За советом к мумии

Не от хорошей жизни крестные отцы российской мафии подумывают о политической власти.

Как бороться с криминалом?

Борьба с криминалом… придется пересажать всю страну: сейчас любой гражданин, не говоря уже о предпринимателях, заведомо представляет собой уголовный элемент.

Какой "рынок" мы построили?

Очевидно, что есть два основных пути получения прибыли: легкий, но ведущий в тупик и к разорению путь спекуляций, трудный, но обеспечивающий стабильное процветание путь качественного улучшения работы. Почему сейчас в России везде грохот и пестрота рекламы и при этом страшное недовольство народа? Потому, что спекуляция правит балом, ей нужно всучить с помощью рекламы свой товар народу, а до настоящих его потребностей ей дела нет.

Почему спекулянты тоже недовольны?

Прежде чем купить товар или вложить в какое-нибудь предлагаемое дело свои деньги, человек должен быть уверен, что его не обманут. А если такой уверенности нет, если наблюдения и личный горький опыт подсказывают, что торговлей, банками, городским и государственным имуществом в большинстве случаев заправляют жулики, то человек поостережется, поищет другие пути использования своих средств. Но если товар не покупается и деньги не вкладываются, наступает кризис самого жульнического бизнеса.

Есть ли в России свобода?

Экономическая несвобода гораздо труднее, чем политическая. Мы освободились от политического пресса. Раньше нельзя было говорить многое из того, что говорят сейчас, а сейчас нельзя позволить себе купить многое из того, что мы без опасения за свой кошелек покупали раньше. Так, когда у нас было больше свободы: при Брежневе или при Ельцине?

Куда делось наше право на труд? На бесплатное образование? На бесплатное жилье?..

Говорят с гордостью: вот, мы сняли железный занавес перед заграницей! Но присмотримся и увидим, что открытость нашей экономики есть несусветная глупость. Ни в одной стране мира частные фирмы не вывозят за границу то, что они вывозят у нас: стратегические ресурсы. По сути дела, идет разграбление российской экономики. Грабят лес, нефть, уголь… Даже танки стали предметом частных торгов с заграницей. А что мы получаем взамен? Баночное пиво и куриные окорочка. Исчезает сырье и исчезают продукты питания, которые мы на это сырье получаем. В итоге мы остаемся ни с чем, если не считать обесцененного до нельзя в результате таких операций с заграницей рубля.

Государство на то и существует, чтобы контролировать, что идет на благо страны, а что во вред ей. Оно не должно сидеть, как олух на заборе, у своей государственной границы и смотреть, как мимо него вытаскивают все с его же двора, – мебель, подушки, гусей, коров, – оно не должно выхватывать у воров, что удастся: это оставьте мне, за это заплатите, а остальное можете тащить: оно должно быть хозяином в своем доме. Не попустительствовать воровству, а беречь свое добро и распоряжаться им так, чтобы другие считали за честь и выгоду торговать с ним. Хозяину пристало не у забора на страже стоять, а в своих мастерских, полях и амбарах порядок наводить.

Почему "обваливается" рубль?

Сейчас рубль не обеспечивается ничем. Он существует как бы вне товаров, производимых в России. Он сам по себе. Поэтому в экономике невероятный хаос. Самый главный инструмент работы экономики является фикцией. Тот рычаг, которым должен двигаться экономический процесс, сломан.

Ориентируются на доллар. Но доллар не имеет никакого отношения к российской экономике. В России он не может быть рычагом управления. Опять фикция.

Поможет ли нам Запад?

Западные инвестиции – это костыль для безногого. Он не заменит ногу. К тому же он имеет обыкновение быть потерянным. Неудобным. Это инородный элемент. Костыль, по сути дела, приучает к сидению. Поэтому надо отращивать собственную ногу.

Можно ковылять на костыле. А можно, как Дикуль, бросить все костыли и заняться тяжелыми физическими упражнениями, чтобы встать на ноги. В первом случае человек всю жизнь обречен зависеть от посторонних, а во втором он обретает самостоятельность.

Иностранные инвестиции, кроме вреда, ничего не приносят.

В чем главная экономическая ошибка?

Как бы мы ни ругали прежние народнохозяйственные планы, но они выполняли функцию концернов и потому экономика худо-бедно работала. Не было перебоев в снабжении, выплачивалась зарплата, люди не бастовали… Что изменилось с тех пор? Почему мы покатились вниз? Почему все стало разваливаться? Главная беда в том, что государство отказалось от экономического планирования. План – это не изобретение Маркса-Энгельса-Ленина. Ни одна национальная экономика не может существовать без плана. Безплановость – это анархия. То, что сейчас происходит в России.

Российские политики говорят о рыночной экономике как дети, как будто они ее первооткрыватели. Они пытаются изобрести нечто, что давным-давно изобретено. Играют и комбинируют словами "приватизация", "рынок", но не знают или не замечают, что всякая рыночная экономика в современных условиях – плановая. Рынок без плана – это очередная общегосударственная утопия, на этот раз анархическая, которая подстать прежней социалистической утопии плана без рыночных регуляторов.

Возьмем, к примеру, Санкт-Петербург. Всякий смышленый человек понимает, что Санкт-Петербург – это, прежде всего, крупный международный порт. Поэтому разумно было бы ориентировать промышленность и экономику города на создание здесь мощного центра судоходства. Использование естественных преимуществ географического положения морского города, развитие порта, судостроения и собственной морской базы незамедлительно дали бы Санкт-Петербургу средства и стимулы для общего экономического подъема. Смешно сказать, город, который стоит у моря, не может обеспечить себя рыбой. Огромные косяки корюшки проходят по Неве, а горожане с мостов, кто как сумеет, достают ее себе на пропитание! Да только представить такой город, как Санкт-Петербург, например, в Японии, – он расцвел бы за счет морских перевозок и рыболовства!

Что делать?

Сейчас у нас демократия мелких лавочников. Не мелких предприятий, а мелких лавочников. Наш малый бизнес – это бизнес мелких лавочников. Не этот бизнес надо поддерживать, а производителей, если они еще остались. Все равно каких, – мелких, средних, крупных, – но производителей.