Вновь: первые сыны

Вновь: первые сыны
Никита Владимирович Чирков

Проиграв в битве за человечество, находясь в изгнании, Алви и Изабелла оказываются у Буревестника – спрятанного во льдах старого научного комплекса. Из последних сил они ищут там не только убежище, но и шанс отомстить ложному Мессии, виновному в гибели цивилизации. Преодолевая конфликт интересов, учась доверять друг другу, Изабелла и Алви обнаруживают на Буревестнике группу ученых из пяти человек. Оказалось, они были изолированы от внешнего мира на целый год и работали над секретными проектами от тайного заказчика, не зная о произошедшем в мире инциденте. Но все вышло из-под контроля. Неведомая сила вмешалась в работу Буревестника, вынудив ввести карантин. Времени мало, переменных много, доверия нет… Итог этого дня непредсказуем.

Никита Чирков

Вновь: первые сыны

1

Ни возраст, ни сложный жизненный путь не смогли заглушить умение Алви видеть красоту в простоте, порой чарующую настолько, насколько легко забывается контекст мимолетного созерцания. И вот сейчас он с удовольствием наблюдает столкновение золотых лучей светила с огненными волосами прекрасной девушки, чьи глаза созерцают плавный закат. Изабелла не просто так насыщается солнечным светом: вот-вот случится сильнейший контраст – закат приведет всепоглощающую тридцатидневную ночь. Это необычное место недалеко от северного полюса, дарующее раз в год ощутить гостю уникальную ценность координат солнечной системы ИМБ, – место столь глубинное в мироздании, сколь отсутствует здесь самый малый намек на простое наличие звезд. Не имея спутников или телескопов, человечество так и не узнало бы, что во мраке Вселенной есть другие светила, планеты и остальные объекты. Это еще одна причина, почему Алви разрешает себе забыться, запоминая удивительную красоту Изабеллы, специально держа звездолет повыше, доверяя автопилоту не меньше, чем своим глазам. Внизу лучи красиво растянулись объятием по ледяной корке с множеством неровностей, создавая игривый танец блестящего снега, окончившийся за мгновение до наступления долгой ночи.

Небольшой звездолет без опознавательных знаков сделал пару кругов вокруг места, чье таинство стало одной из главных причин объединения Алви и Изабеллы. Это пятидесятиметровое каменное строение если и напоминает свое природное происхождение, то лишь с сильным оттенком ужаса. Вертикальная стена идет кругом, оканчиваясь наверху выпирающими скосами, прячущими за собой плоскую поверхность. Ни единого элемента развитой науки, ни следов пребывания человека – лишь черный камень без заметных следов обработки. Изабелла безуспешно мучила сканеры, пока Алви не нашел место посадки. Вопросов проникновения больше не было – на той стороне, где последние лучи прощались с этим странным местом, обнаружился небольшой проход.

– На улице минус сорок пять. Ветра сейчас почти нет. Сплошной лед. Воздух сильно разряжен. Идти сто восемь метров – немного, но лучше возьмем по баллону кислорода. – Алви говорил это не только Изабелле, но и сам себе, формируя заключение по мере поступления данных от компьютера. Взглянув на Изабеллу, он встретил недовольный взгляд. – Что?

– Плохо спала. Десять часов полета – часов пять глубокого сна. Первым делом, если там все хорошо, поем и усну на сутки. – Она осмотрела его с ног до головы. – А ты, я вижу, хорошо отдохнул, бодр и свеж. Значит, пойдешь первым.

Алви нравился ее характер – вдумчивость, воспитанность и неспешность придавали ее мягкой красоте таинственной глубины сокрытого потенциала. Изабелла умела проявлять сильный характер одним лишь взглядом, плавно перетекающим в красивую работу мысли. Он вдвойне был рад тому, что она все же согласилась с ним сюда полететь, потому что, сделав первый шаг наружу, внезапно познал давно забытый трепещущий страх перед грядущим.

Идти было непросто: помимо давящей черноты, скрывающей за собой буквально все и вся, сам контакт с поверхностью льда разрешал верить в полет – он был идеально ровный и гладкий, лишь редкие неровности возвращали понимание сопротивления движению. Оба были в специальных больших очках, столь же оберегающих зрение и часть лица, сколь упрощая обзор окружения через выводимую цифровую карту с расстоянием и прочими показателями. Отключение интерфейса открывало возможность лицезреть всеобъемлющую черноту космоса, знакомя с имитацией потери визуального доказательства материального мира. Все это странное знакомство с мирозданием окончилось на середине пути – противоположность заявила о своих правах ярко и без предупреждения: свет ударил в лица прямо из прохода, вытолкнув перед ними тьму, рассеяв ее влияние. Стоило бы насторожиться, но бдительность между светом и тьмой скромна на подступе к самой причине этого явно вызревающего для точного времени проявления внимания со стороны Буревестника. Избавив Изабеллу и себя от лишних мыслей и рассуждений, Алви последовал упрямству, вновь зашагал вперед, готовый к любому исходу.

За возросшим любопытством крылся вызов этому исключительному заявлению воли света во владениях лика Вселенной. Но на встречном пути отсутствовало хоть что-то выходящее за рамки уже объявленной позиции. Лишь на своеобразном пороге Алви четко увидел не только истинное направление света, но и тот проход, изрыгающий силу обычного осветительного прибора. Пока Изабелла поглядывала наверх, запрокинув голову, охватывая пятидесятиметровую высоту стены, достаточно большой, чтобы с обычной позиции не видеть ее плавного изгиба, Алви подметил все особенности уродливого входа: фрагменты бетона валяются внизу, толстая арматура выгнута наружу рваными кусками. Завороженная видом величественного сооружения без признака человеческого труда, Изабелла всерьез ощущала свою незначительность под нависающим Буревестником, будто бы она предстала перед отделяющей жизнь и смерть стеной. Алви не стал отвлекать ее, он даже не думал о ней, лишь медленно отогнул куски арматуры, чтобы облегчить и без того трудное проникновение через тесную уродливую рану Буревестника.

Помимо этой «раны» была лишь одна дверь напротив, но ведущая не на улицу, а вглубь этого необъятного для простого человека строения. Сама комната примерно шесть на шесть метров представляла собой в некотором смысле разочаровывающий примитив: двуспальная кровать, встроенный шкаф, длинный стол у стены и подвесное оборудование у другой стены. Половина помещения засыпана снегом, который детально подсвечивала та самая лампа, встретившая их на подступе. «Рана» располагалась в центре, справа от нее в дальнем углу, рядом со шкафом и стоял большой прожектор на штативе, целью которого было дать этому месту свет. Слева у дальней стены была кровать, перед которой стоял человек в толстой красной куртке с накинутым капюшоном. Слева от кровати закрытые жалюзи, прямо напротив них была стела со множеством надписей. Кровать перестала нести службу, отныне это могила для дорогого этому незнакомцу человека: насыпанный снег аккуратно утрамбовывался маленькой лопатой, создавая сверху ровную горизонтальную поверхность. Столешница стала боковой опорой для снега и тела за ним, как раз подпирая кровать к стене.

– Что ты там закапываешь? – Вопрос Изабеллы удивил даже Алви. Сама она после протискивания через «рану» открыто выражала свое недовольство и желание сократить любое промедление. Оба они сняли очки и дыхательные маски, чуть осваиваясь, пока незнакомец, все держа лопату в руках, неспешно разворачиваясь, стал их разглядывать. Это был молодой мужчина лет двадцати пяти, с небольшой козлиной бородкой и длинными, свисающими до шеи темными волосами. Он смотрел на них внимательно, напряженный, скованный тяжелой для сердца трагедией.

– Не что – кого, – ответил он не сразу.

– Похоже… – Изабелла подошли ближе, но держала безопасное расстояние. – Похоже, она была дорога тебе.

– Больше, чем она знала. Чем знали все.

– Понимаю. – Изабелла умела красиво манипулировать чувствами, тонко пронизывая их своим строгим и давящим характером. – Ее смерть связана с той дырой в стене?

– Да.

– Снаружи никого не видели.

– Оно и не там. Холод сам по себе преграда.

Изабелла и Алви переглянулись, напряжение стало усиливаться.

– Что здесь случилось? – спросил Алви строго, что никак не отразилось на незнакомце.

– Вы немного опоздали. – Незнакомец взял стул и почти упал на него с заметной усталостью. На стене, слева от двери, все было исписано формулами и разными вычислениями, среди которых он искал что-то важное.

– Как тебя зовут?

– Ковак.

– И что ты здесь делаешь?

Он сказала так, будто бы и не слышал вопроса.

– Дайте мне пару минут, и мы пойдем.

Они не хотели его торопить или провоцировать, переглядываясь, заключали нужду аккуратного подхода в вопросах сотрудничества с этим Коваком, чьи тяжелые слова и мысли лишь усложняли понимание происходящего.

– Еще утром мы бы вас встретили по всем традициям и правилам. Год ждать пересменку – целое празднество. Но не рассчитывайте на удачу, вы ее уже израсходовали, опоздав часов на десять. Хотя, может, вам и повезло… повезло пропустить самое главное. Надеюсь, у вас есть оружие.

2

Просыпаясь в теплой кровати, Анна еще до открытия глаз ощутила отсутствие рядом Ковака, привыкнуть к чему до сих пор не получалось, ибо слишком часто за последний месяц он уделял время своему проекту чуть больше, чем ей. Она открыла глаза, сразу же по направлению к той стене, которую Ковак исписал формулами и вычислениями, постоянно что-то стирая и переписывая, играя в этакую игру с самим собой. И вот сейчас, прямо под лучами восхода, он сидел на стуле перед стеной, сосредоточенно разглядывая разрозненную головоломку.

– Сегодня наш последний день, – заговорила Анна спокойно, продолжая лежать на кровати, – уже чувствую, как буду скучать по этому.

Ковак посмотрел на нее с понимающей улыбкой.

– Доброе утро. Не хотел тебя будить.

– Из-за этого ты решил не только створки открыть лишь на треть, а еще и оставить меня одну в кровати. Миленько.

Ковак встал, подошел к ней, поцеловал, после чего нажал на сенсорную панель на стене, чтобы открыть створки большого горизонтального окна, впуская всю яркость восхода над ледяным полотном. Он вернулся к отныне ярко освещенной стене, создавая собой тень над разными вычислениями. Увлеченный своей работой, он не мог не поделиться этим с любимой девушкой.

– Ты ведь знаешь, что мы все – лишь результат случайных мутаций. Некоторые красивее остальных, разумеется.

– Как это мило, спасибо. – Она чуть поднялась до изголовья, дабы удобнее наблюдать за возбужденным Коваком, вновь подмечая, как ей нравится это его озорство процесса мышления.

– Разве наличие постоянной мутации не есть признак стабильности?

– Верно. Но вот вопрос – есть ли система в этой постоянной?

– Думаю, ты бы уже ее заметил.

– В этом и проблема: она есть, и мы просто не умеем ее увидеть, или же ее действительно нет, а наши поиски – лишь артефакт нашего эволюционного пути, жаждущего познания и обуздания.

Встав с кровати, она подошла к нему и нежно обняла со спины, ощущая приятное тепло от света.

– Если хочешь научиться обуздать жизнь, то самое время вспомнить, что вскоре наш контракт закончится, что позволит наконец-то воплотить наши… мутации в… новую мутацию.

Ковак развернулся с улыбкой на лице, обняв ее крепко, смотря прямо в глаза.

– А ведь красиво начала.

– Да, как-то я ушла не туда. Профдеформация сказывается. Короче, уже через несколько часов придет новая смена, а мы вернемся на Опус. Думаю, если мы решим завести ребенка сегодня, то…

– То это будет чудесно.