Пустынник. Война

–Да, не станешь, – он усмехнулся. – По тебе видно. Ты из Людей. – Он протянул мне нож и сказал: – это твоего отца оружие. Автомат отдать не могу, уж извини. А его личный нож всегда носи с собой.

Вот такой первый жизненный урок, который я получил, когда мое детство закончилось. На следующий же день Самойлов сказал, что я буду работать на фермах и стану получать половинный паек за это. Когда я представил, что всю оставшуюся жизнь я проведу выгребая дерьмо из-под свиней, то сначала хотел снова заплакать, но потом твердо решил, что память отца я больше не опозорю своим нытьем. Когда Самойлов сказал мне, что теперь я прикреплен к хозяйственной части, я лишь ответил, что буду как отец – разведчиком в ударном корпусе. Лейтенант сначала сухо отказал мне, что разговор окончен, но я твердо решил, что буду служить на стенах крепости и за ее пределами. Несколько дней подряд я ходил в казарму и искал лейтенанта, но каждый раз меня выставляли прочь. В один момент лейтенанту надоели мои похождения и я получил смачного пинка под зад, когда вылетал из казармы. На следующий день я пришел снова, на что лейтенант только вздохнул и сказал:

–Упрямей тебя только твой отец. Не хотел он, чтобы ты служил в дозоре или разведке. Ох, не хотел.

После этого разговора меня приписали к военной части цитадели, но не в ударный батальон, а в дозорную службу. Я пробовал сопротивляться и этому решению, но Самойлов был непреклонен: будешь служить дозорным. Разведка для тебя закрыта.

Мне было всего двенадцать и, конечно, никто оружия мне не давал до семнадцати лет, но работа мне нашлась. Я убирал казармы, носил воду на вышки, выполнял мелкие поручения офицеров и рядовых. Со временем мне стали разрешать чистить оружие и давали помогать ремонтировать боевые машины. В семнадцать я получил свою военную форму дозорного и принял присягу. Кубрик у меня забрать больше никто не пробовал: наверное, лейтенант Самойлов договорился тогда с администрацией. Соседи стали обходить стороной и никто даже не пытался заговорить. Я слышал, что Витька стал инвалидом после того удара об стену. Дядю Гришу и Лидию Викторовну я тоже больше никогда не видел. Что точно произошло я не знаю, но как мне удалось выяснить, Лидия Викторовна пошла жаловаться на лейтенанта в администрацию и те просто вышвырнули семейку из цитадели. Не знаю, насколько это правда, но в этот слух готов поверить. На весах конфликт с лейтенантом ударного корпуса и семейка, где отец и сын не могут выполнять рабочие функции на ферме. Не проще ли вышвырнуть их за ворота? Сколько они проживут? День? Два?

Наша администрация умеет решать вопросы, поверьте. К слову, защитив меня от соседей и пристроив к военщине, лейтенант Самойлов больше моей судьбой не интересовался. Он словно отец, который знал, что я хожу в школу цитадели и нормально ем, считал свою задачу выполненной. Мне сначала было обидно, что он больше не обращает никакого внимания на меня, но спустя какое-то время я понял. Он не помогает мне специально. Помощь нужна Челяди, а вот тот, кто из Людей справится сам. Не смотря ни на что. Выкарабкается. Вытянет.

Лейтенант погибнет спустя два года во время очередной вылазки, как и мой отец. Иногда я думаю, что отцов у меня было двое. Один тот, что дал жизнь и спрятал в цитадели и второй, который объяснил, как устроен этот мир.

***

Я лежу на гамаке и разглядываю блокнот. Погладив шершавую поверхность, я откладываю его в сторону. Он для меня реликвия, как и подаренный нож, я иногда думаю, что я должен начал писать свой дневник, но все еще не решаюсь. Словно, если я начну в нем писать что-то, он перестанет быть таким ценным для меня. Пока что на первой странице выведена только одна строчка, которую я раз в год времени обвожу, когда чернила немного выцветают – «Я никогда не стану челядью».

Полежав еще минут пять-десять, я поднимаюсь с гамака. Я должен сходить до матери ефрейтора Славы. Не знаю, нужно ли ей слышать от меня, как погиб ее сын, но почему-то я точно уверен, что должен сходить к ней. Кто знает, может теперь, когда ее сын похоронен на Аллее Павших в пустоши, то какие-то твари хотят забрать и ее кубрик.

Выйдя из Муравейника, я иду в сторону складов. Вдоль крепостных стен тянутся длиннющие постройки, среди которых я долго петляю, пока не оказываюсь в просторной бельевой, где женщина лет пятидесяти споро раскладывает простыни.

–Чего тебе, – резко спрашивает она, завидев меня. – Смотри, получение белья через выписной лист, без бумаги ничего выдавать для военщины не буду, хватит. Мне в прошлый раз от администрации уже прилетело.

–Нет, я не по этому…

–А что? Для себя что-то взять хочешь? Воду или жратву не предлагай, мне место дороже, – она продолжила раскладывать выстиранное белье.

–Я был тогда со Славой в тот день когда он погиб. Вы же его мама, да?

Сухие руки, быстро складывающие простыни остановились. Женщина замерла. Стянув с головы белый платок, прикрывающий черные с серебряными нитями седин волосы, она несколько секунд стояла, оперевшись на стопку белья. Потом, повернувшись ко мне, она сказала:

–Лейтенант приходил. Жирный такой. Сказал, что Слава не мучался, сразу погиб. Это правда?

–Да.

–Спасибо, мальчик, – она опустила голову. Всхлипнув, женщина спросила: -точно? Совсем ничего не почувствовал?

–Да, он сразу погиб. Я видел.

Мы молчали какое-то время, затем я спросил:

–Вам нужна какая-то помощь? Может вас обижает кто?

–Нет, солдатик, – она отвернулась. – Никто не обижает. Иди, мальчик, если Славочка не мучался, то это самое главное.

–Я могу вам чем-то помочь? – повторил я.

–Иди.

Я разворачиваюсь и собираюсь выходить, как она вдруг спрашивает:

–Ты ведь как Слава, дозорный?

–Да.

Она подходит ко мне, кладет руки на плечи и тихо говорит, глядя на глаза:

–Как тебя зовут?

–Олег.

–Олег, хороший, – ее светло-голубые, словно выцветшие глаза полны слез. – Я знаю, что ты можешь. Отведи меня этой ночью на кладбище, мне ведь они даже попрощаться не дали.

Она крепко сжимает мои плечи своими сухими руками и плачет. Я обнимаю рыдающую женщину и ничего так сильно не хочу в жизни, как выполнить ее просьбу. Хотя нет, хочу. Хочу разбить голову лейтенанту Хадину.

Глава 4.

Лично я знаю три нелегальных способа покинуть крепость, что мне собственно положено по службе. Первый – это через лаз возле Главной Башни. Всего-то нужно проползти метров 40 по узкому коридору в кромешной тьме и ты уже за территорией. Из плюсов – участок Главной Башни слабо освещается лучами прожекторов и покинуть, а потом вернуться в цитадель можно почти беспрепятственно. Из минусов – у меня есть небольшая клаустрофобия и прорытый тоннель реально очень узкий, действительно придется ползти. Мне приходилось пользоваться лазом возле Главной Башни трижды и трижды я возвращался с трясущимися руками и с холодным потом на лбу. Мне страшно лазить по этой тьме и эти сорок метров до свободы – слишком чудовищное испытание для моих нервов. Про лаз знают очень немногие и то в основном из дозорной службы и ударного батальона, поэтому вероятность очень небольшая встретить кого-то там из своих в тоннеле. Раньше лаз прорыли какие-то ушлые жители цитадели, которые использовали этот проход как нелегальный способ выбраться из крепости и хорошенько помародерить в окрестностях. Когда мародеров поймали, лаз стал использоваться исключительно для нужд военщины. А тех, кто этот самый лаз прорыл – повесили во дворе цитадели, ибо мародерство запрещено. Ну и еще, чтобы про лаз больше остальные не знали.

Впрочем, сейчас за мародерство уже не вешают ибо гораздо проще отобрать у мародеров что они набрали за стеной, а в наказание заставить отправляться за территорию уже не по собственной воле. Отличный «крючок», ибо угроза виселицы работает как надо, хоть в крепости уже лет пять или шесть не было повешенных.

Второй вариант покинуть цитадель – прямая взятка военщине. За талон на дневную пайку или бутылку чистой воды, оказаться за территорией на пару часов вполне возможно. Да и платить много не нужно – начальство смотрит сквозь пальцы на тех, кто покидает крепость, если он платит. Это ведь неплохой бизнес. Да, кто покинул крепость незаконно и, самое главное, не заплатив, тот совершил грубое нарушение. А вот тот, кто покинул ее, предварительно занеся мастер-сержанту дозорной смены нужную мзду, тот… просто совершил небольшое правонарушение. Закон у нас такой. Покинуть территорию при помощи военных можно по-разному: можно вместе с мусоровозом, который отвозит отходы до «могильника», в который мы сбрасываем все что не можем кустарно переработать или использовать повторно. Можно в кузове боевого джипа, объезжающего территорию. Но проще всего выйти из-за запасных, как мы их называем Малых Ворот. Большие ворота открываются только для крупной техники, а вот Малые охраняет всего двое бойцов и занести взятку им не сложно. Они дадут тебе и временный пароль, которым открывают двери и подскажут как идти, чтобы лучи с вышки не заметили твоей прогулки. А то придется и с дозорными на вышке делиться, ну или они тебя пристрелят если не узнают, что за территорию вышли свои. Такое тоже может быть. Минусы способа: приходится платить, причем даже если ты тоже дозорный. Плюсы: самый надежный и безопасный способ, если заплатить всем как надо.

Третий вариант тот, каким пользуюсь обычно я. Зная точное время обхода каждого участка, я обычно просто спускаюсь по веревке со стены и шмыгаю в крепостной ров. Веревку я цепляю с внешней стороны стены за выступ и мирненько спускаюсь вниз, пока никто не видит. Из минусов – могут пристрелить. Из плюсов – быстро и не нужно никому платить или ползти по узкому тоннелю, каждый раз думая, что он обвалится и похоронит тебя заживо.

В этот раз пришлось пользоваться вторым способом. Первый способ я буду использовать только в крайнему случае поэтому сразу его отмел, третий тоже, потому что нее мог представить как мать Славы будет карабкаться по веревке или ползти со мной по тоннелю.

Когда мы пришли к Малым Воротам, дозорные были заняты привычным делом – играли в карты.

–Олег, здорово, – один из дозорных, сидевший на табуретке, повернулся в мою сторону. – Выписался? Говорят, какие-то обезьяны за территорией тебя чуть не порешили. Пацанов хороших убили.

–Да, Миш, было, – сказал я. Я доволен, что один из дозорных это Мишка. Мы с ним давно знакомы, да и парень он неплохой. Второго дозорного я не знал, хотя обычно у нас в службе все знают друг друга хотя бы шапочно. Новенький, наверное. Новичок, отложил карты в сторону и взял карабин в руки.

–Новенький что ли? – спросил я. – Чего за оружие схватился?

–Служба, – окрысился тот.

–Служба, – хохотнул Мишка. – Оружие убери, салага, – дозорный посмотрел на меня и пояснил: – Да новенький он. Только сегодня приставили. Вот ни в карты играть не умеет, ни на посту стоять.

–Все я умею, – заворчал новичок, но карабин отставил в сторону.

–Ага, умеешь, – Мишка поднялся на ноги подошел ближе. Засунув руки в карманы, он перевел взгляд на мать Славы. – С тобой? Кто такая?

–Светлана Игоревна, – ответила мама Славы, кутаясь в черный балахон.

–Ммм… – многозначительно кивнул Мишка. – Ну тогда все понятно.

–Это мама Славы, – сказал я. – Ефрейтора Круглова. Которого эти твари вальнули.