Неблагонадежный человек

– Глянь ты на нее! Жисть прожила, а теперь дурна, значит…

– Та никто вас дурной не называет.

Катц норовит незаметно проскочить в свою комнату, но Катерина замечает его.

– Нехай учитель вам скажут, яка вы грамотная…

– Что случилось? – спрашивает Катц, понимая, что проскочить не удалось.

– Та ось кабанчика закололи. Мамо собираются завтра на станцию продавать, а сами рубля от червонца отличить не могут. Обманут ведь их на базаре. А меня отправить не хотят, боятся, что гроши припрячу…

– Я? Не отличу? Трясся твоей матери…, – дуется Курлычиха.

– Та делайте что хотите! – махает рукой Катерина.

На следующий день ни свет ни заря Курлычиха уже на станции. На базарную площадь, громыхая, въезжают подводы и возки, заваленные всякой всячиной из окрестных домохозяйств. Понурившись и засыпая на ходу, бредет за повозками пущенный на продажу скот. Площадь заполняется горами тыквы с капустой, грудами мешков с зерном и картофелем, рядами корзин и ведер. Базар оживляется. Между выставленными товарами снуют люди. Гомонят, торгуются, спорят.

– Людоньки, добрые! – зазывает народ Курлычиха, важно подперев кулаками бока. – Набегайте! Покупайте! Свежее мясцо! Недорого отдам!

К подводе Курлычихи подходят люди. Обзирают разложенные на соломе куски мяса, щупают, нюхают, тыкают пальцами, ворочают со стороны в сторону.

– Берите, не сомневайтесь! Добрячий кабанчик! – суетится Курлычиха.

– Почем, тетю? – спрашивает лысый в картузе.

– По червонцу будет…

– Взвесь вон тот кусок из задка…

Курлычиха подвешивает облюбованный кусок мяса на крючок пружинных весов и показывает покупателю.

– Сколько там? – интересуется лысый.

– Сам смотри…

– Три кило! Вот тебе три червонца…

– Погоди, голубчик, сдачу дам…

– Так у меня без сдачи…

– Бери! – тычет трешки. – У тебя без сдачи, а у меня со сдачей.

– Что-то ты, мать, не так насчитала…

– Я не так насчитала?! – сердится Курлычиха. – Людоньки! Не думайте, Мотря не дурна! Мотря умеет гроши считать!

Лысый в картузе пожимает плечами и уходит. Возле подводы Курлычихи начинают толпиться покупатели. Баба Мотря входит в азарт, наугад отвешивает куски мяса, не пересчитывая, берет деньги, и также без счету, как вздумается, дает сдачу. На подводе почти не остается убоины, но в карманах Курлычихи пусто.

– Ой, людоньки, – Мотря достает из кармана последнюю трешку, – не становитесь больше в очередь! Сдачу нечем уже давать!

Вечереет. В хатыне за длинным столом вечеряют Егорка и Степка. Катерина возится с чугунками у плиты. Кузьма Авдонович, чтобы не жечь в спальне лишнюю свечу, умостился с книгой на лавке возле печи.

– Шо вы в борще уши мочите? – бранит детей Катерина. – Наелись?! Так марш за книжки!

Дети нехотя вылезают из-за стола и, покосившись на учителя, послушно уходят в комнату.

Во дворе тарахтит подвода. Катерина бросается к окну.

– Свекруха приехала!

В хату входит хмурая Курлычиха и, не сказав никому ни слова, садится на лавку.

– Шо вы, мамо, как перекисшее тесто? – чувствует недоброе Катерина.

Курлычиха тяжко вздыхает и виновато косится на невестку.

– Распродались? – допытывается невестка.

– Та распродалась…

– А гроши где?

– Нема… ни грошей, ни конхветив…

– Как нема?

– Та ось так… нема и все…

– Украли?

– Та нет… не украли…

– Потеряли?

– Нет, – Курлычиха мотает головой.

– Так, где же тогда гроши?

– Та нема… не знаю, как оно так получилось…

– Ой, лихонько! Та хиба я вам не говорила? Что ж теперь? За что детям одежу справить? Хоть под греблю ложись!

В субботний день Катерина сама собирается на базар. Завтракая, Катц наблюдает, как она бережно укладывает в две большие корзины всякую домашнюю снедь. Курлычиха, по обыкновению, возится у печи.

– В область поеду, там подороже продам, – говорит Катерина свекрухе, – доставайте, мамо, сало, раз с мясом опростоволосились…

Курлычиха недовольно ворчит, но идет в сени. Долго возится в сенях, гремя крышками сундуков и бряцая замками. Возвращается с тонкими кусками сала.