«Дядюшка» отчетливо скрипнул зубами и кивнул. А тут как раз подбежала тетушка Ола, и закричала, махая руками:
– Как заберешь, как заберешь? Даже не думай! Она нужна мне! Иди-ка подобру-поздорову, мельник, что отдал – не твое! А то сама именю пожалуюсь, что муку сорную в замок продаешь, а с ним, знаешь, разговор короткий!
– Какую сорную, Ола, что мелешь? – взвился мельник, позабыв про меня.
– А пойдем в кладовку, покажу, какую!
Мельник махнул рукой и пошел в сторону ворот, хлюпая сапогами. А я расплакалась от облегчения. Испугалась, да! А ну как мельник меня бы и впрямь забрал, хоть и на неделю? Какой из Эвера заступник, я уже знаю. Хотелось бы все же избежать… так сказать, местных воспитательных методов.
– Ладно тебе, Нона, не злобствуй, – сказал Дин, легонько взмахнул плетью, и ее кончик сбил камешек, лежащий на низкой каменной тумбе метрах в трех от нас.
Не лира Нона, а просто Нона, этак по-свойски, хоть и вполне учтиво, без грубости. Ну цирк.
Экономка вздохнула.
– Что ж. От нее и правда одни неприятности, но раз меня не слушают… Что-то много тут стало этой девки!
– В самый раз, Нона, – Дин улыбался.
– Рановато ты встал с постели, мог бы еще отдыхать, – она усмехнулась, но, удивительное дело, не едко.
– Ничего, нормально.
Крыса ушла.
Ох ты ж… Я во все глаза смотрела на Дина. Чисто промытые волосы немного вьются и стянуты на затылке шнурком. Царапины на лице зажили, и теперь видно много мелких шрамиков на щеках и скулах, совсем старых. Потрепанная рубашка, но красивый кожаный пояс. А взгляд – спокойный. Раб? Невольник, которого привезли в клетке? Теперь что-то не похоже. Кто он такой, наконец?..
– Не плачь, – он легонько коснулся пальцами моей щеки и улыбнулся, – не будешь?
Я кивнула, поправила растрепанные волосы и подобрала ведра. Надо было опять идти к колодцу. Отойдя немного, оглянулась – он смотрел вслед.
На душе потеплело – они ведь заступились за меня, и Дин, и Ола. Не отдали мельнику. А Эвер, наверное, больше не придет. Хорошо…
Позже, вызванная к ленне, я застала ее одну перед портретом. С полотна смотрел темноволосый мужчина с надменным взглядом и жесткими чертами лица. Но, пожалуй, даже красивый, особенно если представить его более приветливым.
– А, ты, Камита, – ленна мельком взглянула на меня, – иди сюда. Смотри, это мой жених. Нравится?
Ну и вопрос! Что ж, жених не урод, не такой уж старик, ему не больше тридцати пяти. Может, тридцать пять – это и многовато для восемнадцатилетней девушки, однако ничего особенного в таком браке нет. Она любит другого, и в этом ее проблема.
– Значит, нравится? Хочешь, тебе подарю?
Я покачала головой, еле заметно усмехнувшись – нет, барышня, не хочу.
– Зря отказываешься, Камита! Это младший князь Таума! Он посланник Винеты в Итсване. Его покойная жена считалась самой красивой и изысканной женщиной Винеты, после нашей королевы, разумеется. Нас будут сравнивать и говорить – где он подобрал эту чернавку? А он бы и не взглянул на меня, если бы отец не выслужился перед королевой. Прежняя княгиня дала ему трех сыновей, так что от меня сыновей не ждут, я должна рожать девочек! Семье князя требуется княжна, которая была бы с их кровью, сколько можно усыновлять чужих девчонок? Так что, может быть, моя дочь станет королевой Винеты. Такая честь – я буду матерью королевы! Ты ведь знаешь, что нынешняя королева тоже княжна Таума? Тебе, вообще, известны такие вещи, а, Камита?
Ох, ленна Дана. Объяснила бы уже заодно, что такое есть младший князь, зачем князю надо усыновлять чужих девчонок и с какой это радости ты станешь матерью королевы?
– Ах, Камита. Насколько тебе проще жить.
Да, ленна. Слов нет, как проще…
Думаю, только из-за моей немоты ленна дала себе волю говорить так, при других слугах вряд ли стала бы. Я когда-то читала о невольниках, которым специально удаляли языки, чтобы не выдавали секреты хозяев. Немая и неграмотная служанка – в сущности, это же клад!
Какое-то время ленна Дана стояла молча, вперив взгляд в портрет – кажется, она глядела сквозь полотно. И вдруг заговорила, медленно, размеренно. А я даже не сразу вникла в то, что слышу. Мне показалось, что если я все это время сходила с ума, то вот теперь, наконец, сошла окончательно.
О лукоморря дуб зельеный,
слатая цеп на дьюбе том.
И дньем и ночю кот учьенный
Ходит по цепьи кругом…
Ленна читала стихи, читала и читала, слегка коверкала слова, пропуская некоторые строки, и, как мне показалось, смысла произносимых слов не понимала. Но у нее получалось проникновенно. Покончив с дубом у Лукоморья, она перескочила на «Сказку о царе Салтане», но тут ограничилась парой строф и замолчала. Видимо, мой взгляд был очень уж выразительный, потому что она улыбнулась и объяснила:
– Это сильные заклинания, меня им дед научил. Они возвращают душевное равновесие. У меня их много, Камита, но увы, они написаны знаками, которые я не могу прочесть. А ты чувствуешь силу этих слов?
Ну еще бы. Я улыбнулась и кивнула. Да здравствует Пушкин! Мог ли он хотя бы вообразить, что его строки станут утешать иномирскую барышню, которая закручинится из-за немилого жениха?
И тут я вспомнила: Митрина ведь упоминала про пришельца из моего мира, который рассказывал ей про телефоны с проводами. И это, конечно, было не слишком далеко отсюда! Наверное, мы с ним провалились в одну дырку в пространстве… или где там эта дырка… точнее, Дверь? Значит – дед ленны Даны?.. Он отец первой жены здешнего именя?
Этот человек здесь жил, и жил долго, раз обзавелся семьей. От него что-то осталось, кроме внучки, читающей Пушкина? Его дом? Его вещи? Он читал внучке стихи, значит, был грамотным человеком, который мог оставить, к примеру, записи? И чего он добился за свою жизнь здесь? Ведь начал-то он, наверное, с того же, что и я, то есть попал сюда, в чем был, и учился говорить и писать – если ему, как и мне, не помогла овладеть языком какая-нибудь добрая знахарка.
Или?..
Разве что предположить, что он был магом, который сам открывает Двери, но тогда Митрина так бы и сказала. Он попался случайно, в эту жуткую межпространственную ловушку – как и я.
– Ты как-то странно на меня смотришь, Камита, – ленна нахмурилась.
Я опустила глаза и отрицательно качнула головой, постаравшись придать лицу безмятежное и покорное выражение.
– Камита, мне сказали, что ты хочешь поехать со мной в Андер – это правда? Зачем? Тебя там кто-то ждет?
Сказать «нет»? Меня ждут мама, Димка, дядя Гоша, мои двоюродные братья, мои друзья и моя жизнь. Путь к ним идет через Андер. И я уверенно кивнула.
– А кто?..
Ах, ленна, как, ты думаешь, я отвечу?
Это похоже на игру, в которой надо отвечать на вопросы, используя лишь слова «да» или «нет», и, соответственно, задавать правильные вопросы. А мне настойчиво задают неправильные.
– Как жаль, что ты не можешь объяснить, – спохватилась ленна, – ладно, я поверю. Так и быть, постараюсь, чтобы ты попала в Андер. К чему тебе здесь оставаться, у моих дорогих отца и братца? Ты в Андер убегаешь, да? Я поняла. А пока пошли в швейную, меня будут мучить примерками…
Лишь только представилась возможность, я вернулась в комнаты ленны. Уже привычные ко мне служанки занимались своими делами в передней комнате. Тихонько я прошла в спальню, к столу, на котором лежали книги. Шестое чувство теперь настырно твердило, что найду что-то интересное. Так и есть, книга в мягкой кожаной обложке оказалась тетрадью с рукописными записями на русском языке. Но…
Я перелистнула несколько страниц. Стихи, только стихи! Пушкин, Блок, Цветаева, и еще много мне неизвестных. Некоторые не целиком, куча зачеркнутого и исправленного, все вразброс, такое впечатление, что человек вспоминал и писал, пытался сохранить, чтобы потом не забыть окончательно.
Все это хорошо, и потом я, может, охотно почитала бы это. Но пока мне нужны были не стихи.