Знай

Мне очень редко снятся сны, и в основном они мрачные, черно-белые. Нет, они не страшные и не кошмарные, они просто бесцветные, как старое немое кино. В основном мне снятся мама и бабушка. Мы в каком-то старом доме, в котором я никогда не была. Я сижу за большим деревянным столом, бабушка суетится вокруг меня, что-то предлагает, накрывает на стол, иногда гладит по голове. А мама почему-то сидит на другом конце стола напротив меня и поет песню, я не разбираю слов, не могу понять мотив, но мне всегда кажется, что песня очень грустная. И вот когда она допевает последние слова, я всегда просыпаюсь с мыслями, о чем же была ее песня.

Голова немного тяжелая, хочется пить и глаза совсем не открываются. Мне жарко. Сбрасываю с себя одеяло, так и не открыв глаза. Переворачиваюсь на спину, нечаянно задевая что-то ногой. Открываю глаза, фокусирую свой взгляд. Рядом со мной, на моей кровати, сидит Дима, с маленьким подносом в руках, на котором стоит ароматный кофе, стакан воды со льдом, тосты, мой любимый сливовый джем. Волк как всегда без футболки, но, слава Богу, в спортивных штанах, чем-то похожих на пижамные. Его волосы слегка мокрые, глаза как всегда пронзительные, ухмылка привычно наглая, дерзкая и вызывающая. Смотрю на парня, и долго соображаю, еще не до конца проснувшись, с какой стати он принес мне завтрак. Вспоминаю, что вчера он обещал принести мне кофе в постель, после того как я позавидовала Ванькиной девушке. А потом моя память услужливо подкидывает мне наш ночной инцидент на диване. Черт! Закрываю глаза, пытаясь осознать, что это был не сон.

– Как и договаривались, я принес тебе кофе в постель. Но я тут подумал, что после вчерашнего тебе может понадобиться еще и стакан воды. Да и завтрак в твоем случае тоже не помешает, – с ухмылкой выдает он, бесцеремонно рассматривая мое тело. И я понимаю, что моя майка собралась где-то выше талии, оголяя мои ноги, бедра и живот. Натягиваю на себя одеяло, прикрывая почти голое тело.

– Мы не договаривались, – говорю я, хриплым голосом, лихорадочно соображая, как вести себя после вчерашнего.

– Ну не договаривались, так не договаривались, – выдает мне наглую усмешку, забирает поднос, собираясь унести его.

– Нет! Стой! – резко сажусь на кровати. – Оставь воду. – Дима снова садится на кровать почти вплотную ко мне. Молча ставит передо мной поднос. Беру воду, сразу выпиваю полстакана, и утро кажется добрее. Может, притвориться, что я ничего не помню? Не помню его наглых, но ласковых и таких обжигающих прикосновений. Не помню его мягких теплых губ, его упругого молодого тела. Не помню реакцию своего тела, и дикого возбуждения. Совершенно ничего не помню. Не хочу помнить… Да, я была пьяна, и ничего не помню.

– Ванька дома? – спрашиваю я, чтобы прервать наше неловкое молчание. Хотя неловкое оно у меня, а Волка, похоже, все устраивает.

– Он уже в городе, провожает Машку домой. И это надолго.

– Почему надолго? – допиваю воду, поглядывая на ароматный кофе.

– Потому что ее родители уехали на дачу и прощаться они будут до вечера, – я слушаю его, понимаю, что он говорит. Но в данный момент я думаю о его голосе. Он словно бархатный вибрирующий полутон. Всегда одна нота, не выше, не ниже.

– Пей кофе, ты же хочешь, – мягко, без привычных наглых усмешек говорит он, подавая мне чашку. Когда забираю кофе, наши пальцы немного соприкасаются, и я вздрагиваю. Почему этот пацан на меня так влияет? Дима прищуривает глаза, тепло улыбается без оскала. Берет тост, намазывает на него джем и протягивает мне.

– Слушай, – говорю я, забирая тост. – Спасибо, конечно. Но я в состоянии поесть сама, – он не отвечает.

– Ты такая красивая по утрам, – давлюсь тостом от его комплимента. И что мне теперь с этим делать? Отпиваю немного кофе, чтобы протолкнуть застрявший в горле ком. – Такая естественная, без макияжа, прически, модных тряпок. Такая, какая есть, – продолжает он своим гипнотизирующим полутоном, при этом глаза его загораются, а взглядом он так и пожирает мое тело. И где-то там, глубоко внутри, мне безумно нравится все, что он сейчас говорит и как смотрит на меня. Настолько глубоко, что я сама себе боюсь в этом, признаться. – И, наверное, только ради этого стоило приехать жить сюда, – продолжает он. – Чтобы увидеть тебя естественную, настоящую, без глянца и лоска, – он замокает, а я зажмуриваю глаза. Зачем он все это мне говорит? Это безумие надо остановить. Здесь и сейчас.

– Дима, – открыв глаза, решительно произношу я. – То, что вчера между нами произошло, это просто недоразумение, – нет смысла притворяться, что я ничего не помню. – Я была пьяна и совершенно ничего не соображала. Нам предстоит жить в одной квартире какое-то время, и…

– Недоразумение, – тянет слово по буквам, слегка ухмыляясь, прерывая меня. Хочу продолжить свой монолог о том, что нам стоит держать дистанцию, но меня прерывает звонок телефона, лежащего на прикроватной тумбе. Беру телефон. Это Вадим. Я должна ответить на звонок. Боже, как не вовремя то. Быстро встаю с кровати, ухожу на лоджию, на ходу отвечая на звонок.

– Доброе утро, Птичка. Я тебя разбудил? – спрашивает он бодрым голосом.

– Почти, я только проснулась, – пытаюсь выровнять голос, унять волнение и смятение после беседы с Волком.

– У тебя что-то случилось? – с подозрением спрашивает он. Вадик хорошо меня изучил, он слышит перемену в моем голосе.

– Да, у меня случилось похмелье, – наигранно усмехаюсь в трубку, пытаясь оправдать себя.

– Кто-то вчера повеселился? И где же гуляла моя Птичка без меня?

– Нигде не гуляла. Птичка была дома с Ларисой, – распахиваю окно, впуская свежий влажный воздух, смотрю на пустой, утренний двор. Птичка не может летать без своего хозяина. Да она и не хочет.

– Умничка. Ты уже выбрала место для нашего совместного отдыха? – слышу в трубке шум улицы большого города. Естественно, он не дома, не с женой. Вадим соблюдает все правила маскарада.

– Нет. Я думаю, – хотя я вообще об этом не думаю. Мне все равно, где мы будем отдыхать. И если быть до конца честной, я не хочу никуда ехать, надеясь на то, что Вадик отменит наш отдых из-за каких-нибудь своих очередных дел. Так уже случалось и не раз.

– Ну думай, Птичка, думай. Еще есть время. Я прилечу через три дня.

– Хорошо. Я скучаю, – лгу я, изображая печальный голос. Но это правила наших отношений. Я должна скучать.

– Я тоже, София, – называет меня по имени, не птичкой. А это значит, что он не лжет в отличие от меня. Я тоже изучила Вадима за эти годы. – Ну ничего, скучать иногда полезно. После разлуки встреча становится слаще.

– Да, наверное, – соглашаюсь я.

– Какие планы на выходные? – интересуется он.

– Абсолютно никаких. На два часа дня у меня запись в салоне. И да, я тебе не сказала. Ко мне приехал жить Иван, – ставлю Вадима в известность, чтобы он не узнал об этом от кого-то другого. А он рано или поздно узнает. И тогда у него возникнут вопросы, почему я скрыла от него эту информацию. Мы уже это проходили. Это еще одно правило. Я должна рассказывать все, что творится в моей жизни, ничего ни скрывая, вплоть до мелочей.

– Прекрасная новость, ты же этого и хотела. Как ты его уговорила?

– Я не уговаривала. У Ивана возникли неприятности с комендантом из-за пренебрежения к правилам общежития, в общем, их выселили, – да, я сказала «их» намерено. Сейчас мне нужно сообщить Вадиму о том, что Иван приехал не один.

– Их? – следует вопрос, который я и ожидала.

– Да. Его и Диму.

– Дима – это детдомовский друг твоего брата, про которого ты просила добыть информацию? – у Вадима удивительная память. Мою подругу Ларису, с которой я дружу уже шесть лет, он не помнит. За то Волка он помнит по имени. Вадим всегда говорит, что запоминает только нужную ему информацию. Информация про Диму была ему нужна?

– Да, Вадик, это он. И Дима кое-то время тоже поживет в моей квартире. Это была просьба Ивана. Я не могла ему отказать, – заранее оправдываюсь я.

– Тебе не кажется, что ты слишком потакаешь своему брату в его желаниях? Одно дело, когда он был маленький. И совсем другое – сейчас, когда он, по сути, взрослый мужчина.

– Ну, Вадя, – тяну слова, намеренно называя его так, как ему нравится. – Ты же знаешь, что у меня, кроме брата никого нет, – давлю на жалость, чтобы немного смягчить Вадима.

– Я знаю. Но у тебя есть я, – «лучше бы не было», – думаю про себя. Иногда мне кажется, что, если бы Вадим мог читать мои мысли, он бы давно меня убил.

– Конечно, есть. Но я имела ввиду совсем другое. Ты же понял меня?

– Я понял, София, – снова называет София, это плохо. – Хорошо, пусть его друг тоже живет с вами. Я надеюсь, это ненадолго? – с каким-то подозрением спрашивает он.

– Иван сказал, на пару месяцев. Ты знаешь, я тоже не в восторге от этой идеи. Но я просто не могла отказать брату.

– Я все понял, – уже мягче отвечает Вадим. А я ощущаю на моей шее прикосновение теплых шершавых пальцев, откидывающих мои волосы на плечо. Подпрыгиваю на месте от неожиданности. Хочу обернуться. Но руки Волка стискивают мою талию, не позволяя мне этого сделать. Сглатываю, дергаюсь, хочу вырваться.

– Птичка, София?! Ты меня слышишь? – спрашивает Вадим. А я ни черта не слышу. Потому что Дима ведет пальцем по моей шее, медленно, нежно, переходит на плечо.

– Нет. Что ты сказал? Связь плохая. Ты куда-то пропадаешь, – пытаюсь унять дрожь. Волк не отпускает, парализуя горячим дыханием в районе шеи. Он просто дышит – вдыхает и медленно выдыхает.

– Ладно, Птичка, я перезвоню позже. Обещай вести себя хорошо. А лучше, веди себя очень плохо. Для того, чтобы я тебя наказал, – усмехается Вадим. И я понимаю, что Дима прекрасно слышит слова Вадика.

– Пока, – сдавленно отвечаю я, потому что наглые руки Волка ослабляют хватку и ползут вниз к моим бедрам, немного до них не доходят, и поднимаются назад вверх, забираясь под футболку, поглаживают живот круговыми движениями вызывая табун мурашек, управляя ими, подчиняя своим сильным рукам. Губы Волка подбираются к моему уху.

– Скажи мне, Софи. Каково это, девять лет продавать себя? – шепчет хриплым голосом. – Отдавать свое тело, – ведет руками немного выше, останавливается под грудью. Прижимается к моей спине, – продавать свою свободу, душу за материальные блага? – выдыхает мне в ухо. Да что он может знать обо мне и о том, за что я себя продаю?! Как он, вообще, смеет у меня это спрашивать?! И трогать меня?! Резко дергаюсь, пытаясь вырваться из плена его рук, почти падаю, понимая, что он в очередной раз практический меня не держал. Это я не хотела вырываться. Поворачиваюсь со злостью, ловлю его взгляд. А там, на дне его темных глаз – бездна, в которой можно утонуть и захлебнуться. Его взгляд настолько пронизывающий, и в данный момент, опять пугающий меня, вызывающий холодок во всем теле.

– Слушай, мальчик, ты ничего не попутал? – сквозь зубы цежу я, стараясь не смотреть ему в глаза. – Кто дал тебе право задавать мне подобные вопросы?! – повышаю голос, взмахиваю руками. – И тем более трогать меня?! – выдаю все на одном дыхании, задыхаясь от возмущения.

– Разве я не прав? – очень спокойно отвечает он, приподнимая брови. – Еще скажи, что у тебя все это происходит по великой и безграничной любви?

– Даже если так, тебя это не касается! Не смей больше прикасаться ко мне! Разговаривать со мной. И держи дистанцию! Иначе…