Контролер

– Хорошо. Тогда мы прикрепим к вам сотрудника на это время. Он заедет за вами, когда будет следующее задержание. Еще что-то?

– Пока на этом все.

После чего Попейчук попрощался со мной, даже не назвав своего имени. Ну и ладно, позже сам узнаю. Теперь же нужно смотреть «в оба глаза». Похоже, следователь в курсе, для чего меня отправили, и вполне может начать действовать не так, как привык, а соблюдая хоть какую-то видимость закона. Уже чтобы я не доложил о нем что-то нехорошее товарищу Сталину. А мне нужна реальная картина. С такими мыслями я и вернулся домой.

***

Давно уже у Сталина не было чувства, что его нагло обманывают. Стремятся урвать что-то ради себя – это он понимал. Пытаются подставить другого – тоже не ново. Но вот цинично врут, творя за спиной все что заблагорассудится – такого в последнее время не было. Так он думал. Но если Огнев прав… А ведь какие отчеты ему Менжинский приносит! Их почитать, так враги народа только и ждут, когда ты ослабишь хватку. Зато он – борется с ними аки лев. И Сталин верил. Свежо еще было в памяти недавнее предательство собственного секретаря, да переход в оппозицию старого товарища. Да и как не поверить, когда сам еще до гражданской войны пользовался любой возможностью, чтобы сковырнуть проклятую дворянскую власть!

И вот – ему в лицо говорят, что ближайшие соратники и подчиненные настолько старательно ищут заговоры и борются с саботажем, что в своем рвении перешли все границы, даже банальной логики. Нет, Сталин помнил «шахтинское дело». Тогда пришлось воспользоваться такими методами, чтобы выпнуть иностранцев из советской промышленности. Свою миссию они выполнили, а уходить «по-хорошему» не хотели. Но это была разовая акция!

Нет, не зря он мальчишку к себе приблизил. Именно ведь для такого он и «поднимал» Огнева, ограждая его от других партийцев. Чтобы он в лицо не боялся сказать, какие проблемы есть в стране. Для того и в ЦКК протащил. Правда парень что-то не спешит проверять членов партии. Но ведь и повода у него не было? А вот если подтолкнуть…

– Посмотрим, что он там в ОГПУ найдет, – решил Иосиф Виссарионович. – Если покажет себя и шею не свернет, тогда можно и напомнить ему, что не просто так он удостоверение члена контрольной комиссии носит.

Придя к такому выводу, генеральный секретарь выбил прогоревший табак из трубки и продолжил разбирать накопившиеся отчеты. Руку на пульсе следует держать постоянно!

Глава 2

Октябрь 1930 года

– Сереж, – крикнула мама из коридора, пока я умывался. – Тут к тебе пришли!

– Я сейчас!

Быстро ополаскиваю голову и тут же вытираю ее полотенцем. Нормально помоюсь позже, когда Семен Игоревич общедомовую котельную раскочегарит. Тогда уж и в трубах вода горячая будет, но лишь вечером. Вот так, с полотенцем в руках, я и встретился с Катей. Именно она пришла к нам этим ранним утром.

– Сереж, – тихим голосом начала девушка. – Мы можем поговорить?

После разговора со Сталиным я сам хотел с ней встретиться, поэтому молча кивнул. Она облегченно выдохнула и стала разуваться. Родители о чем-то разговаривали на кухне, а я пригласил Катю к себе в комнату. Та зашла и растерянно огляделась. После чего аккуратно присела на край моей кровати.

– Сережа… я хотела извиниться…

Я вздохнул, чувствуя себя сволочью. «Ошибаться – можно, врать – нельзя», гремело в моей голове. Так я сказал товарищу Сталину. И раз уж я настаивал на применении этой формулировки, нужно и самому соответствовать.

– Я тоже хочу… извиниться, – выдавил я из себя.

Признавать ошибки тяжело. Признаваться во лжи – еще сложнее. Но если уж я что-то решал, то потом всегда шло действие.

– Кать, – начал я, – я тебе соврал.

Девушка удивленно посмотрела на меня.

– У меня с Женей… было, – вот все и сказано. – У нас не было любви. Да и сейчас нет. Но я чувствую свою вину, что тогда соврал тебе.

– Часто? – тихо спросила девушка.

– Пару раз. Скажу лишь, что когда я начал за тобой ухаживать, эти отношения прекратились. Остались чисто деловые, тут я тебе не врал.

– Почему ты соврал? – прошептала Катя.

– Боялся, что ты начнешь меня обвинять. Начнешь высказывать мне претензии.

– А сейчас не боишься? – подняла она свой взгляд.

– Не боюсь. У нас все равно теперь ничего не будет.

– Почему?! – вскинулась девушка. – Я могу простить!..

– Что? – перебил я ее, хмыкнув. – Я тебе не изменял. Так что ты собралась прощать?

– Ложь, – чуть подумав, сказала Катя.

Я помолчал.

– Может и простишь. Вот только – скажи честно, ты и правда ЗНАЛА о том, что было между мной и Женей?

– Нет.

Короткий ответ, но как много он мне сказал.

– Вот поэтому у нас и не может быть будущего, – девушка с удивлением посмотрела на меня. – Ты попыталась меня обмануть. Попыталась манипулировать мной и играть на наших отношениях. Для меня это не приемлемо. Поэтому Кать, давай останемся друзьями.

Глаза Кати покраснели. Она с трудом сдерживала слезы. Но для меня все было кончено. Да, я был неправ, когда соврал ей. Но девушка, способная на манипуляции, мне точно не нужна.

– Я… больше не буду так поступать, – прошептала она, еле сдерживая слезы. – Обещаю!

– Может быть. Но я не хочу жить, постоянно думая, что ты СПОСОБНА на это.

Катя ничего не ответила. Лишь посидела еще минуту и ушла. Больше она ко мне не приходила.

Работу по перевозкам я был вынужден передать Жене. Просто так получилось, что Попейчук прислал своего человека как раз в тот день, когда я собирался заняться этим поручением товарища Сталина. Он-то с меня его не снимал. Раз сказано – довести до конца, кровь из носу должен это сделать! А тут наложилось – и звонок от Попейчука, и мое желание разобраться в этом вопросе – насколько Поликарпов был прав или сгущал краски, и почти ежедневные напоминания Васюриной, что ей нужно «дело». Благо ничего сложного там не было. Прийти, объяснить, как нужно проводить загрузку товара в ящики и заполнять сопроводительный документ. Ну и о пломбах не забыть. После чего проверить – в каком виде дошел продукт. Все это я смог Жене и по телефону объяснить. А через час после этого разговора за мной прибыли.

– Агент первого разряда, Лагушкин, – представился молодой парень лет двадцати пяти. Рыжий, конопатый, ладони как лопаты. Про такого веришь – мог «дедушку убить», чисто одним ударом кулака по голове. – Мне сказано, вы приставлены наблюдателем.

– Все верно, – кивнул я, мысленно поморщившись.

Ну вот, моя деятельность ни для кого не секрет. Наверное, ничего противозаконного я не увижу. Может, это и к лучшему?

– И еще вот, сказано – передать, – протянул он мне какие-то корочки.

Я с удивлением взял протянутый документ и прочитал его. «Сотрудник особых поручений» – было вписано в графе должность и моя фамилия. Следом Лагушкин протянул мне бумагу, в которой было написано о присвоении мне временно полномочий сотрудника ОГПУ, но с прямым подчинением товарищу Сталину. Из-под юрисдикции главы ОГПУ меня эта бумажка вывела, при этом наделив правом вникать в дела структуры. Вообще отлично!

Только после этого мы спустились вниз и сели в автомобиль. Машина была рассчитана на четыре человека, и в ней нас ждал водитель. Меня усадили на переднее сидение, а сам Лагушкин уселся сзади. Думаю, подозреваемый, на чье задержание мы едем, сядет рядом с ним.

Так и получилось. Проехав полгорода, мы остановились около трехэтажного дома, бывшего доходника, и я вместе с агентом поднялся на второй этаж. Парень уверенно забарабанил в дверь, сверившись с бумажкой, которая лежала в его нагрудном кармане.

– Кто там? – раздался испуганный детский голосок.