Простые числа времён. Стихи, пародии

Мы не думаем до того, как почувствуем наш конец.
Ад приблизился до минут, до неслышимого дыханья.
Волю вольному дарит Бог, отнимает незримо бес.
Время мчит, убыстряя бег, предвещая одним страданья,
А другим – ненадёжный всплеск благоденствия правды без.
И одни примут мрак за свет, а другие пойдут на муки.
Будет стон и голодный вой, и наметится путь, кровав.
Но за гранью, где выбор прост, верных встретят Христовы руки,
Вечной жизни наступит век, смертью смерть навсегда поправ.
Может быть, не хватает мне часто кротости и смиренья,
Но в мятежной моей душе разгорается Твой костёр,
Мой Спаситель, подай же мне сил и трезвого разуменья,
Как найти мне тебя во Тьме, где Антихрист крыла простёр!

Романс перед исповедью

В забытьи февраля, перед робким прозрением марта
Расцветает подснежник, что чистого снега белей.
Ветер рвёт пустоту в вышине с оголтелым азартом,
Становясь всё отчаянней, крепче, прохладней и злей.
Обещали дожди, но они запоздали за далью,
За вершинами гор, что присыпаны прахом веков…
И стучат мне в окно ветви розы с небесной печалью,
И качаются в такт своей собственной песни без слов.
Отойди от меня, идол грешной тщеты и сомненья,
Я уверена в том, что закончится власть пустоты.
Будут розы цвести, в ароматном купаясь томленье
И пленяя меня волшебством неземной красоты.
Не шепчи мне слова о погубленной юности мира,
Не пытай о страстях, что когда-то предсердие жгли…
Исповедуй меня, мой Господь, и дозволь у потира
Мне предстать в чистоте, как подснежник из этой земли!
Я свечой догорю перед ликом Твоим невозбранным.
Пусть забудется боль, зарубцуются раны души…
Я простила врагов и, кочуя путём чужестранным,
Только ветру дозволю мне в сердце огонь ворошить.

«Работаю над словом» я… лопатой…»

«Работаю над словом» я… лопатой,
Сажая «логос» корень – к корешку.
В словах была разборчива когда-то
И радовалась каждому стишку.
Теперь смотрю на мир я издалёка,
Мне нравиться кому-то недосуг.
Моя не всем понятна подоплёка,
Зачем срубила под собою сук
Известности, забросила собранья, —
Мне пишет нынче некий имярек, —
Похоронив изданья и старанья,
Которыми был мой наполнен век.
Пустое всё, скажу я вам без смеха,
Есть смысл простой в сей жизни, он не там,
Где с микрофоном выступленье – веха,
Он здесь, под небом, с потом пополам.
Вы яблоню когда-нибудь сажали?
Она роняла в вашу руку плод?
Тогда меня поймёте вы едва ли,
А впрочем, кто вас, штатских, разберёт.
Вы все теперь писатели, поэты,
А я себя причислю к ним едва ль.
Пообещай мне Боженька полсвета,
Мне с садом расставаться будет жаль.
Пишу стихи не хуже вас, но всё же
Мне ваша слава – блажь и маета.
Я на земле года свои итожу,
И жизнь мою венчает красота.
А что до песен, то они поются
В Москве и дале, – все они живут.
И пусть ко мне с советом не суются
Все те, кого я позабыла тут.
В борьбе за микрофон они ослепли
И потеряли самой жизни суть.
И города, и книги лягут в пепле,
Коль выберут народы мнимый путь.
Сомкнётся время над людской неволей,
Над ханжеством и бредом бытия,
И даст-то Бог, воскреснет в чистом поле
И расцветёт в нём яблонька моя!

«Время кончилось, всюду отбросы…»

Время кончилось, всюду отбросы.
Чёрт – старьевщик грозится перстом.
У вселенной остались вопросы,
Знали ль люди, что будет потом.
Что возникнет из дури и спеси,
Если жить по неправедной лжи,
Отравляя прекрасные веси,
Громоздя к небесам этажи?
Знали ль, что за несчастьем несчастье
Их в безверии пагубном ждёт?
Каковы они, тако же власти
Их берут в воровской оборот.
И с улыбками добрых горгулий
Свой, бандитский, мостыря уют,
Всех готовят под бомбы и пули,
Что на деньги народные льют.
Не монахиня я, не весталка,
Не пророчица будущих лет.