Драгоценности фрау Элизабет

– Пока свободна, – изрекла Темная Личность. – Видела, как он опять слюнки пустил?

– Но ведь не сегодня! И это уже хорошо. А дальше я опять что-нибудь придумаю, – отстаивало мою свободу Светлое Я. – Я умница и сумею постоять за себя.

Франц

Три дня пролетели как один миг. Я все подготовила, все успела. Не забыла и о себе. Ожидая машину, в последний раз окинула себя взглядом. Отражение в зеркале меня очень радовало. На меня смотрела симпатичная молодая особа 25 лет. Чуть выше среднего роста, стройная и элегантная. Вкус и чувство меры во мне были достаточно развиты. Я всегда знала, что надеть, как накраситься. Вот и сейчас они меня не подвели. Я была в синем деловом костюме. Юбка и жакет сидели, как влитые. Юбка была именно той длины, чтобы не казаться вызывающе короткой, но и выгодно открывала красивые стройные ноги. Белая блузка под жакетом была закрытая, но сквозь нее просвечивал красивый кружевной бюстгальтер, и соблазнительно вырисовывалась округлость загорелой груди. Черные лодочки и элегантная сумочка дополняли наряд. Свою главную роскошь – рыжую гриву, я очень удачно заколола «крабом» в высокую прическу. Стройная шейка была открыта. По краю волос выбилось несколько рыжих пушистых колечек, смягчая строгий деловой вид и придавая мне детскую незащищенность. Косметики на моем лице было ровно столько, что лицо выглядело выразительно и ярко, но никаких следов боевой раскраски не наблюдалось. Я улыбнулась себе и еще раз отметила, что улыбка – мое секретное оружие. Белые ровные зубки смотрелись настоящим жемчугом.

Зазвонил телефон. Я выглянула в окно. Машина стояла у подъезда.

– Все, Юра, спускаюсь, – коротко ответила я. Последний взгляд в зеркало и слова обращенные к себе: «Люблю тебя»! Сердце пело, душа летела ввысь. Было такое ощущение, что я спешу навстречу своему счастью. Необъяснимое предчувствие, что именно сегодня произойдет какое-то очень значимое событие, переполняло меня.

В машине сидела молча, перебирая в памяти имена прибывающих гостей. Двоих из них я знала. Они приезжали весной, когда мы большой командой готовили материалы для нашего с немцами бизнес-плана. Славные ребята: два Дитера, только один Вальтер, а второй Кэмпф. Оба сотрудники компании, еще незнакомого мне, фон Штольца. Они работали у нас целый месяц. Мы настолько сблизились и подружились, что я с нетерпением ожидала новой встречи. С приятными людьми всегда приятно пообщаться вновь. Запах французских духов, окутывавший меня, напомнил о том, что это подарок милого Дитера Кэмпфа, преподнесенный мне в день их отъезда. Да, мои гости часто баловали меня милыми презентами, которые я сама себе на свои 130 долларов зарплаты позволить в то время не могла.

О господине фон Штольце я только слышала от директора, от Дитеров, но никогда еще не видела его и даже не общалась с ним по телефону. Судя по той информации, которой я обладала, он – преуспевающий бизнесмен лет примерно около 35, истинный ариец, женат, но не имеет детей, зато имеет громадное состояние, доставшееся от предыдущих поколений фон Штольцев и преумноженное его способностями и трудолюбием.

Род фон Штольцев имел древние дворянские корни, чем они очень гордились. Через поколения они несли и передавали свое имя потомкам с достоинством, сохраняя родовые традиции, но никогда не кичились своим знатным происхождением, как плебеи, которым высокородный титул достался по счастливому случаю. Род был не только древний, но и очень богатый. Так что, все у них было, так сказать, «sehr gut»! Отец был жив и до сих пор принимал участие в делах фирмы. А вот мама… Его мать погибла в автокатастрофе. Однажды поздним вечером она возвращалась из загородного дома. В машине кроме нее был только водитель. Элизабет сидела сзади справа. Она была очень дисциплинированна и, даже сидя сзади, всегда пристегивалась ремнем безопасности. Вот эта ее педантичность и сыграла роковую роль.

Водитель, после того, как через две недели вышел из состояния комы, поведал, что помнит только страшной силы удар. Оказывается, от удара вдребезги разлетелось лобовое стекло, и он вылетел из машины далеко вперед. Машина потеряла управление и полетела кувырком под откос. Вспыхнул бензин, и Элизабет не смогла выбраться из машины. Сгорела заживо. Удалось найти только косвенные признаки, указывающие на то, что это она. Так что даже хоронить было нечего. Только закрытый гроб. Но культ матери свято почитался в семье фон Штольцев и отцом и сыном, несмотря на то, что сын помнил маму очень смутно. Ему было тогда всего 4 года. После смерти все ее драгоценности перекочевали в хранилище Национального банка Германии и доставались только один раз в году, в день ее гибели. Во время экономического кризиса корпорация фон Штольца, занимавшаяся тогда строительством, испытывала острую нехватку в денежных средствах. Но даже, несмотря на угрозу развала своего детища, отец не притронулся к драгоценностям. Вывернулся, устоял и сумел снова поднять свой бизнес. Он тогда сказал сыну, что все это будет принадлежать его жене, но только если старый фон Штольц увидит в ней черты своей незабвенной Элизабет. Если же невестка не будет похожа на семейный идеал, то драгоценности перейдут внучке, которую Карл надеялся увидеть при своей жизни. Именно внучке. Карл почему-то не мечтал о внуке. С годами он стал сентиментален, как большинство стариков. Он считал, что если у Франца родится дочь, то она непременно повторит в себе милую до сих пор его сердцу Елизабет.

Эта информация каким-то образом стала достоянием гласности в корпорации фон Штольцев. Но хозяева никогда не стремились пресечь ее распространение. Говорить об этом не запрещалось. Люди поговорили, но постепенно успокоились, и история плавно перешла в разряд преданий о фон Штольцах, периодически вплывая из глубин памяти тех, кто знал об этом, когда речь заходила о хозяине корпорации при людях, с ним незнакомых. Вот так об этом узнала и я из разговоров с Дитерами во время их прошлого приезда.

Самолет заруливал на стоянку. Нам как официальным лицам, в составе встречающих был и сам губернатор, было позволено встретить гостей у трапа самолета. Мы ожидали возле машин метрах в тридцати от самолета. Стих шум двигателей, подъехал трап, открылась дверь. Через несколько минут в проеме двери показалась сначала стюардесса в синей форме, а следом за ней высокий, спортивного вида, светловолосый мужчина. Он был одет в серый костюм, который сразу бросался в глаза своей элегантной простотой. Да, в таких вещах я уже знала толк! На вид, вроде бы, простенько, но стоит столько, сколько наши люди всю жизнь откладывают в банку, чтобы купить автомобиль. За ним следовали два высоких господина в темных костюмах и, наконец, показались два моих знакомых. Они, увидев меня, энергично замахали руками, всем своим видом показывая, что узнали меня и рады встрече. Я в ответ помахала рукой и с удивлением вдруг увидела, что идущий навстречу нам господин в светлом костюме, улыбается мне и тоже машет рукой.

– Какой конфуз, – подумала я. Разве так встречают незнакомого человека, да еще такого высокого ранга? Но делать было нечего, коли уж он принял мой жест на свой счет. Он уже подошел и обменивался рукопожатиями с встречающими мужчинами. Пришел и мой черед вступать в разговор. Я автоматически переводила реплики собеседников, стараясь справиться со смущением.

– А Вы, милая фройляйн? Как зовут Вас? – прозвучал мягкий баритон, и его голубые глаза заглянули мне прямо в душу.

– Меня зовут Лена Свиридова! Я – заведующая отделом по работе с иностранными партнерами компании «Интерстройсервис» и Ваш переводчик, в одном лице. Звучало громко. Для тех, кто не знал, что мой отдел состоит из одного человека – меня. Я была и начальник, и сама себе подчиненный. О причине такой скудости штата моего отдела я узнала намного позже. Наше знакомство мы скрепили рукопожатием. Моя узкая ладошка утонула в его крепкой руке. Мягкая, ухоженная кожа, пожатие довольно сильное, но деликатное. Это было приятно!

– Очень рад. Франц фон Штольц. Президент корпорации «фон Штольц и К». Какое безупречное произношение! Я сразу обратил на это внимание. Где Вы учились? В Германии? Наверное, жили с родителями в советское время в каком-нибудь из гарнизонов и учились в немецкой школе? Так? – его голос и взгляд выражали явную заинтересованность.

– Нет, не так. Училась действительно в немецкой школе. Только не в Германии, а в специализированной школе в нашем городе, изучала немецкий с первого класса. А затем факультет иностранных языков в нашем же педагогическом институте. Была в Германии всего один раз, в туристической поездке после первого курса. А больше, как ни стремилась, не довелось. Много где побывала, а вот в Германии больше не была. Так что, заранее прошу простить мой плохой немецкий, если что-то будет не так, – добавила я, слегка блефуя и отлично понимая, что такие слова попадают точно в цель, вызывая у собеседника желание, заранее простить тебе все твои ошибки, взять тебя под свое крыло и оберегать от всех возможных неприятностей.

– Что за ложная скромность?! Вы говорите на прекрасном немецком языке. Однако! Не ожидал встретить здесь такой уровень! Многие столичные переводчики, имея ежедневную практику, не могут похвастать таким произношением. Ну да, посмотрим. Вы ведь будете работать с нами? – спросил он.

В этот момент я взглянула на него, и мне показалось, что, если я скажу «нет», то он скажет, что немедленно улетает назад и ни с кем, кроме меня работать не будет. Но, слава богу, до этого не дошло. В разговор вступил Николай Степанович. Из нашей беседы он не понял ровным счетом ничего и посчитал своим долгом представить меня. Мне пришлось переводить, дабы не нарушать деловой этикет.

– А это наша Леночка! – произнес он тоном сытого кота и погладил меня по спине. – Так сказать, мой переводчик и незаменимый помощник. Будет работать с Вами все дни пребывания. Решит все вопросы и выполнит любые просьбы.

Он, казалось, забыл свою руку на моей спине и продолжал поглаживать меня. Я внутренне напряглась и сделала едва заметное движение в сторону, стараясь избавиться от присутствия чужой руки на моей спине. Но он, продолжая разговор, вернул свою руку на прежнее место. Это движение не ускользнуло от фон Штольца. Я заметила, как слегка дрогнула его бровь. НикСтеп, вроде бы ненароком, сразу давал понять, что и кому принадлежит. Намек был ясен: «Смотреть – смотрите, но руками без моего согласия не трогать!» Ощущение в этот момент было такое, что меня раздели и выставили на всеобщее обозрение! Мерзость! Выручил губернатор, позвав меня. Нужна была помощь в разговоре с банкирами. Я присоединилась к ним. Внутри все клокотало от злости, но работа есть работа. В таких ситуациях метать молнии не принято.

А дальше все завертелось по уже давно известному сценарию: машины, гостиница, расселение, отдых гостей перед банкетом. А для меня самая беготня. Все проверить еще раз, чтобы было, как по маслу. НикСтеп промахов не прощал, и было очень благоразумно, не давать ему повода для гнева. Гневался он довольно часто и страшно. Орал громовым голосом, не стеснялся в выражениях. А после подобного унижения следовали еще и материальные штрафные санкции. Как правило, жалости он не знал. Зато, все четко знали, кто и что должен делать. Если НикСтеп бывал не в настроении, по офису летел неслышный сигнал: «Ховайся, кто может!». И ховались (прятались)! Под раздачу попадать было опасно. Хотя, это были мои наблюдения со стороны. За все время работы я в такую переделку еще ни разу не попадала. Со мной он бывал неизменно приветлив.

В суете инцидент в аэропорту забылся. Размещением в гостинице гости остались довольны. Фон Штольцу и банкирам отвели двухкомнатные люксы. Дитеров рассели в одноместные номера. Гостиница только после ремонта. Все сияет и сверкает. Для провинциального городка очень даже неплохо Конечно, не «Гранд Отель», но очень достойно. Повара превзошли себя. За банкет я могла быть спокойна. Осталось время заскочить домой, чтобы переодеться, и я в хорошем настроении готовилась к вечеру.

Международный протокол – целое искусство. Этому специально обучают в серьезных учебных заведениях. Но, к сожалению, я обучалась не в профильном вузе, поэтому секретами этого мастерства приходилось овладевать самой. Помогала природная сообразительность и врожденный такт, и чутье, а еще книги и фильмы. Я все мотала на ус. В такой работе важно все. Кроме отличного знания языка и предмета переговоров, нужно знать обычаи и традиции, пристрастия и вкусы, а также уметь одеваться соответственно случаю и вести себя не только на переговорах, но и за столом. Важно было также уметь поддержать разговор на любую тему. Быть интересным собеседником – тоже большое искусство. Сама удивляюсь тому, что всегда была на высоте, даже в самых сложных случаях.

В назначенный час я появилась в ресторане гостиницы. НикСтеп и свита были уже там. Под восторженными взглядами посетителей ресторана я прошла к группе, ожидавших меня, мужчин. С удовлетворением отметила, что мое появление не осталось незамеченным. Да и было на что посмотреть. Маленькое черное платье изящно облегало фигуру. Поверх платья я надела длинный кружевной шазюбль. Высокие шпильки делали мою фигуру еще стройнее. Украшением к этому наряду я выбрала серьги с жемчугом и жемчужную нитку на шею. Эффект моего одеяния заключался в том, что платье было коротким и высоко открывало ноги. Но черное кружево целомудренно прикрывало их. Они мерцали сквозь него и невольно притягивали к себе заинтересованные взгляды. В том-то и есть секрет мастерства одеваться! Можно быть практически голой, но на тебя взглянут один только раз. А можно, наоборот, быть прилично одетой, но каждый мужчина будет стремиться рассмотреть, а что же там скрывается. Таким хитростям учила меня еще моя бабушка. Современную моду она категорически не признавала. Увидев не в меру обнаженную барышню, она недовольно ворчала: «Раньше девки из кожи лезли, чтобы платье показать, а теперь из платья лезут, чтобы кожу показать. Срам, прости Господи!». Так что, бабушкины советы работали, и я в этом убедилась еще раз.

Мои спутники тоже выглядели просто супер. Хорошо одетые, чисто выбритые. А какие манеры! И все бы было замечательно, если бы я была уверена в том, что до конца банкета они останутся такими же. Это ведь общеизвестный факт, что наши русские мужики отличаются просто патологической страстью к горячительным напиткам. Город у нас небольшой, и во всех значимых делах всегда в доле одни и те же «шишки». Поучаствовав не в одном подобном мероприятии, я уже точно знала, от кого из них можно ожидать пьяного фортеля. В таких случаях НикСтепу, потому что он вообще не пил, приходилось срочно применять план «ЭЭ», то есть экстренная эвакуация, а мне болтать языком в два раза быстрее и выполнять отвлекающие маневры, чтобы хоть как-то замять возникающую неловкость. Вот и сегодня в наших рядах был потенциальный претендент на досрочное выбывание. Нефтяной и бензиновый король нашего города. Пил он всегда так много, что страшно было даже смотреть на него. А уж о том, чтобы пытаться с ним конкурировать или хотя бы быть на равных, и речи быть не могло. Это было смерти подобно. И даже на высоких приемах он не изменял своим пристрастиям, порой ставя всех в неловкое положение. Но без него никак нельзя. Во-первых, он был умнейший мужик, а во-вторых, обладал реальной властью в нашем городе, а главное – большими деньгами. Таким партнерам прощаются некоторые «вольности» в поведении.

Точно в назначенное время в холле ресторана появились наши гости. Посвежевшие и отдохнувшие, элегантно одетые к ужину. Приветствия, любезности. Все плавно приближаются к столу.

О, да! Даже искушенные немцы были ошеломлены, хотя виду не подавали. Стол выглядел, как шедевр кулинарного искусства. Настоящая скатерть-самобранка! Чего там только не было! Я еще раз утвердилась в своем наблюдении, что при виде такого изобилия у человека, независимо от уровня его благосостояния, возникает рефлекс собаки Павлова. Непроизвольно начинает течь слюна и чувствуешь себя так, как будто с самого рождения во рту ни крошки не было. И еще один вывод я сделала, поучаствовав не в одном деловом банкете. Дела нужно делать в полуголодном состоянии. Доступное изобилие вызывает состояние отупения. Человек больше ни о чем не может думать и легко ведется. Особенно, если такое чревоугодие крепко сбрызнуто выпивкой. Но русские люди в этом знают толк, поэтому все дела начинаются с застолья, им же и заканчиваются. В таких ситуациях я часто сочувствовала иностранцам, особенно азиатам. Я где-то прочитала, что у них в организме отсутствует какой-то то ли гормон, то ли фермент, который помогает справляться с алкоголем. Отказаться от выпивки сразу у них не хватало духу, вроде неприлично обижать хозяев. А потом было поздно. После двух-трех рюмок они становились смешными и безвольными, как мягкие игрушки. Наши начинали подтрунивать над ними и потихоньку издеваться. Предлагали выпить еще и еще, демонстрируя, вроде бы, свое превосходство, хотя уже сами не понимали, что и они со стороны смотрятся не лучше, разве что выглядят более шумными и агрессивными.

Все расселись. Согласно этикету места в центре стола друг напротив друга занимали главные персоны. С нашей стороны НикСтеп и губернатор, со стороны немцев – в центре фон Штольц, справа от него банкиры, слева оба Дитера. Я, как всегда, сидела справа от своего шефа. Официанты, бесшумно скользя вокруг стола, наполнили бокалы. Банкет начался. Зазвучали умные и достойные, слегка высокопарные речи о взаимовыгодном сотрудничестве, о перспективах развития совместного бизнеса. Третий тост мой директор оставлял всегда за собой и традиционно предлагал всем поднять бокал за меня – единственную даму. При этом он покровительственно поглядывал на меня. Эффект такого эпатажа был двойным: во-первых, он снискал себе славу галантного мужчины, а во-вторых, он всякий раз как бы призывал присутствующих еще раз оценить сокровище, принадлежащее только ему. Сначала я злилась и дергалась. Но, так как это повторялось каждый раз, постепенно перестала обращать на это внимание.

После первого же подобного банкета я сделала для себя вывод, что переводчик – профессия голодная. Я переводила, не прерываясь ни на минуту, потому что, пока закусывал один, говорил другой, и так по кругу. Я даже не брала в руки вилку и нож. Мне было просто некогда перекусить. Не буду же я говорить с набитым ртом или просить: «Подождите, пожалуйста, я прожую». Все, чем я довольствовалась на банкетах, был стакан минеральной воды или сока. Только и успевала сделать глоток, как снова нужно было переводить очередную фразу очередного оратора. Так что, съестное изобилие вреда моей фигуре не наносило. Хоть это радовало. Спиртного на банкетах я не пила принципиально. Не хватало еще и мне выглядеть под стать захмелевшим мужикам. У меня всегда должна была быть ясная и трезвая голова. Поэтому мой бокал с традиционным шампанским так и оставался полным. Я поднимала его только для того, чтобы чокнуться за очередной тост с присутствующими за столом.

Банкет набирал обороты. Я исподволь наблюдала за фон Штольцем. Он держался непринужденно и уверенно, ел и пил все, что ему предлагалось, принимал участие в разговоре, живо реагировал на шутки и хохмил сам.

Ох, уж этот мне юмор! Приходилось все время импровизировать, чтобы люди не спрашивали, где нужно смеяться. Дело в том, что анекдоты – одна из самых сложных разновидностей перевода. Менталитет разный. Немцы, например, не могут понять, что смешного в том, что отключили горячую воду, когда человек стоит под душем весь в мыле. Как это отключили воду?! А что случилось? Да ничего не случилось! Для нас это – норма жизни и комичная ситуация, а для них это непременно следствие какой-нибудь катастрофы. А раз катастрофа, то что же здесь смешного? Или наши анекдоты про чукчей или молдаван! Ну, как им это объяснить?! С английскими и немецкими анекдотами и того хлеще. В основном они построены на игре слов. Одно и то же слово в разном контексте или в разном написании, но при одинаковом произношении, имеет разное значение. В этом весь прикол. Для тех, кто знает язык, конечно, понятно и смешно. А для других?! Вот и попробуй растолковать подвыпившим дядям, в чем здесь шутка юмора. Выкручивалась как могла. Слава богу, все были довольны, всем было весело. Вдруг я поймала на себе пристальный взгляд нашего бензинового короля.

– Валерий Михайлович, Вы что-то хотите сказать? – вежливо предложила я свою помощь.

– Ты кто по национальности? – вдруг спросил он, глядя на меня исподлобья.

– Я – русская, – слегка растерянно ответила я.

– А почему же ты так говоришь по-немецки? Наблюдаю за тобой, а ты без запинки уже два часа чешешь, и даже анекдоты рассказываешь, – изрек он заплетающимся языком. – Вот я – немец, Вагнер моя фамилия, а родного языка не знаю. Мне даже завидно стало. Будешь меня немецкому учить?

– Ну, если Вы хотите, то давайте попробуем, – осторожно ответила я, не зная, чего от него ожидать дальше.

– А Вы, господин фон Штольц, наверно, смеетесь надо мной? Немец, а родного языка не знает, – обратился он к Францу.

Фон Штольц, услышав свое имя, вопросительно уставился на меня. Что я должна была делать? Не переводить нельзя. Переводить дословно опасно, не зная, куда повернет в своих рассуждениях окосевший Вагнер. Я в осторожных выражениях переводила, что де господин Вагнер тоже немец, только родился уже в России, что он сожалеет о том, что, не зная языка, не может напрямую поговорить с господином фон Штольцем, хотя он ему очень симпатичен и им было бы о чем поговорить. Фон Штольц внимательно слушал и понимающе кивал. А дальше дело приняло совсем неожиданный оборот.

– Мы русские – народ гордый! – вдруг рявкнул Вагнер, и бухнул кулаком об стол так, что подпрыгнули и жалобно звякнули, стоявшие рядом, тарелки и рюмки.

Затем положил руки на стол, опустил на них голову и мирно захрапел.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Все слегка обалдели. Мы переглянулись с НикСтепом. Пора было вводить план «ЭЭ». Нужно было нейтрализовать немцев, чтобы потихоньку вынести тело Вагнера.

В большом зале ресторана играла музыка, и я пригласила гостей посмотреть, как танцуют и развлекаются русские. Пришлось пообещать, что каждому найдется партнерша для танцев. Мое предложение было поддержано. Даже губернатор решил пойти вместе с нами. Как только мы вошли в зал, на нас сразу все обратили внимание. Губернатор был в городе человек известный. Да еще и присутствие иностранных мужчин вызвало живой интерес. Сразу у входа за столиком сидела большая компания, где было много молодых женщин. Мы подошли к столику. Губернатора встретили аплодисментами.

– Барышни, прошу вас потанцевать с нашими гостями, а то они совсем заскучали – обратился он к дамам.

Заиграла медленная музыка, и дамы разобрали кавалеров. Фон Штольц пригласил на танец меня.

Медленный танец для партнеров, танцующих вместе впервые, своего рода интимная близость. Даже если вокруг много танцующих пар, эти двое остаются как бы наедине. Тела соприкасаются, отчетливо слышно дыхание и биение сердца партнера, ритм движений становится общим. Это завораживает и обостряет все чувства.

Вы никогда не обращали внимания на то, что каждый человек имеет свой собственный, неповторимый запах? Так вот! Нравится человек или нет, зависит от того, воспринимается ли его запах на уровне подсознания! Проще говоря, твой это запах или не твой. И с этим ничего нельзя поделать. Природа мудра. В такие минуты решается судьба человека. Искра либо появляется, либо уже никогда. Я бы даже сказала, что выражение «любовь с первого запаха», значительно точнее передает суть этого уникального явления. Все остальное – происки нашего ума, расчет, называйте как хотите. Но это не любовь! Запах высекает первую искру! А дальше в любовную игру вступают руки. Энергия любви мощным потоком льется сквозь руки, проникает в тело партнера и наполняет его трепетом и радостью. В такие минуты слова не нужны. Они, как правило, только все портят. Каждый человек страстно желает любви. Любить и отдавать свою любовь – вот смысл жизни! Но большинство людей, из боязни быть неправильно понятыми, а тем более отвергнутыми или осмеянными, предпочитают спрятаться за словами, обстоятельствами, условностями. Внутренний страх «меня не любят», сидящий почти в каждом, и есть основной разрушитель нашего Я и счастья человека. Хотя, этот же страх заставляет нас двигаться, совершать какие-то поступки в надежде обратить на себя внимание. Успехи на работе и желание нажить побольше – это тоже проявления этого же страха. Все направлено на то, чтобы нас заметили, оценили и полюбили! Вот вам и единство и борьба противоположностей! Вот почему среди людей столько глубоко несчастных. Внешне, вроде, все хорошо. Семья, дети, заботы. А счастья-то нет! Нет ощущения свободы, полета, радости! И человек, сохраняя внешнюю форму, уподобляется выпитому яйцу. Форма есть, а содержание отсутствует! Если когда-нибудь, вам доведется испытать это дивное чувство, заклинаю вас, доверьтесь ему! Отбросьте все страхи и сомнения! Таким чудом Господь может одарить каждого, но только избранные способны понять и принять это! Любовь – бесценный дар, но и великая опасность! Она приносит счастье только сильным и смелым!

Франц принял меня в свои объятия. Именно так! По другому и сказать нельзя. И я почувствовала себя в его руках младенцем, которого лелеет любящая мама. Сквозь его ладони в меня текла нежность, и я ощущала это физически. Ко мне пришла любовь! Мы смотрели друг другу в глаза, и нам все было ясно. Мы танцевали молча, наслаждаясь нашей близостью. И все остальное было неважно.

С тех пор прошло уже столько лет, а я всякий раз при воспоминании о нашем первом танце переживала величие и сладость этого события.

Очарование момента развеяла наступившая тишина. Музыка стихла. А дальше все снова заговорили, зашумели, стали приглашать нас к своему столу. Но мы-то пришли не просто погулять. Нас ждало продолжение банкета. Усевшись снова за стол, все поняли, что деловая атмосфера нарушена окончательно, и возвращаться к серьезным разговорам просто нелепо. Все, кроме меня, были сыты. Памятуя о недавнем выносе тела Вагнера, пить больше тоже никто не хотел. Завершение банкета было бы самым логичным. Фон Штольц был главной персоной, приглашенной на банкет. По этикету он должен был проявить инициативу и дать знать хозяину банкета, что он удовлетворен и намеревается уйти. Они переглянулись и поняли друг друга. НикСтеп был в таких делах человеком бывалым. Он мгновенно почувствовал, что все ждут отмашки хозяина банкета, чтобы чинно разойтись.