АТА

– Говорят, что на шестой и седьмой платформах, есть машины, которые создают искусственный дождь и снег. И он падает прямо с неба, представляешь?

– Да, а еще там есть реки и озера.

– Серьезно?

– Да. И парки с садами.

– Ну, парки и на пятой имеются, – отмахнулся Шон.

– Верно, вот только деревья там живые, а не консервированные как здесь.

Шон покосился в открытое окно:

– Врешь? Ты что там был?

– Пару раз.

– Вот это да, – его удивление перерастало в щенячий восторг, – а я дальше пятой не забирался, да и вряд ли заберусь, – он помотал головой, – но не жалуюсь, деваться-то некуда. Лучше на ступень выше, чем на Дне коротать время. Кстати, – Шон слегка прищурился, отчего его глаз совсем исчез среди одутловатых складок на лице, – хочешь подниму тебе настроение? тебя Гаусс вызывает.

– Это не новость, – равнодушно ответил Джеймс, – а сколько ты уже на Гаусса работаешь?

– Я работаю не на Гаусса, а на благо университета, – выражение лица Шона сделалось серьезным.

– Да, – протянул Джеймс, – все мы солдаты Союза, – кривляясь, он поднес руку к виску, как военные на присяге.

Шон замер, его взгляд вдруг стал другим, он в спешке закрыл окно и посмотрел на Джеймса:

– Думаешь, я дурак, не понимаю, о чем ты? Прекрасно понимаю и не один я, – он воровато огляделся по сторонам и понизив голос, добавил: – знаешь Грэмма с кафедры истории рас?

– Нет, – Джеймс автоматически заговорил тише.

– Ну да, я же забыл какой ты коммуникабельный человек, – он криво улыбнулся, – так вот, Грэмм, тоже не в восторге от Гаусса и вообще очень многие не в восторге, – на этих словах он выпучил глаза, отчего стал походить на жабу и зашипел на весь салон: – только шшшш, никому, понял?

Джеймс кивнул.

– Ну так вот, – возвращаясь к обычной гримасе, снова начал Шон, – куда деваться-то? Люди может и хотят другой жизни, но с платформ-то никуда не денешься, кроме разве что в шахты податься, – он зло оскалился, – на поверхности этой треклятой планеты больше ничего нет, не зря его Дном прозвали. Дно оно и есть дно. Ни воздуха, ни воды, а излучение какое? Ох, – он резко замолчал, а затем нахохлившись, как снегирь, отвернулся к закрытому окну и мрачно добавил, – вторая платформа раем покажется.

Оставшийся путь до университета они пролетели молча и только когда Шону пора было выходить, Джеймс спросил:

– Шон, ты знаешь, что хотел от меня Гаусс?

– Нет. Спасибо, что подбросил, – уже спиной ответил Шон, его утреннее настроение было испорчено.

С тех пор, как служба Джеймса в оперативном отряде Союза была окончена, ему предложили перейти на должность преподавателя кафедры лингвистики и культуры рас в университет Гаусса, так его негласно называли.

Стремительный взлет Гаусса по карьерной лестнице от рядового лаборанта одной из кафедр до главы университета можно было выставлять на вид в учебниках по личностному росту, которые любят досконально штудировать заурядные менеджеры среднего звена, в надежде заполучить расположение босса любыми способами.

В те времена, когда Джеймс только пришел на кафедру, Гаусс уже был известным активистом по общественным вопросам, сначала своей кафедры, а потом и всего университета. Его способности пролезать в труднодоступные для обычного человека места, своевременно налаживать связи и демонстрировать преданность делу высоко ценились руководящими чинами. Что в дальнейшем помогло ему укрепить позиции и сместить то самое руководство, которое он обличил в растратах, взятках и низком уровне организации.

Отношения Джеймса и Гаусса не заладились с самого начала.

Джеймс стал первоклассным лингвистом, опыт оперативника принес ему много практических навыков, как переводчику, так и консультанту по урегулированию межрасовых конфликтов любой сложности. Студенты мечтали попасть к нему на кафедру. А после защиты докторской и получении нескольких грандов в пользу университета, Джеймс стал довольно известной фигурой, что безусловно злило Гаусса, хотя и было ему на руку. Глава университета видел людей насквозь, после нескольких минут общения он безошибочно оценивал выгоду при использовании человека в своих личных интересах.

Нарастающая известность Джеймса пугала и привлекала Гаусса, он держал некий баланс между ценностью и возможностью манипулирования. Гаусс всячески пытался наладить дружеские отношения, чтобы держать Джеймса в соратниках и единомышленниках, но Джеймс не жаждал общения с таким человеком, как Гаусс, понимая всю его, как он выражался «тухлую сущность». Отвергнутый Гаусс не показывал вида, но обиду и зависть на Джеймса таил всегда. Между ними началась негласная война, скрытый конфликт, последней каплей в котором была межгалактическая конференция, где в качестве представителя человеческой расы предложили выступить Джеймсу, а не Гауссу. В университет пришло официальное письмо, подписанное Главой Союза, о необходимости освободить Джеймса Итэра от преподавательской деятельности на период проведения конференции и предоставить доступ ко всем материалам, с целью подготовки официального обращения новоземлян к представителям пяти галактик. Гаусс был в бешенстве, но ослушаться побоялся. Многие знали, что Гаусс из тех, кто перешагивает через друзей и особенно через врагов. Джеймс оказался в числе последних, Гаусс превратил его любимую работу в тяжелое испытание, но контракт требовал от Джеймса продолжения преподавательской деятельности, до окончания которой оставался один месяц.

Глава 4

Джеймс поднёс ладонь к панели идентификации. После секундной проверки разрешенного уровня доступа, дверь в кабинет Гаусса открылась. Металлический голос приветственно пригласил гостя войти.

Попав внутрь, Джеймс оказался на широкой лестнице, ведущей наверх. В пологих, отполированных до состояния зеркальности ступенях, подсвеченных с обеих сторон золочеными фонариками, мерцали отражения многочисленных наград Гаусса, которыми была увешана вся стена. Они пестрили и переливались яркими красками, затмевая настенные лампы. Такая лестница располагала идущего в полной мере насладиться достижениями своего хозяина. Да и сама по себе, она была внушительным его достижением.

Внимание Джеймса привлекла одна из грамот, она отличалась выдающимися размерами и помещалась в резную антикварную раму. Остановившись около виртуального изображения двух пожимающих друг другу руки мужчин, Джеймс прочел надпись: «Гордость современников и будущих поколений», а чуть ниже росчерком пера «Глава союза галактик». Кто конкретно был гордостью, не указывалось, конечно, подразумевалось, что удостоившийся этой грамоты, но все же оставалось чувство формальности и недосказанности, будто штамповка вручалась многим без указания имени. Изображение же недвусмысленно давало понять о личном знакомстве Главы Союза и ректора университета.

Эта грамота находилась прямо у второй двери, ею и заканчивалась звездная аллея, венчающая стену. Как вишенка на торте, она должна была завершать картинку образа великого человека, а сейфоподобная дверь с несколькими панелями идентификации, за которой непосредственно находился Гаусс, являлась лишним тому подтверждением.

Оценив отпечатки пальцев и сетчатку глаз Джеймса, дверь мягко подалась вправо, исчезая за стеной кабинета и освобождая путь. Просторное помещение, в которое вошел Джеймс, отличалось вычурностью и строгостью стиля, хотя не было лишено лоска. Оно напоминало деловой портфель в дорогой кожаной обивке и имело все что нужно для канцелярской работы. Приглушенный искусственный свет, отсутствие достаточного количества мебели, несколько меняющихся голограмм репродукций картин вместо окон вызывали ощущение дискомфорта и чрезмерной официальности.

Гаусс сидел в самом конце кабинета, во главе длинного стола переговоров, по всей поверхности которого располагались маленькие мониторы, для проведения расширенных конференций. Стол напоминал огромного спящего монстра, который задремал, охраняя своего хозяина, но в любую секунду готового проснуться, устремив светящиеся мониторы-глаза на непрошеного гостя.

– Джеймс, дружище, как же давно мы не виделись, – поднявшись из-за стола Гаусс с легкостью кузнечика, пружиня на своих коротеньких ножках, подошел к Джеймсу. Он крепко сжал его руку и пристально заглянул в глаза.

На слове «дружище» Джеймса передернуло, но вида он не подал.

– Да, давненько, – с натянутой улыбкой ответил он.

– Вы оценили аллегорию, поднимаясь по моей лестнице? Я хотел, чтобы люди, перед тем как встретиться со мною, четко представляли весь путь, который мне пришлось пройти, – на каждом слове его грудь медленно выпячивалась колесом.

– Я думаю, замысел удался, – рассеянно проговорил Джеймс, делая вид, что рассматривает голограмму очередного художественного шедевра.

– О, – протянул Гаусс, важно выпучив маленькие глазки, – как приятно это слышать, я всегда ценил ваше мнение и нашу дружбу, – не отрывая взгляда от Джеймса, добавил он.

Джеймс кивнул, от наигранности ситуации ему становилось тошно, чтобы ускорить процесс и не болтнуть лишнего, он спросил:

– Господин ректор, прощу прощения, до вечера возился с дипломниками, устал как собака, а по какому вопросу меня вызвали?

– Да-да, конечно, дружище, присаживайтесь. Чай, кофе?

– Нет, спасибо, – Джеймс присел в кожаное кресло, которое тут же обволокло его тело, не давая пошевелиться.

Гаусс в два прыжка вернулся на свое рабочее место, со скоростью совершенно не соответствующей его комплекции и деловому костюму.

– Вчера на кафедру пришел запрос от самого, – он ткнул в потолок пухлым пальцем, украшенным массивным перстнем и чуть понизил голос, – для проведения новой вылазки требуется парочка классных спецов по межрасовым контактам. Сами понимаете, запросы такой важности нужно выполнять незамедлительно и на высшем уровне. Я сразу подумал о вас и капитане Сооу, профессионалов такого уровня во всем Союзе не сыскать.

– Господин Гаусс, вы же знаете, я давно закончил оперативную работу и капитан Сооу тоже. Я преподаватель и теперь моя обязанность готовить первоклассных специалистов для выполнения такого рода операций. Если вопрос настолько срочный, к завтрашнему утру, я подготовлю список подходящих кандидатов. Уверен, что там, – Джеймс ткнул пальцем в потолок, – тоже оценят. А теперь извините, мне нужно идти, – кое-как вырвавшись из плена кресла, Джеймс направился к выходу.

– Вы меня не поняли, мистер Итэр, – голос Гаусса стал жестким, – это не просьба, а приказ.

– Я в отставке и не обязан выполнять приказы, – не сбавляя шаг отозвался Джеймс.