Кольца Лины

Я нагнулась, подняла ведро – а водичка в нем колодезная была, холодная, – и кивком показала Вилде на дверь. Девчонка только хмыкнула. Тогда я плеснула водой ей под ноги – она взвизгнула и отскочила. Да что за непонятливая? Я опять плеснула водой, на этот раз попала на башмаки, и Вилда с визгом умчалась из кухни, уже в дверях выпалив что-то про мои бусы и выдернутые космы.

Ну вот, одни слова. Брала бы сейчас и выдирала, если смогла бы, конечно!

Интересно, нажалуется она на меня? А что расскажет? Наверняка свою версию, на правду непохожую. И Дин тут ни при чем, я просто выгнала ее с моей кухни. Пускай крутят свои шашни в другом месте!

Дин вскоре пришел, с вязанкой дров, которые не спеша сложил у печки, и присел к столу напротив меня.

– Чего буянишь? – он насмешливо улыбался. – Вилда лире пожаловалась, что ты взбесилась, приступ у тебя, дескать, боится она с тобой тут быть. Та немного удивилась, но велела стражникам тебя утихомирить и в чулане закрыть, если надо. Надо?

Да он развлекается, гад такой! Вон, в глазах черти скачут. Я швырнула в Дина тряпкой. Не попала, ему даже уклоняться не пришлось.

– Я сказал ребятам, что сам с тобой разберусь, – пояснил, – они сели в кости сыграть, пусть отдохнут. Но если я буду громко кричать, они прибегут.

Я прыснула. Действительно, смешно – дюжие стражники вломятся сюда спасать большого сильного Дина от меня.

Плохо, что я совсем не знала тех, с кем приехала сюда, а они, естественно, не знали меня. И лиру Аву я всего пару раз видела издали, и служанок, а Вилду эту вообще сегодня впервые встретила. И как же мне что-либо им объяснить и доказать, будучи немой, да еще и дурой…

Скажи кому в замке на кухне, что я взбесилась, вряд ли поверят. Хотя… Бывает ведь так, что больной долго ведет себя тише воды, а потом – раз, и приступ, и все видят совсем другого человека. Я, племянница врача-психиатра, каких только историй не наслушалась. Так что это недоверие в чём-то оправдано, но мне не легче. Меня можно как угодно исподтишка оскорблять, любую напраслину возвести, а если начну хоть немного защищаться – заявить, то сумасшедшая взбесилась.

– Не пойму что-то, чем тебя Вилда разозлила? – продолжал забавляться Дин. – Вроде хорошая она девочка, милая, покладистая.

Ага, дорогой, оно и видно, что она с тобой покладистая, а уж какая милая!

– Или, послушай, боюсь и подумать, но неужто ты ревнуешь, а? – он улыбнулся, как довольный кот. – Поэтому такая злая?

Ага, сейчас. Ревную. Размечтался.

Я постаралась придать взгляду зверское выражение, посмотрела на Дина и медленно, четко покачала головой.

– Понял, – он вздохнул, – ты точно злая. Могла бы от доброго сердца соврать, а мне было бы приятно.

Я не поверила. Придуривается, ясно же.

Набрав на тряпку песка, я принялась яростно тереть бок следующей кастрюли с длинной ручкой. Да что за засада? Как же надоело! Вот вернусь домой, буду с трепетной любовью относиться к кухонным губкам и порошкам для чистки. Отсутствие этих простых вещей может начисто отравить жизнь! Как только представишь, что придется годами надраивать песком медные кастрюли – ужас, ужас…

Дин минут пять задумчиво наблюдал за моими руками, после чего поинтересовался:

– Тебе помочь чем?

Я пожала плечами и показала на кучу нечищеной посуды. Он кивнул.

– Ага, но давай я лучше ножи наточу? Наверняка все тупые.

Я с готовностью закивала. Да, кухонные ножи, найденные мной тут в запертом ящике, оказались тщательно завернутыми в промасленные тряпки, но действительно тупыми, я с трудом справилась с овощами для супа.

Дин вытащил из-за голенища сапога плоский точильный камень, устроился поудобнее на низкой скамейке и принялся за дело. В кухню сунулась Вилда, открыла было рот, желая что-то сказать, но передумала и убежала. Я вздохнула с облечением: чем смотреть на ее ужимки, лучше буду справляться самостоятельно.

А может, мне просто хотелось остаться с Дином? С ним было как-то спокойно. И с ним единственным я была знакома лучше всех, во всяком случае, он знал, что я пока ни на кого не кидалась и меня не требовалось запирать в чулане. И еще я с ним целовалась… пусть несерьёзно, в шутку. Точнее, в благодарность. Он сам так захотел, не ждал же он, в самом деле, то я стану с ним целоваться всерьёз? На его прямое предложение руки и сердца – впрочем, не знаю, какой комплект мне на самом деле предлагался, – я ответила отказом. Но…

Да чего там, мне приятно было находиться с ним рядом.

Почему-то Вилда считала свое положение выше моего. Но мне это было совершенно не очевидно. Кто она в замке, я понятия не имела. Может, ее вообще временно наняли в деревне, Ола говорила, что в замке перед свадьбой не хватает работниц, и экономка нанимает временных. То есть, она не в рабстве, как я – или как еще называется мое положение. Возможно, у нее влиятельная семья, а она просто отправилась заработать себе «на булавки» – но это я уже фантазирую, конечно. И совершенно точно она замужем, а я нет, тут это здорово влияет на отношение окружающих. На ее взгляд, у нее есть основания задирать нос. А на мой… Не дождутся.

Вдруг вспомнилось, что Вилда не носит бус, никаких. Женский платок, серьги в ушах, браслеты, но нет бус – она вдова? И вновь собирается замуж? Да, это объяснение.

Дин смотрел на меня. Наблюдал искоса, а я не сразу заметила. Взгляд такой внимательный, изучающий. И – теплый. Он не уйдет. Ему тоже хорошо со мной.

Я тронула рукой свои бусы и показала на вход, и сделала вопросительный жест пальцами. Тут же спохватилась, что Дин не поймет, ведь Вилда, о которой был вопрос, мелькала тут уже давно, сложно уловить связь. Но он понял, хотя немного не так.

– Спрашиваешь, как давно Вилда вдова? Около двух лет. В шестнадцать ее выдали замуж, к семнадцати она уже овдовела. Ее муж упал в прорубь, застудился и не выжил. Ты об этом спросила?

Я благодарно кивнула. Имелось в виду, что означает отсутствие ожерелья, ответ Дина объяснил это и чуть больше. Значит, вдовы действительно их не носят. Вилда, бедняжка, и года не побыла замужем, сейчас ей нет и двадцати.

– Родня о ней заботится, жениха подыскала, – пояснил Дин с улыбкой. – Хороший человек, степенный, богатый. Правда, не слишком молодой уже.

Ну вот, еще одну девчонку отдают за взрослого дядьку. То есть, вдова – человек не очень свободный, родня может вынудить выйти замуж. А вот Нилла кажется вольной пташкой, и насчет ухажера своего, того, что бусы прислал, сама решает, выходить за него или не выходить. Выходит, у всех все по-разному, как сложится.

Заодно вспомнились бусы Ниллы в шкатулке у Даны – еще одна загадка. Что бы это могло значить? Может, бусы для ленны прислали, а не для Ниллы? Есть же у ленны какой-то возлюбленный, за которого ее не отдают, мне о нем Нилла и говорила. Вот он через Ниллу подарок для любимой и прислал, на память?

Но стоп… Дин только что рассказал мне о событиях почти трехлетней давности. Он, значит, это помнил. Нилла говорила, что его память раньше хранила лишь год, теперь – почти три, то есть его состояние улучшилось. Значит, замужество Вилды и смерть ее мужа где-то на дальнем пределе его памяти. А то, что он умеет читать, писать, пользоваться ложкой и множеством других вещей? Может, дело в том, что он это делает постоянно, то есть читает, пишет, пользуется ложкой. Но если лишить его книг и бумаги с чернилами, через три года он забудет грамоту? Отобрать ложки – забудет, что это такое? Да, как-то всё с ним …интересно. И то, что теперь он стал помнить больше – хорошо, положительная динамика, так сказать. Может, со временем он совсем поправится? Попаду домой – непременно расспрошу дядю Гошу, знает ли он такие случаи…

– Что, Камита? – окликнул Дин, заметив, что я задумалась, – спрашивай все, что хочешь.

Ох, Дин, сокровище мое, тебя мне послало доброе здешнее Провидение, не иначе. Буду спрашивать, буду, как только соображу, как знаками очередной свой вопрос изобразить. И если все же научусь за эти дни буквы складывать. Ты только не бросай меня тут, на это короткое время до отъезда в Андер, пожалуйста, не бросай. Я чувствую, что могу тебе доверять, вот чувствую, и все. Ты меня подведешь только не по своей воле, специально – никогда. Давай будем друзьями, пожалуйста, Дин…

Я не думала о том, что запросто могу и не попасть в Андер. Не могла об этом думать.

Вчера с помощью Дина я исписала три листа бумаги и выучила добрую треть здешнего алфавита. Если бы можно было одновременно делать пометки моими родными буквами, мне было бы проще, а так приходилось только полагаться на память. Писать при Дине по-русски я не решилась, чтобы не вызывать вопросов. Ничего, все равно научусь писать, причем быстро, мне ведь придется как-то объясняться и в Андере, особенно с волшебником. А дома…

Интересно, дома, где нет этой проклятой магической энергии, я стану снова разговаривать?

Вчера мы засиделись допоздна, пока Дин почти силой не забрал у меня перо.

– Довольно, Камита. Завтра тоже будет день. Продолжим завтра?

Я сразу кивнула, потому совсем забыла, что предстоит уехать из замка.