Непреодолимая сила

Непреодолимая сила
Николай Антонец

Молодой солдат на службе могущественной и агрессивной империи всегда был послушной деталью её военного механизма – до тех пор, пока не столкнулся с целой серией обстоятельств неодолимой силы, каждое из которых определило его дальнейшую жизнь раз и навсегда. Рука об руку с маленькой беженкой, осиротевшей по его вине, солдат должен будет пойти против себя, собственных убеждений и целого государства – чтобы выяснить, способен ли обыкновенный человек бросить вызов судьбе и победить.

Непреодолимая сила

Николай Антонец

Оформление Лидия Антонец

© Николай Антонец, 2017

ISBN 978-5-4483-3838-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Рейд

Вокруг меня, дыша свежестью и яркими, сочными красками, раскинулось широкое травянистое поле, волнующееся под лёгкими касаниями ветра. Прикрытое сверху одеялом неба и подчёркнутое тут и там возвышающимися шапками древесных крон, оно насыщало воспоминаниями о тихой радости детства, внушало необъяснимый покой, от которого становилось так тепло на душе. Аромат упоённости – как бывает сразу после дождя – устремлялся к лазурному небосводу, теряясь средь белых барашков-облаков. И где-то там, вдалеке, всё отчётливее можно было разобрать звуки прекрасной мелодии – мягкой, спокойной, бережно обволакивающей каждую травинку и каждое деревце на своём пути. Музыка эта текла умиротворяющей рекой, и, словно бы повинуясь её мелодичному зову, я тронулся с места. Двинулся навстречу далёкому горизонту, выгнувшемуся дугой, сквозь высокие – по колено – заросли молодой травы. Обезоруживающее спокойствие навевало лёгкую дремоту, но я не спешил бороться с ней – скорее даже наоборот, поддался лёгкой рассеянности и позволил телу двигаться дальше без участия разума. Справа, будто бы появившись прямо из воздуха, вдруг возникло невысокое деревце с широко раскинутыми ветвями, и я на миг задержался в нескольких шагах от него. Ствол дерева был тронут болезнью, а многие ветки начали засыхать – за считанные секунды, прямо перед моими глазами – и далёкая музыка тут же заиграла чуть громче, будто бы силясь развеять моё сочувствие по отношению к умирающей частице природы.

Мелодия заполнила весь окружающий мир, смешав воедино синеву небес и бескрайнюю зелень полей. Ударила под небеса, по-прежнему сохраняя свою глубокую красоту, но, в то же время, с каждой секундой приобретая всё большую силу. Они побуждали меня к действию, эти складывающиеся в единую композицию ноты, призывали двигаться вперёд, не задерживаясь на месте…

Подчинившись, я сделал робкий шаг вперёд, в сторону от дерева, но тут же обернулся и, обнаружив в своей руке конец старенького садового шланга, окатил понурую крону струёй чистой холодной воды. И корявые ветви сразу же начали оживать: там, где секунду назад мне виделись сухие трещины и мёртвые побеги, теперь распускались прекрасные синеватые бутоны.

Удовлетворённо кивнув самому себе, я продолжил свой путь к источнику чудной мелодии, поливая из шланга всё, что видел вокруг – и там, где вода касалась земли, травы или деревьев, моментально появлялись искрящиеся россыпи капель, так похожие на свежую утреннюю росу. А потом над полем начала подниматься радуга – милая и простая, но всё равно притягивающая к себе взгляд. Прекрасная, как и всё в этом мире. Едином, неделимом и священном мире, созданном ради Неё…

Её императорского высочества, миледи Авроры.

Одно упоминание этого имени – даже вскользь, в уме, – заставило меня задержать дыхание от восторга. А затем, когда воздух всё-таки нашёл путь в мои лёгкие, в нём уже не было былой свежести и чистоты. Запах бескрайнего поля стал слабее, а на фоне его всё чётче проскальзывали отголоски нарастающей вони: в ноздри мои бил запах палёного. Жжёной древесины. Плавящегося металла. И горящей плоти.

Я закашлялся. Попытался закрыть рот и нос ладонями – но это не помогло. Омерзительный смрад пробивался сквозь полупрозрачные пальцы и всё увереннее находил дорогу по моему горлу. Слёзы брызнули из моих глаз, а у основания языка встал противный ком дурноты…

И тут же, будто бы теряя силы без моего внимания и контроля, начала разрушаться картина прекрасного зелёно-синего мира. Сперва она подёрнулась лёгкой дымкой, а потом и вовсе начала расплываться, обретая подчас довольно жуткие черты. Напоминало галлюцинацию из наркотического бреда: голубые небеса, содрогаясь, становились всё темнее с каждым мгновением, тяжелели, нависая сверху сплошным куском обсидианового стекла, а земля наоборот – наливалась новыми безумными красками, хвалилась тысячами оттенков красного и жёлтого, смешивая их в совершенно невероятных, как могло показаться, сочетаниях. Уродливо скрючившиеся деревья начали меняться в форме: разрослись вширь и вверх, заполнив собой всё доступное пространство. Ещё секунда – и они превратились в остовы пылающих деревянных построек, уже почти готовых сложиться внутрь самих себя, подобно карточным домикам… А там, где существовала россыпь водяных капель из иллюзии – теперь бушевало пламя высокого пожара, изрыгающее в ночные небеса потоки чёрного пепельного снега. Да и шланга в моей руке больше не было – вместо него был внушительный огнемёт, встроенный в тяжёлую латную перчатку.

Противно взвизгнув в последнем болезненном крещендо, божественная мелодия умерла последней, окончательно похоронив последние следы недавней солнечной иллюзии.

– Проклятье!.. – выкрикнул я, давясь удушливой вонью. – Неужели опять?..

Перед глазами моими начали выстраиваться ровные графики и схемы, сопровождаемые множеством технических изображений. Одно из них – уже хорошо мне знакомое – отображало состояние основных дыхательных фильтров, встроенных в бронированный механический доспех. Половина из них была забита, другая – просто не справлялась с чудовищным объёмом работы, и потому внутренность моего скафандра всё быстрее заполнялась смрадом сжигаемых зданий и мёртвых тел.

Коротким мысленным приказом я перекрыл доступ воздуха извне и подключил броню к внутренним резервам кислорода. С едва заметным шипением высокотехнологичный костюм выпустил из себя летучие загрязнения, и, спустя секунду, позволил мне вдохнуть свободно. Хотя избавить меня от скверного привкуса во рту ему было не под силу – и это откровенно раздражало.

– Что там у тебя, Марк? – раздался в ухе придавленный воем огнемётов голос Кирилла, руководителя операции и единственного человека в отряде, кого я мог бы с уверенностью назвать своим боевым товарищем. – Снова фильтры?

– Да, – мрачно отозвался я, залив струёй пламени покосившийся остов небольшого одноэтажного домика. – Опять засорились.

– И как аромат? – Кирилл негромко усмехнулся. – Помнится, кто-то из наших говорил, что после нас ещё несколько дней никто не может войти в сектор – вонь чуть ли не с ног сбивает.

– Им можно верить, – я хмыкнул в ответ, пытаясь удержать в уме последние нити ускользающей иллюзии. Проклятая поломка оборвала моё путешествие по сказочному полю на середине, и повторно скрадывать чёрную реальность за фальшивой маской мне уже не очень-то хотелось.

Мы двигались по небольшой деревушке – слабому очагу старины в большом современном мире – впятером. Пять зашитых в броню солдат, увешанных оружием, проходили по кривым дорожкам и сквозь стены домиков с одинаковой лёгкостью, оставляя после себя только пепел и прах. Такова была задача, поставленная перед нами Императором во славу Её Высочества Авроры – истреблять всё и вся на пути победоносной имперской армии. Сровнять с землёй сам жизненный уклад противника, вбить его в грязь и придавить сверху кованым сапогом.

Потому что так было нужно.

Потому что иначе не могло быть.

Мне откровенно повезло быть частью этого могучего передового отряда, оператором экзоскелета – самодвижущегося доспеха высотой в два с половиной метра и оснащённого всем, что только могло понадобиться солдату на поле боя. Повезло родиться подданным Империи. Повезло вступить в армию и нести Истину во имя Её и в Её честь…

Я был солдатом веры. Солдатом праведного пути. И то, что мы делали – никак нельзя было назвать геноцидом или даже простым убийством. Мы действовали без объявления войны – потому что человек не заявляет о своих намерениях насекомому, которое намеревается уничтожить – и без малейших сожалений о выжигаемых километрах земли: когда Империи понадобится новообретённая территория – её просто поднимут из пепла. Заселят заново и возродят с мастерством, недоступным прошлым владельцам. В этом была эффективность. В этом была истина.

Закованные в доспехи, подключаемые непосредственно к нервной системе, мы с отрядом Кирилла – и десятками подобных отрядов – шли по территории собственного дома, вычищая с неё весь человеческий мусор. Как и было положено рачительным хозяевам. Мы избавляли мир от паразитов, присосавшихся к имперской собственности. Подчас грубовато – но зато наверняка. С поражающей воображение скоростью.

Для небольших приграничных государств мы стали настоящим ночным кошмаром, обретшим плоть. Воплощённым ужасом. Чистой, неодолимой силой.

Негромко вдыхая кисловатый ионизированный воздух, я прошёлся струёй кислотно-зелёного, с жёлтым сердечником, пламени по стене очередного сельского домика, и тот моментально вспыхнул, будто бы только и дожидаясь малейшего повода к возгоранию, самой крохотной искорки. Огонь ударил под самую крышу, охватив два этажа разом, и в воздух тут же устремилась целая серия пронзительных воплей.

Те, кто решал отсидеться в четырёх стенах – очень быстро начинали об этом жалеть. И, уверен, в мучениях проживали всё то недолгое время, что требовалось химическому пламени, чтобы обратить их утлое убежище в пепел.

Не могу сказать, что меня радовала концепция такой войны – хотя тот же Кирилл получал от неё явное наслаждение – но праведные деяния всегда требовали определённых вложений. Мне, например, приходилось жертвовать свободным временем, терпеть однообразие заданий и перешагивать через собственную брезгливость в отношении догорающих покойников, тогда как от других Империя требовала куда большего.

На окраине деревни раздался глухой взрыв – и к небу, почти неразличимый на его чёрном фоне, потянулся тяжёлый столб дыма. Наверное, кто-то накрыл огнём склад газовых баллонов – или же просто решил пострелять из тяжёлого оружия. Такое тоже случалось регулярно.

Тяжело вздохнув, я прибавил громкости звучащей в голове музыки и продолжил заниматься тем, что, по мнению имперских кадровиков, умел делать лучше всего – вычищать со своей земли следы низкородных захватчиков.

Ночь озарялась сотнями разных красок. Она полыхала красным огнём, заливалась ярко-зелёным и постепенно утопала в слабых жёлтых языках умирающего пламени. Багрилась кровью. Исходила слабо светящимися каплями охладительной жидкости и устремляла к бледной луне мольбы слабого сероватого сияния. И на минуту я пожалел, что идущий следом костяк имперской армии не отправил следом за нами несколько живописцев и поэтов, чтобы запечатлеть разностороннюю красоту этой небольшой, но приятной победы.

От этих мыслей меня отвлёк зычный голос Кирилла: упиваясь оправданным самодовольством, командир передового отряда чистильщиков приказал согнать на слабое подобие главной площади – и единственное место, почти не тронутое огнём – всех тех жителей посёлка, что, так или иначе, смогли пережить первую фазу зачистки. Он очень любил это небольшое послесловие, по которому смело судил как о нашей общей эффективности, так и о глупости местных жителей. Обычно «на десерт» оставалось не меньше десятка представителей человеческого мусора, но в этот раз… В этот раз всё вышло как-то иначе.

– Вы только посмотрите на эту красоту! – голос Кирилла я услышал прежде, чем добрался до самой площади. – Всего шестеро! Шестеро храбрецов, решившихся выбраться из дома! И подумать только, трое из них…

– Дети… – удивлённо выдохнул я одновременно с командиром, пробравшись сквозь завесу алого огня, восстающего над чёрным кострищем.

Там, в самом центре аляповато освещённого пламенем пожаров каменистого полукруга, сидело на коленях несколько сгорбленных фигур, и вокруг них исполинами из детских сказок возвышались объёмные энергетические доспехи – с V-образными головами, утопленными в массивных плечах, могучими пламенеющими перчатками, соединёнными толстым проводом с топливным баком на спине, и дьявольскими отблесками на гнутых пластинах брони.

Электронный анализатор моментально выдал мне информацию по всем целям в поле видимости и выделил придавленных к земле ужасом людей в качестве возможных целей для атаки.

И первым, что я увидел, продравшись сквозь безвредный для костюма огонь, стал взгляд двух очей цвета той бескрайней, вечной лазури, которой я любовался ещё полчаса назад, пребывая в сладком плену внушённой мощным компьютером иллюзии. Она смотрела на меня – голубоглазая и светловолосая девочка лет, быть может, двенадцати, одетая в лёгкую ночную пижаму – смотрела с испугом и немой мольбой. Единственная из всех – она сверлила взглядом забрало моей брони, как если бы могла рассмотреть мои глаза за слоями защиты и тончайшей электроники. Она будто бы чувствовала мой взгляд – и пыталась найти его по одному только наитию…

И ей… Ей это удалось. Мы смотрели друг на друга, пусть даже она не подозревала об этом, а я боялся признаться в чём-то подобном даже самому себе. Ведь… мне незачем было глядеть в сторону человеческого мусора, чтобы покончить с ним…

– Ты очень вовремя, Марк! – усиленный динамиками голос Кирилла разнёсся над площадью, и мне вдруг стало очень неуютно за себя перед этой девочкой – некомфортно от того, что командир раскрыл моё имя и тем самым обнажил мою душу. Доказал, что все мы – нечто большее, нежели просто бездушный искусственный разум, запаянный в металлическую оболочку. – Мы как раз собирались тут заканчивать.

Растерянно поджав губы, я сделал несколько тяжёлых шагов вперёд и замер на границе того пространства, что готово было стать эшафотом для шести человекообразных насекомых, вставших на пути Империи.

Голубоглазая девчонка – вся измазанная в саже и грязи, с раскрасневшимися от слёз щеками – по-прежнему смотрела на меня, но взгляд её всё быстрее терял осмысленность. Шок выбивал разум ребёнка из тела, оставляя одну только безучастную оболочку. Наверное, это было к лучшему: стрелять в бессмысленное чучело куда проще, чем в мыслящее существо… Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.

То и дело возвращаясь взглядом к бледному личику будущей белокурой жертвы, я попытался внимательнее разглядеть остальных жителей деревни. Два мужчины – крупный и тощий, будто б сошедшие с карикатуры «противоположности», женщина в возрасте и пара мальчишек – примерно десяти лет от роду – покорно склонялись перед механическими захватчиками, стараясь как можно ниже склонить головы и забыться в мольбах или тщетных молитвах.

– Каждый раз, как я подумаю, что эти ничтожества – всё, что отделяет нас от победы… – Кирилл шумно, но с явным удовольствием вздохнул. – Меня переполняет радость!