Хрустальная тайна

– С чем? – удивилась Аня.

– Ты долго верой и правдой будешь служить нашему музею.

– Откуда ты знаешь? Может быть, я, как многие другие, не выдержу здесь более полугода?

– Выдержишь! – уверенным тоном заявила Клава. Она немного помолчала, а потом торжественно выдала:

– У тех, кто не задерживается в нашем музее, Епифан никогда не берёт личные вещи. Только у избранных. Так было и со мной, и с Петей, и с Викой. Так что добро пожаловать! Исчезновение фотографии – добрый знак. Вот увидишь, уже сегодня он тебе её вернёт.

Клава улыбалась, и Аня так и не смогла понять, шутит она или говорит серьёзно.

– Ты посиди пока за компьютером, может быть, ещё понадобишься Пете Рубцову, а у меня есть неотложное дело.

И Клава выпорхнула из кабинета.

– Странно, – подумала Аня, – полненькая, а такая грациозная. Движется словно балерина – легко и плавно.

И тут из компьютера полилась музыка – полонез Огинского. Аня вздрогнула, она очень любила эту мелодию. На экране засветился текст: «Анна Алексеевна! Мы рады приветствовать Вас в нашем коллективе. Примите от нас этот скромный букет и извините, что мы без приглашения к Вам на чай с тортом»! Внизу плавала подпись: «Мы».

Аня смотрела на приветствие и ничего не понимала. Вдруг открылась дверь, и толпа людей, из которых Ане были знакомы пока только Вика и Клава, громко и дружно проскандировала: «Поздравляем со вступлением в ряды музейных работников»! Затем прогремело троекратное «ура»! С огромным букетом красных роз к ней подошёл молодой мужчина, жеманно, словно барышня, сделал реверанс и вручил цветы. Все рассмеялись.

– Позвольте представиться – Пётр Рубцов, компьютерный гений и историк по совместительству.

Все снова рассмеялись.

– Наоборот, Петя, ты опять перепутал: историк, а потом уже компьютерный гений. – От группы отделилась Вика Сенягина с тортом в руках. – Клава, давай чашки, Василий Петрович, наливай!

Вместе с чашками на столе появились коньячные рюмочки. Водитель Василий Петрович быстро разлил коньяк.

– Ну что, Аня, добро пожаловать в наш дружный коллектив! – Виктория пригубила рюмочку, показав пример остальным присутствующим.

Все, кроме водителя, выпили коньяк. Клава разрезала торт, Вика разлила кипяток по чашкам, в которые предварительно бросила пакетики с чаем. В кабинете стоял шумный гомон и смех. Вика подводила Аню к каждому из присутствующих и знакомила. Среди тех, кто пришел поздравить её с началом трудовой деятельности, были не только научные сотрудники, но и смотрители. Сапожниковой не было. Она, как разъяснила Ане Вика, никогда не посещала такого рода мероприятий и всегда держалась от коллектива особняком.

Через пятнадцать минут шумная компания исчезла так же неожиданно, как и появилась.

– Что поделать? – пожала плечами Клава, – рабочий день никто не отменял.

После чаепития Аня вместе с Клавой и Викой отправилась знакомиться с музеем и его фондами.

Располагался музей в центре города. Это был роскошный особняк, построенный в середине девятнадцатого века известным на всю Россию купцом первой гильдии Епифаном Трофимовичем Карагодовым. Человек этот вошёл в историю родного города своей экстравагантностью. Он всегда и во всём стремился быть не таким, как все прочие представители его сословия. И это ему удалось. Ярким примером тому может служить дом купца, вернее, архитектура этого, без преувеличения, грандиозного сооружения. В настоящее время дом является наглядным пособием для студентов-архитекторов, поскольку в нём смешано сразу несколько архитектурных стилей.

Представьте себе великолепный дворец, подобие Екатерининского в Царском Селе. Только Карагодовский являл собою сооружение в форме буквы «П» и был несравненно меньше. В остальном же всё было очень похоже: та же пышность, утончённая красота и изящество отделки. Вдоль дорожки, ведущей ко входу, по обе её стороны, стояли античные статуи. Фасад был украшен белоснежными колоннами с фигурами кариатид, атлантов и другими лепными украшениями. На второй этаж вела парадная лестница в стиле рококо, перила которой были декорированы золочёной резьбой. На колоннах располагались фигурные вазы. Залы были огромных размеров с большим количеством окон, отчего в них всегда было светло, независимо от погоды. В интерьерах Карагодовского особняка отразились различные художественные стили, в основном, барокко и классицизм. Вполне заслуженно это великолепное здание получило статус памятника архитектуры федерального значения, а также стало визитной карточкой города, равно как и музей краеведения, в нём располагающийся.

Аня только в общих чертах имела представление о музее. Она несколько раз была здесь на различных выставках и экскурсиях вместе с классом ещё будучи школьницей. Уже потом, поступив на исторический факультет университета, она вместе с Аркадием частенько забегала сюда, чтобы познакомиться с очередной «привозной» экспозицией. И вот теперь она снова была на экскурсии, которую устроили ей Клава Стрельникова и Вика Сенягина, однако уже в роли сотрудника музея.

Говорила в основном Клава. Роль экскурсовода была для неё привычной.

– Наш музей, Анна Алексеевна, – Клава подчёркнуто официально произнесла имя и отчество Ани, – да, да, именно так и не иначе, ведь вы, Анна Алексеевна, теперь научный сотрудник серьёзного государственного учреждения! Так вот, – продолжила Клава, – наш музей был основан в тысяча девятьсот тридцать пятом году. До революции, пардон, до большевистского государственного переворота, этот роскошный дом принадлежал сначала купцу Карагодову, а после его загадочной смерти его родственникам.

И словно предвосхищая реакцию Ани, Клава поспешно добавила:

– Все вопросы на эту тему к Рубцову Петру Константиновичу, он тебе всё популярно объяснит: и про купца, и про жизнь его горемычную, и про его смерть, и про жизнь его в этом доме после смерти уже в качестве призрака. У меня вся эта карагодовская история вот уже где стоит! – и Клава провела ребром ладони по горлу, показывая таким образом, где у неё уже стоит вся эта карагодовская история. – Наш музей – это солидная организация, у нас триста тысяч единиц хранения, из них двести десять тысяч предметов основного фонда. Согласись, для провинциального музея – не слабо! Наиболее ценные, можно сказать, уникальные – это коллекция русского художественного серебра XIX – начала XX веков, коллекция археологических предметов из золота и серебра, коллекция палеонтологии, археологии, нумизматики. Дважды, – Клава подняла указательный палец вверх, призывая вероятно, прочувствовать момент, – дважды за историю существования наш музей пытались ограбить! Экспозиционно-выставочная площадь – тысяча триста квадратных метров, временных выставок – триста, фондохранилищ – шестьсот всё тех же метров в квадрате. Впечатляет, да?

Этот вопрос, однако, остался без ответа, поскольку тут же последовал следующий, только уже от Вики Сенягиной.

– А знаешь, Аня, какое у нас среднее количество посетителей в год?

– Нет, какое?

– Двести пятьдесят тысяч!

– Да, – подхватила Клава, – и это заслуга исключительно нашего скромного руководителя отдела общественных связей в лице многоуважаемой Виктории Владимировны Сенягиной.

– Именно! И твоя ирония, Клава, здесь неуместна.

Стрельникова, казалось, пропустила обиженный тон Вики мимо ушей и продолжила как ни в чём не бывало.

– Что касается сотрудников нашего музея, то общая их численность – восемьдесят два человека, из них двадцать три научных. К ним относятся и те три дамы, которые сейчас чинно шествуют по гулкому коридору, направляясь в научную библиотеку, а затем в архив. Или наоборот, что не так важно.

Девушки осмотрели библиотеку и направились в музейный архив, который располагался в полуподвальном помещении карагодовского особняка, рядом с фондохранилищем. Это была небольшая по размерам комната, всю площадь которой занимали стеллажи с папками. У единственного окошка, через которое можно было увидеть только ноги проходящих мимо посетителей музея, стоял письменный стол, за которым научные сотрудники могли работать с документами. Выносить папки за пределы архивной комнаты строго запрещалось даже сотрудникам.

– Вот стеллаж, – Клава указала рукой на полки с табличкой «репрессии», – то, что тебе сейчас нужно. После того как с этих дел был снят гриф «секретно», их передали на хранение в наш архив. И в этом заслуга Сапожниковой. Именно Елене Ивановне принадлежала идея собрать в одном месте дела известных земляков, которые по воле рока или просто чьей-то чёрной зависти и злобы в одночасье из известных учёных превратились во «врагов народа». Здесь ты найдёшь и дело своего деда Петра Афанасьевича. Мы пойдём, а ты оставайся сколько захочешь.

И Клава с Викторией вышли, тихонько притворив за собой дверь.

С замиранием сердца Аня взяла с полки папку, на корешке которой была наклеена буква «В» и с душевным трепетом открыла её. В ней лежало одно единственное, пожелтевшее от времени «ДЕЛО» Воронцова Петра Афанасьевича. Ком подкатил к горлу, Аня закрыла глаза и открыла папку. Первое, что она увидела, открыв глаза, была прикреплённая огромной ржавой скрепкой семейная фотография, исчезнувшая с её рабочего стола. Трясущимися руками Аня освободила фотографию из железного плена и прижала к груди. Протяжно скрипнула дверь, Аня обернулась на звук и к своему несказанному удивлению обнаружила, что та по-прежнему закрыта. Ей стало немного не по себе, однако мысли её сейчас были заняты совершенно другим. Она села за стол и стала читать материалы дела.

Из архива Аня направилась в свой кабинет. Там её поджидал Пётр Рубцов.

– Анна Алексеевна, вас можно поздравить?

Шёки его пылали ярким румянцем, что выдавало его крайнее возбуждение. Аня не поняла вопроса.

– Так ведь вы, Петя, простите, Пётр Константинович, меня уже поздравляли.

– А давайте перейдём на «ты», – предложил Рубцов, – так удобнее общаться.

– Давай, – легко согласилась Аня, потому что Пётр произвёл на неё приятное впечатление.

– Так вот, – продолжил Рубцов, – ты, Аня, не так меня поняла. Я хочу поздравить тебя с другим событием. Мне Клава с Викой уже рассказали про историю с твоей семейной фотографией.

– Вот ты о чём! – Аня подошла к столу и вставила фотографию в рамку.

– Так он уже вернул её? – удивлению Петра не было предела. – Аня, расскажи, где ты её нашла и при каких обстоятельствах. Только подробно, ничего не упусти, пожалуйста.

Аня подумала, что Клава была права: Пётр – настоящий фанат музейного призрака. Она очень подробно, как он и просил, рассказала о происшествии в архиве, не забыв упомянуть и про скрип двери. Этот момент Петю особенно заинтересовал.

– Аня, ты расскажи всем об этой истории, особенно Вике Сенягиной. Она вечно меня на смех поднимает. Впрочем, никто, кроме меня, в музейный призрак не верит. Или не признаются, что верят. Хотя все, так или иначе, сталкивались с необъяснимыми явлениями в этом здании.