Генератор страха

Верочка слабо улыбнулась, давая гостю понять, что шутка принята. Фенимор мысленно кивнул, удовлетворенный таким положением вещей, и прошел в гостиную. Там было сумрачно. Тяжелые плотные шторы на окне были сдвинуты, свет в комнату поступал лишь через узкую щель между ними и ложился на темный мягкий ковер на полу длинной тонкой полоской. Изящная горка у стены была уставлена цветами в одинаковых керамических горшках. В комнате было довольно душно.

– Садитесь на диван, – сказала Верочка, приглашающе взмахнув рукой. – Может быть, вы хотите кофе?

– Благодарю. – Прижав руку к груди, Фенимор покачал головой. – Я только что позавтракал. Перейдем сразу к делу, я не займу у вас много времени.

Фенимор сел на диван, уперся локтями в растопыренные колени и потер ладони, словно намыливая их.

– Я хочу, чтобы вы еще раз хорошенько все вспомнили и рассказали мне о событиях того дня, когда погиб Андрей Ветров. А заодно объясните мне – только не подумайте, что я поставил себе целью залезть к вам в душу, – какие отношения у вас были с Ветровым?

Верочка потопталась и как-то очень уж неуверенно повела плечом. Одета она была в синий сарафан до колен, плечи у нее были голые и усыпанные веснушками, а под коленками поигрывали темные ямочки. Фенимор неприметно встряхнул головой, чтобы все игривые мысли отлетели прочь. Выжидательно уставился на Верочку.

– А что – отношения? – сказала она и повела вторым плечиком. – Нормальные отношения…

– Я понимаю, – усмехнулся Фенимор. – Нормальные, как у начальника с секретарем, или нормальные, как у мужчины с женщиной?

– А разве это имеет какое-то значение?

– Имеет. Причем мне хотелось бы, чтобы вы выбрали второй вариант, потому что тогда вы могли бы рассказать мне несколько больше.

– Знаете, в тот день наши отношения могли перейти в новое качество, но именно в тот момент, когда все должно было произойти, и раздался этот проклятый звонок.

– Звонок… – повторил Фенимор. – Знаете, Вера Николаевна, именно этот момент меня интересует больше всего.

– Я знаю, – понимающе кивнула Верочка. – Это всех интересует больше всего. Но я уже говорила следователю, что не слышала, что ему говорили. Да и сам Андрей почти ничего не говорил, только один раз сказал: «Слушаю», и все. Потом он и правда только слушал.

– И долго это продолжалось?

– Нет, совсем немного. Меньше минуты, наверное…

– Наверняка в тот момент вы смотрели ему в лицо. Что-нибудь необычное вы в нем заметили?

– Конечно, заметила. Я сразу почувствовала – что– то не так. Сначала он просто растерялся, у него лицо стало даже каким-то обиженным. А потом я поняла, что он испугался. Наверное, ему угрожали… То есть в тот момент я этого еще не поняла – я тоже растерялась. Это уже после, когда я думала об этом, то поняла, что ему угрожали. Но даю вам честное слово – я ничего не знаю о его делах. Меня много раз об этом спрашивали, да и не только меня – всех.

– Но вы можете поручиться, что это было именно самоубийство, а не просто несчастный случай?

– А разве это можно спутать?

Фенимор нарочито громко кашлянул в кулак, как бы говоря: «Девочка, уж я-то повидал на своем веку такое, что тебе и не снилось!..»

– Вера Николаевна, однажды я собственными глазами видел человека, который спрыгнул с речного парома в воду, вместо того чтобы сойти на причал по аппарели. Когда его вытащили из воды, оказалось, что он попросту не заметил, как паром во время движения развернулся, и он пошел в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться причал. А на вопрос, где были его глаза, ответил просто: «Задумался». Такой вот задумчивый был человек. А ведь мог бы и не всплыть… Вот и я хочу знать ваше мнение: может быть, трагедия с Ветровым была просто случайностью? Захотел человек поправить шторы, или срочно понадобилось рассмотреть на улице что-то, что в обычном положении рассмотреть невозможно, но вдруг оступился и сорвался вниз… Такое возможно, как вы думаете?

Верочка зашарила глазами по ковру под ногами, словно там мог быть ответ на поставленный вопрос. Она по-прежнему стояла у входа в гостиную и неуверенно переминалась с ноги на ногу. Ее домашние тапочки на носках протерлись, и были видны пальцы с накрашенными красными ногтями.

– Я даже не знаю, – сказала она наконец. – Честное слово… Раньше я была уверена, что Андрей прыгнул в окно нарочно, но сейчас, после того, как вы рассказали про этого человека на пароме, я не знаю, что думать… Он же мне ничего не захотел объяснять! Он вдруг стал грубым, я даже обиделась немного и подумала еще, что теперь ему придется просить у меня прощения за такие слова…

– Такие слова? А что именно он вам сказал?

– Я спросила, что случилось, а он предложил мне заткнуться, хотя всего минуту назад мы с ним целовались…

– Да, это действительно обидно, – согласился Фенимор. – Мог бы вести себя и повежливее, хотя бы перед смертью. Тем более если знал, что собирается нырнуть вниз головой с четвертого этажа… Скажите, Вера Николаевна, этот звонок был на сотовый телефон Ветрова или на городской?

– Нет, на обычный, настольный. «Панасоник», кажется…

– Обычно современные телефоны способны определять номера, с которых поступил звонок, и сохранять их в памяти. И я хотел бы в этой памяти покопаться. У вас есть ключ от офиса, Вера Николаевна?

– Но… – Верочка уставилась на него в упор. Взгляд ее уже не был таким рассеянным – он стал вдруг острым, пронзительным, к тому же этот эффект усиливался едким прищуром. – По-моему, милиция уже выяснила этот вопрос… Кто вы такой?

«Началось… – подумал Фенимор. – Конечно, милиция этот вопрос уже выяснила. Но вот беда, детка, – еще не выяснил я!»

Он поднялся с дивана:

– Вера Николаевна, вы не будете возражать, если я закурю?

– Нет, курите, пожалуйста, пепельница на журнальном столике… Но все же – вы не из милиции?

Фенимор достал сигареты, прикурил одну и протянул Верочке. Она охотно взяла. Фенимор прикурил вторую – для себя.

– Вы совершенно правы, – сказал он, – я не из милиции. У них, знаете ли, слишком много забот, чтобы они могли заниматься этим делом с должным рвением. А есть люди, которые хотят, чтобы ситуация прояснилась раз и навсегда. Вам не о чем беспокоиться – они друзья Андрея, а я на них работаю и свое дело знаю туго. В этом можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь… – Верочка сделала очень глубокую, мужскую, затяжку и сразу потерялась в полосах белого дыма. – Я даже рада, что вы не из милиции.

– Это почему?

– Потому что я тоже не уверена, что они найдут того, кто толкнул Андрея на этот шаг… То есть в том случае, конечно, если все это не было тем трагическим стечением обстоятельств, о котором вы говорили.

– А во мне вы, значит, уверены, Вера Николаевна?

– Не надо называть меня Верой Николаевной, хорошо? Меня никто так не называет. Обычно все называют меня Верочкой, даже учителя в школе так называли… А как мне называть вас?

– Мне не очень нравится имя, которое дали мне родители, и поэтому я называю его крайне редко, лишь в случае жесткой необходимости. Но люди, которые меня знают, зовут меня Фенимором. Я буду благодарен, если также будете называть меня и вы, Верочка.

– Верочка – не «вы», – поправила его девушка. – Верочка – «ты».

– То же самое я могу сказать и про Фенимора… – Он улыбнулся. – Так как насчет ключа от офиса, Верочка? Он у тебя есть?

– Ключа у меня нет, но он бы вам… то есть тебе, и не помог. Кабинет Андрея сейчас опечатан, да вы… Да ты бы там ничего и не нашел. Но что касается номера, с которого звонили Андрею, на этот счет мне кое-что известно…

Фенимор подошел к Верочке и взял ее за плечи.

– Что же ты мне сразу этого не сказала, милая… Что это был за номер?

– Я не могу говорить точно, потому что знаю об этом по слухам, но… Я слышала это от одного из наших сотрудников – Вадика Кувшинова, начальник охраны, – и у меня есть все основания ему доверять. Он сам бывший милиционер, у него остались еще какие-то связи, он всегда старается быть в курсе всех дел. Так вот, он нам рассказывал, что следователь выяснил номер, с которого поступил звонок, после чего Андрей выбросился из окна. Звонок поступил с квартирного телефона одного из домов где-то в районе Октябрьского Поля. Точный адрес мне неизвестен, но следователь его выяснил и навестил эту квартиру…

– Надо же, как быстро у нас работают следователи! – сказал Фенимор с восхищением. – Может быть, ты еще скажешь мне, что подозреваемый уже арестован?

– В том-то и дело, что никакого подозреваемого нет! Кувшинов сказал, что в этой квартирке живет лишь одинокая бабушка лет восьмидесяти, и она редко появляется на людях, целыми днями лежит на диване, смотрит телесериалы и таблетки пьет чаще, чем воду… У нее есть сын, которому самому уже под шестьдесят, но он появляется так редко, что соседи не всегда узнают его в лицо. Он живет где-то на Севере, в последний раз приезжал два года назад, на похороны отца. С тех пор больше не объявлялся. Про других родственников ничего не известно. К тому же квартира у бабки на первом этаже, на виду у всех, и никто из соседей не видел, чтобы к ней кто-нибудь приходил. Бабулька поначалу даже не могла понять, что хочет от нес следователь. Она отрицала, что кто-то пользовался ее телефоном, и, естественно, ничего не слышала ни про Андрея, ни про «Мерлин»…

Верочка замолчала, а Фенимор, погоняв сигарету из одного уголка рта в другой, отошел от нее, потирая щетину на подбородке. В задумчивости постоял у столика, в последний раз затянулся дымом и отправил сигарету в пепельницу.