Когда я в последний раз действительно чувствовал вину за свой проступок? Пожалуй, еще в детстве, когда были живы родители, и мамина любимая ваза пострадала от наших игр с младшим братом. Тогда я совершенно искренне просил прощения у расстроенной драконицы, обещая, что обязательно найду для нее такую же. Потом все было много проще. В качестве извинений вполне подходили букеты цветов, украшения, драгоценные камни. Со временем даже цветы изжили себя, остались только дорогостоящие подарки. Чем серьезней, по мнению очередной женщины в моей жизни, был проступок, тем дороже обходились извинения. Госпожа Строганова пошла дальше всех, просто высылая мне ссылку на определенную страничку сайта ювелирного дома «Тишинский».
И вот сейчас, стоя в кабинете доктора Безруковой, чувствовал себя виноватым вдвойне: за то, как вел себя в нашу первую встречу, и за сегодняшнее опоздание, но язык упорно не желал поворачиваться, выдавая нужные слова. Вместо подобающих извинений я с удивлением произнес:
– Причина моего визита банальна. Вы должны исправить недочеты, допущенные в мое прошлое посещение вашего кабинета.
– Светлана, выйдите, пожалуйста, на пять минут, – в ярости сверкая голубыми топазами невероятных очей, ровно произнесла наяда, но от этого ледяного тона все волоски на моем теле поднялись.
Пухленькая медсестра мгновенно прошмыгнула за дверь, плотно прикрывая ее за собой. Елена вытянула руку вперед и повернула собранную щепотью ладонь. Ручка вместе с замком с треском покрылась толстой ледяной коркой. Теперь при всем желании ни один обычный человек не сможет попасть внутрь. Признаться честно, я напрягся.
– Говори, что тебе надо от меня! – срывая с прекрасного лица медицинскую маску, зашипела она, подходя настолько близко, что ее тонкий аромат кружил голову: яркое зимнее утро с легкой кислинкой цитрусовых.
– Не помню, чтобы мы перешли на «ты».
Это уже чистой воды самоубийство, ее сузившиеся глаза обещали мне в этот миг все кары небесные. Шоковая заморозка была бы самым гуманным из вариантов.
– Прошу прощения, господин Тишинский, – язвительно выдала она. – Действительно, обслуга должна знать свое место, – добавила чуть слышно с тщательно скрываемой горечью. Нужно было возразить что-то, ведь я так не думал, но проклятое красноречие покинуло меня. – Располагайтесь, – уже совершенно совладав с собственными эмоциями, наяда указала мне на орудие пыток. Вздохнув, постарался уместиться.
Больше она не произнесла ни слова, да и мне было как-то не с руки с открытым ртом. Лишь один раз бросила взгляд на дверь, послышались суетливые шаги медсестры Светочки, и вскоре она сама тихонько просочилась в кабинет, мгновенно вставая рядом. Их тандем работал на удивление слаженно. Если бы не моя раздражительность, я бы сразу заметил это. Как чутко Светлана следила за малейшим движением доктора Безруковой, мгновенно реагируя даже на не высказанные вслух просьбы. Время от времени Елена бросала на меня удивленные взгляды, убирая в сторону инструмент, словно спрашивая: «Ну когда тебя уже прорвет?» – а я замер, наслаждаясь редкими касаниями и украденной близостью. Вынужден был признать, доктор Безрукова действовала твердо, но деликатно. И как мне подобрать слова, чтобы сказать, как был неправ? Так и не придя к какому-либо конкретному решению, что тоже не похоже на меня, просто смотрел на нее, такую сосредоточенную, и глаз не мог оторвать. Окружающий мир перестал существовать, вся моя жизнь сосредоточилась в этом моменте странного, неправильного, болезненного удовольствия.
– Мы закончили. Смею надеяться, господин Тишинский, что впредь вы будете пользоваться услугами собственного стоматолога, – холодно произнесла она.
– Не могу обещать подобное, Елена Станиславовна, – не сдержался и вновь уколол маленькую наяду. Как она посмотрела на меня! Словно яркая лазурь меткой лазерного прицела прожгла дыру в груди.
– Всего доброго желать не стану, – съязвила в ответ девушка. Внезапно поддался порыву и подошел близко-близко к ней.
– В этом году я был очень плохим мальчиком, – прошептал дразняще, почти ощущая грудной клеткой, как заполошно бьется ее сердечко, – вряд ли твое пожелание изменило бы хоть что-то. – Она взмахнула ресницами, пряча от меня свои противоречивые эмоции. Чего тебе хочется больше: убить или…?
Елена Безрукова
Не знаю, как дотянула до выходных. Хриплый шепот наглого дракона: «Я был очень плохим мальчиком…» – до сих пор стоит в ушах. Этот ящер задевает что-то внутри, он отравил меня собой, унес покой. Куда только подевалось мое знаменитое хладнокровие? Почему в случае с Тишинским разум дает сбой, уступая место странным, непонятным и двойственным чувствам? То мне хочется всадить в него скальпель, а то… о господи! Я просто не могу думать о подобном! Словно под наркозом доработала до конца рабочего дня пятницы и отправилась к родителям за город. Сашка с супругом тоже будет там. Долгая дорога (в очередной раз основные магистрали выезда из столицы встали) помогла немного собраться. Если утаивать некоторые подробности моей жизни от матери с отцом у меня получается вполне сносно, то от проницательной младшей сестренки ничего не скроешь. Она, как рентген, видит меня насквозь, а значит, разговора не избежать.
Высокие ворота гостеприимного родительского гнезда распахнулись, уже поздним вечером пуская меня на территорию небольшого поместья. Подъездная дорожка, и вот впереди мягко сияет огнями дом, надежный, каменный, немного чопорный и, на первый взгляд, довольно холодный, как истинный английский аристократ, но стоит узнать его поближе, как он станет нашептывать о долгих счастливых днях, о любви, царящей в этих стенах. К ночи еще похолодало, и я мелкими перебежками, потирая озябшие пальцы, кралась к двери.
– А вот и наша старшенькая пожаловала, – зазвучал папин насыщенный баритон из теплого нутра особняка. Он всегда чувствует, когда его дети рядом, тут никакие камеры не нужны, ибо Станислав Безруков – идеальный отец и муж. – Настасья, – позвал он любимую мамулю, – иди встречай. – Как в детстве, я влетела в такие надежные и крепкие объятия. – Замерзла совсем, ледышка моя. Идем скорее, мать ужин приготовила. Там столько, что я потом неделю доедать буду, – тихонько проворчал он, захлопывая дверь, отрезая нас от жгучего зимнего холода.
– Я все слышу, – притворно погрозила мама, выплывая из столовой. Как и всегда, красива, но нет в ее красоте ни капли идеальной отстраненности или высокомерия, только мягкое и живое тепло. Губы сами собой расплылись в улыбке. Мчусь ей навстречу, сжимаю за тонкую талию. Почему-то хочется плакать. Слезы сами собой наворачиваются на глаза, и я осторожно смахиваю их и зарываюсь носом в мягкий свитер, вдыхая родной аромат свежей выпечки с корицей и ее собственный – грейпфрут и океанская свежесть.
– Ох, детка. – Чувствую, как она улыбается, прижимая меня еще ближе к себе. – Действительно получилось многовато, – чуть смущенно проговорила мамуля куда-то мне в волосы.
– Вот, а я о чем! – Довольный папа обнял меня со спины. Все! Я в домике!
– Ленка! – раздался счастливый голос Александры и быстрый топот по лестнице. – Сестренка! – разулыбалась она, перехватывая меня у родителей, которые, обнявшись, как и мы, счастливо наблюдали за своими взрослыми детьми. Саша поймала мой взгляд и нахмурилась, а я умоляла ее глазами не устраивать допрос прямо сейчас. Девушка согласно выдохнула и как ни в чем не бывало радостно произнесла: – Идемте скорее за стол, а то там Рус к запеченному мясу уже примеряется. Боюсь, можем не успеть.
– Наконец-то нормальный мужик в доме, и с аппетитом у него все в порядке, – по-доброму пробормотал папа, – не то что вы – мои маленькие птички. Поклюете по зернышку и наелись.
Это он преувеличивает, конечно. Никогда такого не было, чтобы мы хоть как-то ограничивали себя в еде. Магический источник с большой емкостью, как у нас всех, требует много энергии. Светочка с работы частенько вздыхала, с белой завистью поглядывая на меня. Она постоянно сидела на разных диетах, но пышные формы упорно не желали уходить. До аппетита взрослого оборотня-волка нам, разумеется, далеко, но это не значит, что мы станем рисковать.
Глава 6
Сашка, пользуясь моментом, ухватила меня под руку и утащила вперед, подальше от родителей, зашипев на ухо:
– Не стану спрашивать ни о чем сейчас, но после тебе не отвертеться.
Руслан действительно с мученическим видом осматривал гастрономическое великолепие стола.
– Рус, привет. – Я растянула губы в широкой улыбке, проходя в столовую.
– Привет, мелкая, – добродушно пробасил он, сгребая в медвежьи объятия.
– Давайте ужинать, – произнес папа, они с мамой как раз подошли.
С полчаса стояла оглушительная тишина, все были слишком заняты едой, отдавая дань таланту Анастасии Владиславовны Безруковой.
– Мясо просто великолепно, – сыто откидываясь на спинку стула, сказал Руслан.
Папа удовлетворенно крякнул, соглашаясь.
– Пойдем-ка, дорогой зять, потолкуем, дадим нашим девочкам обсудить последние новости. – Станислав Георгиевич поднялся, уводя оборотня в кабинет.
– Не нравятся мне эти секреты, тревожно что-то на душе, – пробормотала мамочка, хмуря брови.
– А что происходит, мам? – спросила, чувствуя ее волнение. Я пересела ближе к ней.
– Стас ничего мне не говорит, – вздохнула наяда.
– Не накручивай себя, мамуля. – С другой стороны расположилась Сашка. – Если бы дело действительно было серьезным, папа обязательно сказал бы тебе.
– Может, Руслан обмолвился с тобой? – подозрительно прищурилась наяда, глядя на свою младшую дочь.
– Нет, – сестренка невозмутимо потрясла головой.
– Предлагаю убрать со стола, – решила переключить общее внимание я.
За приятными совместными хлопотами мы и не заметили, как вернулись мужчины. Папа утащил маму отдыхать, Рус попытался провернуть то же самое с Сашкой, но сестра категорически отказалась. Я уж и забыла, что нам предстоит разговор. Оборотень ушел в гостевой дом, пригрозив, если его супруга не явится через полчаса, забрать ее силой. На что она весело рассмеялась, а потом уперла руки в бока и, опасно сузив глаза, произнесла с угрозой:
– Попробуй!
Руслан сгреб в охапку и страстно поцеловал сопротивляющуюся наяду. Я ж говорю: характер…
– А теперь рассказывай. – Александра утянула меня в гостиную, поближе к камину. – Что с тобой происходит? Почему ты приехала сама не своя?
– Сашка, ну перестань! Что за допрос? – попыталась отмахнуться, с ногами забираясь в широкое кресло. Сестра тут же устроилась рядом. Она пристально смотрела мне в глаза. Где научилась только? Этому взгляду позавидовал бы и опытный следователь на допросе. Сразу захотелось во всем признаться, и я решилась: – Да особо нечего рассказывать. – Вздохнула, собираясь с духом. – Понимаешь, есть один мужчина, который странным образом волнует меня.
– Странным? Это как? – насторожилась сестра.
– Иногда мне хочется его убить, а иногда… – мечтательно закатила глаза, представляя себе упругую золотистую кожу, под которой бугрятся мышцы, четко выраженную и такую мужскую косую линию живота, по которой прошлась бы языком, вырисовывая собственные узоры.
– Это любовь, детка! – мягко улыбаясь, произнесла Александра. – Рус все время нарывается, иногда мне так и хочется отморозить ему хвост, но как посмотрит на меня глазищами своими серыми, обнимет, прижмет крепко-крепко…