Не отпуская его запястья, Сабуров вежливо сказал:
– Теперь мы поговорим наедине, мистер Бакли.
За окном кабинета так называемого мистера Брауна выл почти зимний ветер. К сумеркам Лондон скрылся под тяжелыми тучами. Тротуары поливал безжалостный дождь, кэбы разбрызгивали грязь. На остановках омнибусов клубились толпы клерков под черными зонтиками.
Темные жерла подземных станций заглатывали пассажиров. Под закопченными стеклянными сводами вокзалов пахло гарью. Резко свистели паровозы, гремел колокол станционного дежурного. Жители пригородов осаждали зеленые составы, направляющиеся на восток и на запад, на юг и на север.
– Например, в Финчли, – Сабуров протянул ноги к огню в камине. – Куда и отправилась чета Бакли.
Тоби недовольно тявкнул из-под его кресла. Максим Михайлович кивнул:
– Ты видел их мельком, дружище, но Бакли тебе не понравились, а у тебя хороший нюх на людей.
В ожидании Сабурова пес не скучал. Заглянув к мяснику неподалеку, полицейские принесли собаке мясные обрезки и требуху.
– Моциона у нас сегодня было достаточно, – добавил Сабуров. – Тебе кое-что перепало и в пабе. Ты нагулялся и наелся, а теперь пора спать, милый.
Согласно поворчав, Тоби улегся клубочком. Мистер Браун поднял увенчанный очками нос от рукописного протокола, составленного Сабуровым после разговора с его преподобием.
– Вы думали взять мистера Бакли на испуг, – скрипуче сказал Браун. – Однако вы ошиблись, мистер Гренвилл. Он не провинциальный парень, едва закончивший университет, а тертый калач.
Максим Михайлович отпил скверного министерского чая.
– В деле о херефордской русалке священник не был убийцей, – задумчиво сказал Сабуров. – Он только выгораживал истинного виновника преступления, своего отца, однако я считаю, что он все знал. Он не жил дома, но жертва все равно оставалась его сестрой.
Браун поднял бровь.
– Я вас уверяю, что даже если мистер Бакли и соблазнил мисс Перегрин, что он гневно отрицает…
Сабуров пробормотал:
– Разумеется.
– Даже если и соблазнил, то миссис Бакли могла ничего не знать,– Браун зорко взглянул на Сабурова. – У вас уже встречались в практике такие дела?
Максим Михайлович помнил о Цепи, однако вряд ли преподобный Бакли имел отношение к пока не дающей о себе знать организации. Услышав предположения Сабурова, священник налился кровью.
– Гнусная клевета, – яростно сказал Бакли. – Я не мог презреть законы Божеские и человеческие. Я слуга Господень, мистер Гренвилл. Буде вы осмелитесь предположить такую мерзость, то я подам на вас в суд, – он вытер пот со лба.
Сабуров ожидал, что его преподобие выиграет процесс. Кроме слухов из паба, переданных мистером Грином, и собственной интуиции Сабурова, его версию больше ничто не поддерживало.
Пыхнув сигарой, Браун внимательно посмотрел на него. Сабуров не хотел выворачиваться наизнанку, как сказали бы русские, перед человеком, которого он впервые увидел сегодня утром.
– К тому же работающим на правительство, – напомнил себе Сабуров. – Правительство всегда означает неприятности.
Он нехотя ответил:
– Да, взять хотя бы ту же бедняжку в Херефорде.
Браун помолчал.
– Вы не хотите рассказывать о вашей работе в России и на континенте, но еще расскажете, – он указал на протокол. – Что касается мисс Перегрин, то я думаю, ее неприятие храма Божьего проистекает из насилия, которому она подверглась там еще ребенком.
Сабуров закашлялся чаем.
– А где еще? – невозмутимо добавил Браун.
– В доме его преподобия рядом жена и не протолкнуться от детей. Священник дает малышке уроки Библии в церкви, – он брезгливо дернул щекой. – Как трогательно. Однако вы верно заметили, что улик против Бакли у нас нет и не предвидится. К тому же, он не убивал мисс Перегрин. У него кишка тонка таким заниматься.
Браун говорил с изысканным акцентом выпускника хорошего университета, однако грубые словечки не казались в его речи чужеродными. Заметив удивленный взгляд Сабурова, он усмехнулся.
– Я не всегда здесь сидел, но то дела прошлого, а нас интересует настоящее. Другие жертвы он не опознавал?
Максим Михайлович покачал головой.
– Полицейские наброски не готовы и я не хотел показывать ему трупы. Мисс Перегрин не возила в Финчли знакомых, а если бы и привезла, то Бакли не пустили бы их на порог.
Браун достал конверт из лежащей у него на коленях папки.
– Это вы правы. Что с письмами мисс Перегрин? Вы их изъяли?
Узнав о смерти сестры, миссис Бакли процедила:
– Туда ей и дорога, грешнице. Мы сжигали ее послания, а теперь окончательно забудем о ней. Однако надо забрать ее труп ради христианского погребения.
Сабуров сухо отозвался:
– Вас известят письмом, когда полиция закончит работу. Простите, я тороплюсь.
Ему было противно смотреть в сторону мистера Бакли.
– Осталось последнее письмо, – честно сказал Сабуров. – Знаете, мне кажется, что…
Мистер Браун налил себе чаю.
– Что, ревнуя сестру к его преподобию, миссис Бакли пошла на убийство? – Браун улыбнулся.
– Сюжет хорош только для бульварных романистов вроде американского сочинителя мистера Генри Джеймса, – подытожил Браун. – Миссис Бакли терпеть не могла сестру, но руку на нее не поднимала.
– Теперь у нас появились наброски, – он передал Сабурову конверт. – Мистер Джеймс снимает гарсоньерку в Челси. Впрочем, где же еще? Он сосед мисс Перегрин, то есть ее бывший сосед.
Сабуров повертел конверт единственного уцелевшего письма мисс Перегрин.
– Студия «Тополя», Челси, – прочел он обратный адрес. – Это тоже гарсоньерка?
Браун ткнул сигарой в массивную серебряную пепельницу на столике маркетри.
– Нет, мистер Гренвилл, – задумчиво ответил он. – Это вилла на реке с причалом. Такие дома не по карману беллетристам, даже мистеру Диккенсу. Мисс Перегрин пользовалась приязнью не только бедного литератора, но и кого-то еще.