Пустынник. Война

–Они могут быть не одни, – тихо говорю я, падая на колени.

Нож я все так же не выпускаю из рук.

Младший сержант молчит, а тем временем на небольшую площадку, которая когда-то видимо, была частью огорода при небольшом домике, выходит еще около десятка дозорных с оружием. Повернув голову на рев двигателей, я вижу, как между домами мелькает силуэт танка.

С трудом поднявшись на ноги, я подхожу к развороченному выстрелами трупу лежащему возле стены. Опустившись на одно колено рядом с ним, я вижу, что на белом балахоне пришит странный шеврон: черная птица держит в когтях череп, а ниже одно единственное слово – «Invasion».

Поднеся нож к балахону, я срезаю шеврон.

Глава 3.

В госпитале, если можно назвать госпиталем небольшой грузовик, внутри которого всего четыре узких койки, я провел два дня. От поездки в поселок мне остались на память пара сломанных ребер, ссадины и синяки, которые испещрили все тело да сильный ушиб ноги. Благо, кость после прыжка со второго этажа я не сломал. Так что долго валяться мне не пришлось. У нас вообще в цитадели нет тех, кто ничем не занят. Ты либо с автоматом на посту, либо в экспедиции в соседние общины и аванпосты, либо на фермах или уборке территорий. Тех, кто халтурит нет. Даже если тебя пару дней назад чуть не убили. Впрочем, мне как дозорному не приходится жаловаться: в этом и есть работа. Правда Мари от моего потрепанного вида было очень плохо: каждый раз после смены она шла ко мне, чтобы проведать, а я лишь отмахивался, что со мной все в порядке. Мои убеждения что все нормально ее не сильно утешали и она лишь просила, чтобы я оставил дозорную службу, переведясь на работу в теплицы. Спорить было бесполезно, т.к. она при моем отказе включала классическое женское оружие – слезы. Только когда я сказал, что очень сильно устал и у меня немного кружится голова (я тоже кое-какие способы манипуляции знаю, к слову), она перестала плакать. При этом она, естественно, успела взять с меня обещание о том, что я хотя бы об этом подумаю. Только после того, как я его дал и сделал вид что очень ослаб и мне нужно отдохнуть, она закрыла эту тему.

Честно говоря, обещание я сдержал: когда Мари покинула госпиталь, я тихо сказал:

–Подумал. Нет.

После чего с не совсем чистой совестью лег спать. А на следующий день стоит нашему врачу отпустить меня, как тут же меня встречает наш лейтенант прямо на выходе.

–Как самочувствие, Смирнов? – заботливо спрашивает Хадин.

–Лучше, товарищ лейтенант.

–Это хорошо, – улыбается он, положив мне руку на плечо. – Пошли пройдемся, я тебе чаю налью. Пойдем?

Я иду вслед за лейтенантом и уже чувствую неладное. Наш лейтенант не любитель нежностей, особенно с каким-то никому не нужным рядовым. Лейтенанта Хадина у нас не любят. Грузный тридцатилетний лейтенант формально возглавляет дозорную службу, которая отвечает за патруль окрестностей и защиту стен цитадели. Для таких как я, лейтенант царь и бог. С чего ему со мной любезничать? Сраный рядовой с вышки идет с офицером пить чай? Видать чего-то хочет наш офицер от меня. Долго свои намерения Хадин не скрывает, поэтому налив мне ароматного чая, который бесплатно доступен только офицерам, он говорит:

–Это твои первые убитые были?

–Нет.

–Хорошо, – кивает он, затем спрашивает: – Скажи, тебя уже вызывал к себе полковник, командир части?

–Нет, а зачем?

–Ну как же, – вздохнул лейтенант. – Три человека погибло. Багги потеряли с пулеметом. Думаешь, командир части не захочет разобраться, как так произошло?

–Мы попали в засаду.

–Вы попали в засаду, – кивнул лейтенант, – а как так вышло, что вы попали в засаду?

–Ну…

–Мастер-сержант пошел с тремя людьми проверять поселок, вместо того, чтобы вызвать подкрепление. Если бы сразу вышел ударный корпус, этого удалось бы избежать, так? – лейтенант словно не спрашивал, он говорил это с такой интонацией, как будто так и было на самом деле.

–Мы привыкли уже, что нефтянники вызывают по поводу и без…да и мастер-сержант вызывал подкрепление, – сказал я. – Я точно помню это.

–Знаю-знаю, – вздохнул лейтенант. – Вызывал. Только давай, если полковник у тебя спросит, вызывал или нет, ты скажешь то, что говорил я сейчас: подумали, что ничего страшного, нефтянники могли ошибиться. Могли померещиться им люди с оружием. Поэтому сержант и сказал идти малыми силами. Сказал, мол, обычная прогулка, так и сказал, Олег.

–Но ведь.. – начал я.

–Смирнов, – голос лейтенанта перестал быть дружелюбным, – сержанта уже нет. С него никто не спросит. А вот я могу здорово попортить твою жизнь, если не сделаешь так, как скажу. Ты уяснил?

–Да.

–Ты входишь в дозорную службу. – резко отчеканил Хадин. – Ты на фермах что ли работаешь? Откуда «да»?

–Так точно! Разрешите идти?

–Свободен. И подумай о чем я сказал, – лейтенант откинулся на спинке старого скрипящего офисного кресла. – На пост не иди. Сегодня отдохни пока. А завтра к работе приступай, на фермах рук не хватает. Недельку поработаешь там, а потом снова в строй. Может уже в новом звании, кто знает.

–Есть.

Я отдаю воинское приветствие и покидаю маленький кабинет. Выйдя во двор, я стою с несколько минут на месте, затем поднимаюсь на стену. Кивнув проходящему мимо патрулю, я прохожусь по стене, затем усаживаюсь недалеко от ворот в цитадель. Серебряная капля корабля Чужих все также висит над мой головой. Впрочем, что ей, уже второй десяток лет она висит над нашими головами и исчезает из виду только когда наступает очередная песчаная буря. Сидя на стене, я размышляю о том, что сказал мне лейтенант. Жирный боров сделал сразу несколько прямых намеков, которые не понять было невозможно. Очевидно, что мы попали в засаду не только потому что неизвестные были хитрые и сильные ублюдки с гранатометами, но и потому что лейтенант отказался отправлять подкрепление когда мастер-сержант его запросил, да и изначально он нас отправил на одном багги. И теперь очевидно, что с кого-то из нас будут за это спрашивать. Лейтенант, как начальник дозорной службы должен отвечать за гибель людей и техники, но гораздо проще в его случае свалить все на погибшего мастер-сержанта. Тут все просто – Горин понадеялся, что это будет очередная «пустая» разведка по развалинам, где мы найдем только бродячих собак. Начальству не доложил, решил отправиться один, за что поплатился своей жизнью и своих людей. Но с мертвого не спросишь, в этом случае лейтенанта максимум пожурят, но вот если выяснится, что лейтенант не дал подкрепление когда его просили и погибли люди, то полковник может отправить офицера под трибунал. Закончится это все может для лейтенанта тем, что его выставят за ворота цитадели.

Хотя нет, выставят вряд ли. Он как никак родственник главы цитадели, чем и обязан своему посту. Место теплое – знай расставляй себе людей по стенам, отправляй в патрули да экспедиции и получай тройную пайку. За стену не выставят. Но вот полковник, который возглавляет всю оборону цитадели и нефтяной крепости с родственничком главы цитадели особенно не будет церемониться. Может и не выставит за ворота, но вот в звании разжалует и поставит на его место кого-нибудь из своих родственников или приближенных. У нас в принципе в цитадели многое решается родственными связями. Если ты принадлежишь к какому-нибудь клану, чья родня на высоких должностях, то со временем займешь теплое место. Будешь сидеть в цитадели, пока остальные шарятся с оружием по пустоши и ковыряются в говне свиноферм.

Не думаю, что полковнику особенно важны я, Слава, пулеметчик Загорнов или мастер-сержант. А вот вышвырнуть родственничка главы цитадели с насиженного места не по надуманному поводу, а по самой серьезной причине – это настоящий подарок.

Вот лейтенант и суетится. Сразу сказал мне, что будет и как, а чтобы я не забывал своего места в пищевой цепи, с недельку поработаешь на свиноферме, дружок, выгребая дерьмо. А будешь эту недельку паинькой, может и станешь новым мастер-сержантом. Только вот если я открою рот и скажу людям полковника не то, что нужно, то быть мне по локоть в говне свиноферм до конца жизни. А может и того хуже: я ведь ни к какому клану не принадлежу.

Я морщусь от солнечного света и прикрываю рукой глаза. Посмотрев на ближайшую вышку, я вижу, как там стоит Пашка возле пулемета и играется осколком стекла, как я несколько дней назад.

–Эй, выживший! – весело кричит он. – Заходи!

Я поднимаюсь на ноги и быстро иду к нему. Легко взобравшись по лестнице, я обнимаю друга.

–Здорово, друже.

–Ну как ты? – спрашивает дозорный.

–Бывало и лучше.

–Ну, рассказывай, – Пашка оперся на пулемет. – Что это были за твари?

–Не знаю, Паш, – качаю головой я.

–В цитадели был дикий аврал, когда ваш отряд атаковали, – сказал Пашка, глядя в сторону безлюдной пустоши, – я тогда тоже на вышке был. Как резко ударный батальон сорвался и давай ворота открывать. Человек сорок бойцов поехали, оба бэтэра и танк. Они целый день поселок шерстили и ничего не нашли, кроме тех троих, что ты завалил.

–Двоих, – поправил я. – третьего Дима завалил. Мотоциклист. Если бы не он, зарезал бы меня этот отморозок.

–Ну не знаю, – Пашка пожал плечами. – Мне говорили, что ты всех троих завалил. А Димку не спросишь, его и второго мотоциклиста перевели в нефтяную крепость, на усиление. С ними связи нет.

–Понятно, – я усмехнулся.

Лейтенант не стал терять времени: наверняка мотоциклистов после профилактической беседы перевели в нефтяную крепость от греха подальше. Там слухов про то, как они отправились шестеро на проверку поселка не разболтаешь особенно: как никак режим у них другой там. Не будет и слухов о том, что лейтенант зажопил бензина и из-за его халатности погибли люди. Нефтяная крепость считается у нас привилегированным местом, где повышенные пайки и не пыльная работа. Значит, мотоциклистов лейтенант решил подкупить и отправить подальше от ушей полковника, которые были тут повсюду. Хороший ход. Мне звание мастер-сержанта после недели ковыряния в говне свиноферм, а через неделю-другую все окончательно уляжется, если я дам правильные показания и вина за гибель людей и техники ляжет на плечи уже мертвого мастер-сержанта.

–Ты сам то как? – спрашивает Пашка.