Мне сказали, что, предположительно, Борис сам себе изрезал горло и истек кровью. Конечно, есть вероятность, что все было просто обставлено таким образом, чтобы создать видимость самоубийства – разбить бутылку, перерезать человеку горло, а затем вложить горлышко ему в руку. Но ничто в офисе не говорило о визите туда посторонних! Либо эти люди после себя навели идеальный порядок и покинули офис через окно, потому что входные двери были закрыты, либо это был очень сильный человек, сопротивляться которому Борис попросту не смог. К тому же убийца являлся сотрудником фирмы и имел ключ от офиса. Ключи были только у меня, Борьки и секретарши Алены. На подозрении мог быть только я, но эта версия даже не рассматривалась серьезно, поскольку я сразу назвал человек пять свидетелей – жену, детей, соседей, которые могли поручиться, что я вернулся домой около шести вечера, поставил машину на стоянку напротив дома и не выезжал до самого утра. Это подтвердил и охранник на стоянке. Меня пытались убедить, что это чистой воды самоубийство, что на своем веку они повидали и более причудливые способы умерщвления самих себя… Но я-то знаю, что это дело нечистое!
Альберт резко придвинулся к Фенимору и навис над столом, уперевшись кулаками в его края. Зашипел, не разжимая зубов:
– Фенимор, я уверен, что все это звенья одной цепи! Кто-то очень тщательно продумал эту затею, и это были не просто самоубийства. Я уверен, что всех их убили! Я это знаю! Все было продумано настолько тонко, что во всех случаях это выглядело однозначно – самоубийство. Но только для посторонних, ты понимаешь? Только для посторонних! Уж я-то знаю, что все это подстроено!
Фенимор положил руку ему на плечо и толкнул, Альберт рухнул обратно на стул.
– Конечно, ради тех денег, что ты мне заплатил, – сказал он, – я мог бы сказать, что полностью разделяю твое мнение, даже учитывая то состояние, в котором ты сейчас находишься. Но я рассчитываю в самом скором времени получить и вторую часть гонорара, а это невозможно без полной откровенности. Поэтому я скажу тебе, что твоя уверенность в серии убийств – полная чушь. То есть некоторые факты могут вызвать определенные сомнения, но на каждое из них я мог бы найти десяток объяснений.
– В ответ я мог бы найти столько же собственных, – резко возразил Альберт. – Но они не нужны, потому что вчера случилось еще кое-что, что окончательно убедило меня в своей правоте.
Фенимор сел на стуле поудобнее.
– А вот это важнее всего, Альбертик, – сказал он. – На этом сосредоточься и постарайся высказать свою мысль без лишних эмоций… Так что случилось вчера?
Альберт кивнул на газетные листки, лежащие на столе:
– Ты не все просмотрел. Взгляни на последний лист – это тебя заинтересует.
Фенимор снова взял в руки вырезки и сразу вытащил последний листок. Это была аккуратно вырезанная ножницами четверть тетрадного листа в клеточку, где на пишущей машинке было отпечатано: «Надеюсь, ты испугался. Но еще больше испугаешься, когда узнаешь, что ты следующий. Жди вестей, Альбертик…»
Заглавная буква Н имела выщербинку на перекладине, а мягкий знак пропечатывался тусклее остальных букв. Впрочем, этот факт Фенимор отметил чисто автоматически – вообще ему казалось странным, что кто-то решил воспользоваться для написания подобного послания пишущей машинкой. Сейчас, как правило, пользуются компьютерами. Или уж в крайнем случае могли бы вырезать буквы из газет.
– Да, – сказал Фенимор, – это уже серьезно. По крайней мере, это похоже на открытую угрозу. Тебя называют Альбертик и на «ты», а значит, подразумевается, что этот человек с тобой мало-мальски знаком. Не могу судить, насколько это связано с предыдущими смертями, но угроза остается угрозой. Ты кого-то подозреваешь?
– О-о, если бы ты знал, сколько я уже думал над этим вопросом! Днем и ночью, Фенимор! Я с тех пор не спал ни минуты, хотя почти непрерывно пью всякое дерьмо!.. – Он отпихнул от себя бокал, и тот лишь чудом не упал на пол. – Но сколько бы я ни думал об этом, я не могу представить того, кому выгодно нас всех убивать. Некоторых из нас уже давно ничто не связывает с остальными, мы никому не задолжали и никому не делали зла. Конечно, в последнем случае я могу отвечать только за себя, но тут уж я уверен: никто не может иметь ко мне таких претензий, за которые стоило бы убивать. То же самое я могу сказать и про Лисянского. Никаких финансовых отношений, помимо нашей фирмы, у него не было, и точить на него зуб просто некому. Но все же я уверен: его убили. И то же самое в скором времени попытаются сделать и со мной. Могу гарантировать – они вновь обставят все как простой суицид. Я выброшусь из окна, кинусь под колеса грузовика или вскрою себе вены… Мне страшно, Фенимор! Мне так страшно, что у меня коленки трясутся, и я ничего не могу с этим поделать. Я даже купил себе пистолет и повсюду таскаю его с собой, но с той минуты я стал бояться, что могу убить совершенно невинного человека. Я подозреваю всех и каждого встречного-поперечного. Я боюсь выстрелить не в того, но и боюсь пощадить того, кого не следует!
Фенимор скривил губы:
– Альбертик, ты хоть раз в жизни стрелял из пистолета?
– Нет! Но я не сомневаюсь, что, когда это нужно будет сделать, я не промахнусь!
– Вот как… Ну что ж, могу сказать одно: будь осторожнее. Смотри, как бы пуля действительно не полетела куда не следует. Так будет только хуже.
– Я знаю! И я хочу, чтобы ты нашел этого человека до того, как пистолет выстрелит! Нашел и пристрелил, как бешеную собаку. И сделать это надо быстрее, потому что он всегда действует быстро. У тебя мало времени, Фенимор. Парадней, не больше.
– Этого слишком мало, – сказал Фенимор.
– Я знаю! Но если за это время ты не успеешь найти его, то он найдет меня! Я подготовил кое-какие сведения, которые могут пригодиться тебе в этом деле… – Альберт достал из барсетки несколько сложенных пополам бумажных листов. – Здесь списки сотрудников фирм, в которых работали убитые. Список сотрудников моей собственной фирмы, хотя я не думаю, что кто-то из них может быть к этому причастен. Не знаю, насколько это может тебе пригодиться, но это единственное, что я могу сделать… Итак, ты взял деньги, Фенимор. А потому – принимайся за дело. Я жду результата. Иначе мне конец, и тогда про вторую половину денег можешь забыть…
Глава 4
Выйдя из ресторана, Фенимор бросил окурок в стоящую подле высокого крыльца чугунную урну и направился к парковке, где оставил свой джип. Сев за руль, он не торопился уезжать – достал из внутреннего кармана пиджака списки, которые дал ему Альберт, и развернул их.
Ага… Имен здесь хватает, но что самое примечательное – в самом верху списка Альберт поставил свое собственное имя.
Цыбенко Альберт. Игоревич, между прочим. Шестьдесят пятого года рождения. Указан номер сотового телефона. Это весьма кстати, может, и пригодится.
Следом тоже стоят уже известные имена. Лисянский
Борис Иванович, шестьдесят седьмого года рождения, совладелец компании «Ария». Ветров Андрей Михайлович, пятьдесят девятого года рождения, генеральный директор компании «Мерлин», офис находится на Ленинском проспекте. Жарков Антон Валерьевич, шестьдесят седьмой год, компания «Омега», офис на Кутузовском. Фадеев Алексей Николаевич, шестьдесят шестой год. О месте работы почему-то ничего не сказано. Против каждого имени проставлен домашний адрес. Вероятно, если появится необходимость переговорить с близкими или соседями. Молодец, Альбертик, предусмотрел.
Далее следовало две пустых строки и вновь начинались имена и фамилии – уже незнакомые. Те самые сотрудники, а заодно родственники и знакомые погибших. Довольно солидный список. Кажется, тут Альберт немного перестарался, особенно если учесть, что сроку он выделил всего пару дней. Даже чтобы собрать всех этих людей вместе и принимать их в порядке очередности, выделяя не больше десяти минут на каждого, это займет уйму времени. А ведь надо еще выделить «пустышки»…
С чего же следует начать? По алфавиту? По возрасту? Ну и задал ты работенку, Альбертик…
Для начала следует разбить имена в списке по их отношению к убитым. Альберт умно поступил, что к каждому имени добавил собственный комментарий – так проще будет все систематизировать.
Фенимор выудил из «бардачка» ежедневник, нашел чистую страницу и открыл свое драгоценное золотое перо. Нарисовал четыре кружочка, в каждом написал имя одного убитого. Подумав, добавил еще один кружок и написал в нем: «Альбертик». От каждого кружочка отвел стрелку, под которыми в столбик выписал имена родственников и сотрудников. Странно, но в двух колонках одно имя пересеклось. Некто Кускова Анна, лет двадцати от роду (в списке Альберта так и значилось: «лет 20»), она была какой-то родственницей покойного Фадеева (было написано: «Какая-то родственница») и одновременно состояла в штате компании «Омега». Кстати, на должности секретаря.
«Что-то с секретарями у них нелады, – подумал Фенимор, отметив Кускову галочкой. – Одна была единственным свидетелем смерти, вторая обнаружила труп, а третья еще и «какая-то родственница» одного из погибших… Ох уж мне эти секретарши. Вот с них, пожалуй, и начну. По алфавиту…»
Он сложил бумаги в ежедневник и убрал его в «бардачок». Достал телефон. В офисе компании «Мерлин» ему никто не ответил. Сработал автоответчик, женский голос предложил оставить сообщение после сигнала, и Фенимор отключил трубку. Как видно, после смерти генерального директора компания все еще не могла прийти в себя.
Фенимор вывел джип с парковки, выехал на улицу и неспешно покатил, пристроившись в левый ряд за красным минивэном. На первом перекрестке минивэн повернул направо, и Фенимор прибавил скорость. Верочка Азарова проживала совсем недалеко от офиса «Мерлин», на Ленинском, но добираться туда предстояло через полгорода. А если пробки? Нет, надо поторопиться. С такими сроками не на машине следует передвигаться – на вертолете…
К дому на Ленинском он подъехал, когда стрелки на его «Ролексе» показывали начало двенадцатого. Еще раз сверил по списку адрес и вошел в подъезд. Лифт, естественно, не работал, о чем и сообщала табличка, висящая на кнопке вызова. Висела она, видимо, уже давно – по крайней мере, ее успели порядком исписать матерщинными письменами.
Пришлось топать на седьмой этаж пешком.
Верочка была дома. Она приоткрыла дверь на ширину дверной цепочки и некоторое время разглядывала незнакомца одним глазом. Потом спросила:
– Вам кого?
– Видимо, вас, – сказал Фенимор, – если вы и есть Азарова Вера Николаевна.
– Это я, – сказала Верочка растерянно. – А что вы хотели?
– Мне надо поговорить с вами по поводу гибели Андрея Ветрова, вашего бывшего начальника… Я понимаю, Вера Николаевна, что вам пришлось уже не раз говорить на эту тему, и поднимать ее снова у вас мало желания. Но, к сожалению, это необходимо. Все-таки погиб человек, и обстоятельства его гибели довольно загадочны, уж с этим вы не можете не согласиться…
Он говорил тихо и мягко и сам себе казался похожим на кота, который подкрадывается к глупой синице. Или скорее на тигра, крадущегося к антилопе. И он боялся вспугнуть свою «жертву».
Верочка могла бы и не открыть. Или могла потребовать документы. Но она этого не сделала. Цепочка звякнула, дверь открылась. Фенимор переступил через порог и сразу осмотрелся, прислушиваясь. В квартире стояла полная тишина, даже радио не бормотало.
– Вы одна? – спросил он.
С высоты своих тридцати семи лет он мог бы обращаться к девчонке и на «ты», но столь резкая перемена в поведении могла вызвать у нее ненужные подозрения. Следовало придерживаться однажды выбранной линии.
– Мама с папой на работе, – сказала Верочка.
Фенимор кивнул, продолжая осматриваться. Все было ясно. Девчонка до сих пор находилась в трансе после всего происшедшего и медленно приходила в себя, заперевшись дома в полной тишине. Сидит, наверное, целыми днями на диване, поджав ноги, и раз за разом прокручивает в голове события того дня, когда жаркие поцелуи вдруг сменились жутким кошмаром. Так и свихнуться можно, дорогуша. Так что этому визиту ты должна быть неслыханно рада…
– Это даже к лучшему, – сказал Фенимор. – Значит, нам никто не помешает.
– Ой, вы проходите! – встрепенулась Верочка. – Обувь снимать не надо.
– И слава богу, – обрадовался Фенимор. – Тем более, что она у меня чистая. Я, знаете ли, все больше на машине, по лужам топать приходится крайне редко. Мои друзья говорят, что когда-нибудь такой образ жизни обязательно скажется на моем здоровье, и, видимо, они правы, но… – Причмокнув, он развел руками. – Ничего не могу с собой поделать. Можно сказать, я сросся со своим джипом. Чувствую себя кентавром. Только вместо копыт колеса…