел принадлежало местному священнику, другого человека жители деревни не знали. Оба трупа были с перерезанным горлом, но шею священника явно грызли. Луж крови не было ни в храме, ни около него, только брызги. Это подтвердили и крестьяне, и люди архиепископа. Судя по ране неизвестного – упокой, Господь, его душу! – кровь из его шеи вообще не текла, только сочилась. К тому же тело незнакомца уже начало разлагаться, а лежали они все время в одном и том же подвале. Следовательно, этот человек был убит раньше. В обоих случаях неизвестные кровопийцы заметали следы, причем крайне неумело. Вывод: либо торопливые, либо глупые, либо одуревшие от крови и безнаказанности. В любом из трех случаев это были новички. Опытная нечисть таких явных следов не оставит.

Теперь к фигуре. Рисовали ее явно по какому-то книжному описанию: словесную формулу записали без ошибок, а вот символы нарисованы криво, местами вообще непонятно, что изображено. Ни одна опытная ведьма такого бы не допустила.

Кровь для ритуалов обычно используют вампиры или колдуны. Вторые точно отпадают: новичок-самоучка не имеет опытного наставника, но уже обзавелся группой последователей, вместе с которой приходит из горной глуши с трупом на плечах, чтобы поупражняться в богомерзких обрядах? Звучит маловероятно. Значит, остаются вампиры. Больше четырех в одном месте? Тоже вряд ли. Они часто используют смертных слуг, чтобы те охраняли их днем.

«Твари сии зело боятся света солнечного и огня. Ни пищи людской, ни пития им не надобно, токмо крови благочестивых христиан, благодаря коей силу сатанинскую обретают». Матвей Шартрский, с книги которого начинал изучение видов и свойств дьявольских созданий каждый аколит Красного ордена, был краток, но чрезвычайно точен.

Непонятно пока было только одно: зачем вампирам тащить с собой в храм обескровленное тело? Возможно, оно нужно было для ритуала, но почему именно это? Неужели нечисть побоялась убить еще кого-нибудь на месте?

Люди архиепископа, помогавшие Мишелю по распоряжению его преосвященства, собрали свежие сплетни и пересуды по соседним деревням и трактирам, и среди плевел обнаружились зерна истины.

Неделю назад какой-то отряд напал на дом кузнеца недалеко от Брешии, причем тело одного из сыновей не нашли, а две недели назад была жестоко убиты паломники, заночевавшие в поле между Мантуей и Вероной. Неизвестные вампиры двигались по Ломбардии с востока на запад и, судя по скорости, на лошадях. Дело оставалось за малым: тоже ехать на запад и ждать, когда отряд ночных монстров вновь проявит свою дьявольскую натуру.

На прощанье инквизитор оглянулся и посмотрел на маленькую разоренную церквушку без дверей, сиротливо стоявшую на холме. Когда она скрылась за поворотом дороги, монах укрепил себя молитвой архангелу Михаилу и попросил предводителя Небесных Воинств защитить тех, на кого вампиры нападут в следующий раз. Перехватить чудовищ до этого момента не было никакой возможности.

* * *

– Святой отец, я ведь с самого начала считал, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет! – рьяно заявил нам кондотьер, когда его усадили напротив старшего дознавателя. Я взялся за перо, обмакнул его в чернила и приготовился вести протокол.

Полчаса назад в монастыре отслужили заутреню, приводившую братьев ордена святого Доминика в неизменно хорошее настроение духа, которое было необходимо для отправления возложенных на нас Господом и Церковью обязанностей.

В комнате было чисто. Распятие на стене, стол, на котором лежало Святое Евангелие, грубо сколоченный стул, кресло старшего дознавателя и моя удобная конторка возле зарешеченного окна составляли ее нехитрое убранство. Кондотьер, который провел трое суток в подвале на хлебе и воде, явно ждал, что его ведут истязать. Но никаких орудий в комнате не было. Как говаривал отец Иаков, «ожидание пыток само по себе пытка».

– Синьор Скофетто куда-то пропал на две недели. Мы уж думали поворачивать домой, но он вдруг вернулся. Ну да, вернулся и объявил, что воевать мы будем теперь только по ночам, – продолжал наемник. – Тут мы с ребятами переглянулись, а он сообщил, что обрел невиданную силу. Ну, и разделит ее с нами, если мы будем верны ему до конца. Я тогда еще подумал, что его слишком крепко огрели булавой, и похоже, так думал не я один. Но синьор посмотрел мне в глаза и сказал: «Сядь!». Я тут же рухнул на землю, хотя не собирался. «Полай!» – и я залаял! А потом рыцарь разорвал подкову надвое, хотя раньше точно не мог. Ей Богу, я не вру, все так и было! Мы аж присели от удивления, а синьор заявил, что днем ему надо спать, а нам – охранять его. Конечно, в первый же день пара ребят решили покинуть отряд, но далеко они не уехали. Ночью синьор вместе с Винченцо догнал беглецов, притащил обратно в лагерь и на наших глазах высосал из них кровь. Потом вскрыл себе вены ножом, слил в чашку свою кровь и напоил Винченцо. Не знаю, зачем, но тот потом весь день говорил, что ему понравилось и что хочет еще, но я ему не поверил.

Дальше все понеслось под откос, как груженая телега. Сначала синьор притащил эту бабу, Франческу. Наверное, чтобы… – говоривший на секунду осекся и посмотрел вокруг, – вступать с ней в сношения. Впрочем, баба и сама оказалась такой же, как синьор, и лихо свернула башку Винченцо, который предложил ей пойти на сеновал. А чего?

Я невольно перекрестился, на что наемник и отреагировал.

– Брат мой, держи себя в руках и веди протокол! – холодно приказал отец Иаков и доброжелательно добавил, – а ты, чадо, продолжай!

– В общем, с той поры мы решили придержать языки. Работу больше не искали, просто шатались по дорогам, грабили проезжих, разок напали на деревню. Синьор с бабой потихоньку сосали кровь, а после поили нас своей, обещая силу. Я пытался отказываться, но они смотрели мне в глаза и приказывали! Я не мог сопротивляться! Силы, кстати, действительно прибавилось: мы теперь могли гнуть гвозди пальцами, и арбалет взводили без «козьей ноги».

Однажды появился какой-то непонятный тип: худой такой, бледный и в богатой одежде – явно из благородных. Они втроем поболтали. Тип уехал, а синьор Скофетто стал о чем-то спорить с этой бабой. Не знаю, чего уж там они решили, но нам сказали, что едем в Геную, там садимся на корабль. Почему не в Светлейшую, где у нас каждый второй капитан знакомый, мы не поняли, но спрашивать не стали.

– Ты ведь служил арбалетчиком в корабельной охране? – уточнил старший дознаватель?

– Ага, мы все были оттуда! Синьор нам после очередного плавания предложил создать свой отряд и повоевать на суше, вот мы и согласились. А кому охота утонуть в шторм или попасться к этим нехристям[8 - Имеются в виду арабские и берберские пираты, которых в Средиземноморье было немало.] в лапы и сдохнуть на рудниках?

– Давай вернемся к первоначальному рассказу, – попросил отец Иаков.

– А, ну да. Баба явно на что-то подбивала синьора, а он сначала отпирался, но в итоге согласился. Мы завалились в дом к какому-то кузнецу, тот сопротивлялся – в общем, сами понимаете… Они вдвоем заперлись в кузнице, возились с трупами, шипели и ругались. Потом баба сказала синьору, что лучше найти какой-нибудь храм и прихватить с собой тело. Мол, то, с которым уже «практиковали», да, именно так она сказала, лучше подойдет. Я твердо верил, что Господь непременно накажет нас за святотатство, и пытался убедить других, что не надо разорять церковь, но меня никто не слушал. Ну, мы взяли с собой тело и молот кузнечный прихватили, храм вскрывать. Когда прибежал священник, мы его поймали, а Франческа эта как сиганула на него и давай кровь хлебать. А потом зарычала, как собака, и давай святому отцу горло грызть. Жуть! Они с синьором потом рисовали чего-то в алтаре кровью, слова непонятные говорили, но судя по недовольным лицам, ничего у них опять не вышло.

Тогда мы съехали с дороги, нашли какую-то виллу, слуг убили, но, видно, не всех, раз нас нашли. Синьор и проклятая баба эта решили никуда не спешить, и мы застряли там на неделю, пока оно не случилось.

Кондотьер прервался ненадолго, сглотнул какой-то ком и продолжил:

– На дороге монах появился в полдень. Мы с Паоло как раз недавно заступили в караул и с парапета смотрели на гигантскую фигуру. Он опирался на посох, но по походке не было заметно, что он устал. Да он такой здоровый был! Быка задушит одной рукой!

Паоло заорал, что милостыню здесь не подают, что такой детина мог бы и руками заработать на хлеб, что монахи совсем разожрались и много чего еще.

Заинтересовавшись воплями сопляка, на стенку залезли еще двое наших. Жарко было, вот они и прятались в теньке внутреннего двора. Монах на крики не реагировал и даже не смотрел в нашу сторону. На мгновение остановившись, он перекрестился, вскинул посох к небу и продолжил путь.

Предвкушая потеху, мы с ребятами подняли заряженные арбалеты и стали делать ставки, кто его первым прикончит. Детина в красном на фоне серой пыли был отличной мишенью.

Но первые четыре болта прошли мимо. Как и вторые четыре. Дурак Паоло, бормоча себе под нос ругательства, продолжал судорожно перезаряжать оружие и раз за разом стрелял в «молоко». За последнее время мы с ребятами порядком насмотрелись всякой чертовщины, поэтому смекалистый Никколо рванул со стены будить остальных. А гигант даже капюшона не откинул.