– Елена Ивановна, я вам нового научного сотрудника привела, – прямо с порога радостно возвестила она.
За столом возле компьютера сидела миловидная женщина средних лет. Она подняла голову и улыбнулась вошедшим девушкам.
– Неужели? Присядьте, пока я занята, – ледяным тоном обратилась она к Ане.
«Хорошее начало», – обречённо подумала Аня и …вместо того чтобы сесть на стоящий у двери стул, на который указала ей директриса, нарочито громко стуча каблучками, прошла к директорскому столу, возле которого стояла Вика, и уселась в кресло, закинув ногу на ногу и приняв ту же позу, что и Сапожникова. Повисла напряжённая пауза.
– Виктория Владимировна, – прервала неловкое молчание директриса, – что у вас?
Словно зачарованная, не отрывая глаз от наглой соискательницы, та положила на стол бумаги.
– Смета на рекламную кампанию.
Сапожникова взяла документы и стала их изучать. Поскольку возле стола было только одно кресло, и оно уже было занято, Вика стояла. Ну не садиться же ей на стульчик возле двери, в самом деле? Однако! Преинтересная штучка эта Аня! Или хорошо усвоила урок, или та ещё стерва. Определить это наверняка Вика пока затруднялась.
Сапожникова тем временем очень медленно (специально – была уверена Вика) просматривала бумаги. Наконец она поставила свою подпись.
Когда дверь за Викторией закрылась, Сапожникова обратилась к Ане.
– Сколько вам лет?
– Девятнадцать.
– Вы с Викторией Владимировной Сенягиной ровесницы, не удивлюсь, что и приятельницы. Это она посоветовала вам обратиться ко мне? Учтите, я не терплю протеже.
Манера общения и тон, которым Сапожникова задавала вопросы, смахивали на допрос. Аня сразу почувствовала негативный настрой по отношению к себе, который исходил от этой женщины, но не подала виду и постаралась ответить как можно спокойнее.
– Нет, с Викторией Владимировной я познакомилась пятнадцать минут назад. Просто увидела объявление на окне музея.
– Которое из двух? – усмехнулась директриса.
– Мне нужна работа, и должность научного сотрудника вашего музея меня вполне устроит, по крайней мере, на первое время.
Сапожникова улыбнулась: наглость этой девочки её позабавила и одновременно заставила внимательнее присмотреться к ней. Елена Ивановна не любила просящего или извинительного тона, людей уважала настырных, идущих напролом ради достижения своих целей. Однако эти качества никак не клеились с тем, что она сейчас перед собой видела. Тоненькая, миниатюрная девочка, такая хрупкая и бледная, что невольно возникал вопрос: как её ноги носят? Но гонору хватит на трёх таких. Да, эта претендентка её определённо заинтересовала.
– А вы точно уверены, что эта должность вас устроит? Работы много, а вот денег не очень. И потом, я не вполне уверена, что наш музей устроит ваша кандидатура на эту должность. Что вы на это скажете? – Сапожникова продолжала улыбаться, но её улыбка теперь больше стала походить на застывшую, натянутую на лицо маску.
Аня была абсолютно уверена, что здесь ей ничего не светит, к тому же директриса была ей неприятна.
– Что я могу сказать? – пожала она плечами. – Как говаривал мой дедушка, «не судьба – понятие более позитивное, нежели негативное», – при этих словах Аня поднялась с чётким намерением уйти.
– Погодите-ка, присядьте, – повелительным, не терпящим никаких возражений тоном остановила Аню Сапожникова. – Пётр Афанасьевич – ваш дед?
– Да. Я не представилась: Воронцова Анна Алексеевна. Профессор Воронцов действительно мой дед.
– Алексей Петрович и Надежда Ивановна – ваши родители?
Аня кивнула головой. Сапожникова некоторое время молчала, видно было, что мысли её далеко. Наконец она поднялась, подошла к книжному шкафу, некоторое время перебирала корешки книг, выбрала две из них и положила на стол перед Аней. Сверху лежало старое, довоенное издание учебника по этнографии края, написанное Петром Афанасьевичем Воронцовым для студентов исторического факультета университета. Эта книга очень хорошо была знакома Ане: на её книжной полке стояла точно такая.
– А знаете, как я догадалась, что вы внучка профессора Воронцова?
– Вы наверняка слышали эту его фразу о судьбе, которую он так любил повторять?
– Да, но не от него, как вы понимаете, а от своего деда, который преподавал с ним на одном факультете, и для которого Пётр Афанасьевич был непререкаемым авторитетом. Когда вашего деда взяли по доносу, он был одним из немногих, кто в то жестокое время встал на его защиту, за что и поплатился. Но в отличие от вашего деда, моему удалось выжить в лагерной мясорубке. А это вот, – Сапожникова открыла вторую книгу, – альбом, в котором вы можете обнаружить весьма интересные фотографии.
Аня листала альбом. На многих фотографиях были запечатлены её отец и мама. Множество рабочих фотографий, которые она никогда не видела: у доски во время лекции, в окружении студентов, на раскопках.
– Итак, с завтрашнего дня вы приступаете к работе. Думаю, в вашем лице музей приобрёл настоящего специалиста.
После ухода Ани Сапожникова долго ещё просматривала альбом. Ирония судьбы! Она так долго и тщательно подбирала кандидатуру на освободившуюся вакансию и уже почти отчаялась найти сотрудника, который отвечал бы её требованиям. Но тут провидение послало ей эту девочку! Продолжательница знаменитой династии историков. Будет достойная ей смена. Из неё выйдет толк, или она не Воронцова!
Глава 4
– Обживайся, вот твой стол и компьютер, – Клава Стрельникова деловито показывала Ане кабинет, в котором ей вместе с Клавой и ещё одной научной сотрудницей предстояло работать на благо музея. Клавдия была крупной высокой девушкой. Вероятно, из-за её роста полнота особо в глаза не бросалась. Зато взгляд у неё был пронзительный, он словно пригвождал к месту, особенно, если владелица этого взгляда была «не в духе». Служители между собой звали Клаву ведьмой за её чёрные глаза и, прямо скажем, вздорный характер, а те, кто ей сочувствовал, считали, что она такая из-за своего одиночества. Старой деве, как иногда за глаза звали её сотрудники, было уже двадцать пять лет.
– Вообще-то у нас один компьютер на двоих или троих сотрудников. А тебе Сапожникова велела выделить персональный. Наверняка, у неё на тебя определённые виды. Не завидую я тебе. Елена Ивановна человек сложный. Многие не выдерживают, уходят, не проработав и полугода. У нас жуткая текучка. Постоянных нас, кто работает здесь уже больше года, раз, два и обчёлся – я, Вика да Петя. Остальные приходяще-уходящие. Тебе вдвойне тяжело будет, ведь Сапожникова возлагает на тебя огромные надежды. Ещё бы! Ты у нас не просто историк, ты – наследница известной профессорской династии! Все твои заслуги будут расцениваться как сами собой разумеющиеся, а вот проколы – у нас это нередко случается, ведь мы простые люди со всеми нашими достоинствами и недостатками – тебе, небожительнице Воронцовой, Сапожникова вряд ли простит. Она просто не поймёт. Поэтому не советую тебе допускать ошибок, особенно на первых порах. Но ты не бойся, Аня, мы ведь не волки. Можешь обращаться к нам, посоветуем, поможем, пока ты не вошла в курс дела. Мы друг за дружку горой стоим, иначе здесь не выживешь.
И Аня стала обживаться. На свой рабочий стол она поставила семейную фотографию: мама, отец, бабушка и она, ей только что исполнилось девять лет. Снимок был сделан перед экспедицией в Крым, из которой родители уже не вернулись. Такими и запомнила их Аня. Эта фотография была ей особенно дорога. Здесь же она положила дедушкину книгу по этнографии. В хрустальную вазу, которую принесла из дома, поставила чайную розу и решила, что розы всегда будут стоять у неё на столе. Именно этот сорт роз Аня особенно любила. С чайными розами была связана одна очень красивая романтическая история, которую Ане рассказала её бабушка. Во время Великой Отечественной войны Анастасия Павловна жила в эвакуации, в древнем и прекрасном городе Самарканде. Её соседкой по комнате была молоденькая девчушка – украиночка Стефа, которая накануне войны вышла замуж. Муж её на следующий день после свадьбы ушёл на фронт, подарив на прощание чайную розу. И всю войну, всю эту тревожную вечность ожидания, она каждые три дня ставила в вазу свежую чайную розу. Одному Богу известно, где она её доставала! Но Стефа ни секунды не сомневалась, что любимый вернётся. Этот цветок не мог обмануть её надежды. И муж действительно вернулся, прошёл всю войну и вернулся, единственный мужчина из всей деревни. Ане нравились любые розы, но эта история так поразила воображение юной девочки, что она загадала желание: именно чайные розы помогут ей найти свою любовь – единственную, настоящую, одну на всю жизнь.
Когда же на следующий день Аня вошла в кабинет, ей бросилось в глаза, что на столе не было фотографии. Она обыскала стол, заглянула под него, проверила все выдвижные ящички, но фотографии нигде не было. Что же это, чья-то глупая шутка? Вот как встретил её «дружный коллектив»!
– Аня, – в кабинет вошла Клава Стрельникова, – Петя просил тебя включить компьютер и открыть музейный сайт. Он проверяет сеть. Что с тобой? – Клава увидела слёзы на глазах Ани. – Что случилось?
– Я вчера поставила на свой стол семейную фотографию. Её нет.
– Погоди, успокойся. Я видела твою фотографию. Более того, когда я уходила вечером, а уходила я последняя, она стояла на столе. В кабинет, кроме тебя, сегодня ещё никто не входил. Поэтому я думаю, что нет никаких оснований для беспокойства: просто твою фотографию взял призрак.
Клава произнесла эту фразу обыденно, мимоходом, как нечто само собой разумеющееся. Однако тут же поняла, что совершила глупость, поскольку новенькая не была ещё посвящена в музейные легенды. Она в растерянности замолчала, увидев, какую реакцию произвели её слова на Аню.
– Ты что, издеваешься? – от возмущения у неё дрожал голос, – какой ещё призрак?
– Аня, ты успокойся, я не шучу и уж тем более не издеваюсь. У нас тут действительно происходят иногда необъяснимые явления. Ещё с дореволюционной поры шалит здесь хозяин этого особняка. А фотография твоя обязательно найдётся. Просто она сейчас где-то в другом месте.
На столе у Ани зазвонил телефон.
– Воронцова, включите компьютер и откройте музейный сайт. Срочно. Тэ. Че. Ка.
Аня засмеялась и подошла к компьютеру.
– Рубцов телеграмму прислал? – улыбнулась Клава.
– Что-то вроде того.
– Это в его репертуаре. Мировой парень. Ты расспроси его на досуге о Карагодове, он тебе всё популярно объяснит. Очень он его уважает.
– Кого? – не поняла Аня.
– Епифан Карагодов – некогда владелец этого особняка, ныне привидение, он же призрак. Я не очень в это верю, хотя порой не могу с рациональной точки зрения объяснить ту чертовщину, которая иногда тут происходит. А вот Петя – его фанат и преданный поклонник. А ещё хочу тебя поздравить.