– Вор вора, как волк волка, видит издалека. Или дон Франсиско добыл это серебро? Соткал эти шелка? – Он крепко сжимает мое плечо. – А что насчет тебя? Как он завладел тобой? Купил на аукционе? Выиграл в кости?
Он так близок к истине, что я не могу поднять глаз. Лицо дона Франсиско встает передо мной, искаженное похотью, каким я впервые увидела его, когда он поднялся на борт «Какафуэго», чтобы забрать свою добычу. Корабль и все, что на нем, включая меня. Два года назад. Выиграл в карты.
– Я выбрал такую жизнь, – повышает голос Диего. – Я боролся за нее. И я ничем не хуже настоящих грабителей, людей вроде твоего господина, хотя никто не называет их ворами.
Хлопает дверь, и англичане входят обратно.
– Эй, Диего, – хихикает Пайк, глядя, как я стою на коленях, склонив голову, а Диего держит меня за плечо. – Даже ты не можешь ослушаться генерала. – Он грозит пальцем. – Никаких девок!
Диего оглядывается. Он сгружает им на руки оставшиеся тюки и коробки и рявкает:
– Обыскать другие пассажирские каюты! А затем трюм!
Англичане уходят, сгибаясь под бременем награбленного.
Когда он поворачивается, его глаза закрыты.
– Прости меня, – говорит он, садясь на кровать. – Я не хотел тебя оскорбить. Я ничего не знаю о твоей… – он с трудом подыскивает слово, – ситуации.
Тем не менее я по-прежнему не могу встретиться с ним взглядом.
– Ты в безопасности, пока твой хозяин у нас?
Поправляя рубаху, сползшую с плеча, когда он схватился за него, вскидываю голову.
– Я в состоянии сама о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь в этом.
Выходя из каюты, он вдруг оборачивается.
– А хочешь с нами?
И снова я немею от удивления.
Его взгляд пылает. Ярость словно выжигает его изнутри.
– Я знаю англичан, – говорю я наконец. – Это они захватили меня. В первый раз.
А я-то думала, он меня не слушал. Однако теперь он возвращает мои же слова.
– Один дьявол другого не лучше, – говорит он, – но, по крайней мере, именно этот дьявол больше не терпит рабства. Когда мы вернемся, я получу свою долю добычи, как и любой другой человек на корабле.
Я отворачиваюсь к окну, чтобы он не увидел жадного блеска в моих глазах, и спрашиваю небрежно, будто это не имеет значения:
– Куда путь держите?
– Никому не ведомы замыслы генерала, – кивает он. – Но с Новой Испанией покончено. Так или иначе, мы направляемся домой.
5
На следующий день настало воскресенье.
В монастыре Веракруса брат Кальво говорил мне, что англичане отрицают Всемогущего Бога. Что они еретики, которые бродят по миру, чтобы всюду сеять пагубный яд своего отступничества. Я тогда живо представила, как они рыхлят борозды, разбрасывают семена и поливают их с огромным усердием и заботой.
Но вместо этого теперь вижу, как они отдают должное святому дню. Матросы, поднявшись еще до рассвета, надраили палубы. Стволы пушек в орудийных портах сияют ярче, чем когда были только что отлиты. Англичане украшают свой корабль, взбираясь на верхушки мачт, чтобы закрепить гирлянды флажков с изображениями драконов, которые трепещут, оживая под ветром.
Что еще из сказанного монахами окажется неправдой?
Вскоре на палубе появляются трубачи в желтых и красных плащах, гармонирующих с окраской корабля. За ними джентльмены в своих лучших нарядах: шляпах с перьями и в плащах, несмотря на жару. Матросы в парусиновых бриджах и заляпанных смолой робах. И наконец, двое пленников. До сих пор не связанные и не в оковах.
Клянусь честью, они улыбаются, склонив головы рядом с англичанином: тем самым, кто отдавал команды в ту ночь, когда на нас напали, стоя на палубе, глядя во тьму совиными глазами. На нем шлем с золотым кантом. Руки он держит за спиной, лишь время от времени указывая на что-нибудь, чем с гордостью владеет, или вежливо отступает с дороги, позволяя пройти.
У настила из досок, связывающего оба корабля, маячит красная шапка Диего. Он ждет, чтобы перевести генерала и испанцев на борт.
С пиратского корабля доносится крик: по палубе пробегает мальчик. «Ваше оружие!» – упав на колени перед доном Франсиско и капитаном Антонио, он роняет к ногам испанцев шпаги. Его наряд вызывает у меня любопытство. Красивый костюм: оборки на шее и рукавах, никакой грязной парусины, как у других корабельных мальчишек-юнг. На «Какафуэго» дон Франсиско никогда не обращает на них внимания, разве что толкнет или пнет, если подвернутся на дороге. А тут он берет свою шпагу, согнув колено, и с улыбкой похлопывает мальчика по плечу.
В мгновение ока они уже здесь.
– Все на палубу! – кричит Диего, перепрыгивая на борт. – Все должны приветствовать нашего генерала.
Я не «все», и знаю это. Но тем не менее выскальзываю за дверь каюты.
Укрывшись за фок-мачтой, я наблюдаю, как люди выстраиваются в шеренгу. Капитан и дон Франсиско следуют за Диего на борт. Между ними мерцает золотом шлем генерала.
Они проходят в дальний конец, спиной ко мне, так что я незаметно проскальзываю на главную палубу и пристраиваюсь к остальным. И рядом, разрази его Господь, оказывается этот негодяй, Гаспар-бондарь.
Он усмехается:
– Все еще с нами, негритоска? Я думал, ты давно сиганула за борт.
Я выглядываю из строя. Они следуют друг за другом, капитан и дон Франсиско сообщают генералу имена и должности членов команды. Диего, к ярости капитана Антонио, кладет монеты в ладони маринерос.
По мере их приближения я слышу, что генерал говорит на испанском запинаясь, будто едва освоивший речь ребенок: «Мои извинения», «Прости меня, друг», «Генерал сожалеет, что мы сбили вас с курса». Когда генералу не хватает слов, вступает Диего.
– Нас заставила крайняя нужда, – объясняет генерал коку, – дело в том, что ваш вице-король запрещает нам самостоятельно обеспечивать себя водой и провизией.
– И серебром, – бормочет Гаспар.
Генерал останавливается напротив Паскуаля.
– А, вот и лоцман.
– Простой моряк, – ляпает дурак Паскуаль. На виске у него до сих пор ссадина от моего удара посохом. Как приятно это видеть!
– Паскуаль де Шавес? – спрашивает генерал, сверяясь со списком в руке. – В судовом журнале ты записан как лоцман.
Плечи Паскуаля опускаются.