– Давайте, остановитесь тут, – скомандовала Мини, притормаживая у ворот. – Вставайте рядом: Наташа, Пуно и беби. Как будто вы одна семья.
Эта шутка всем понравилась, кроме меня. Но я согласилась. Не грызться же теперь из-за такой ерунды. Последовали снимки напротив красного храма, с видами на серый, похожего больше на дворец волшебника. Мы то держали девчонку за руки, то Пунит поднимал ее и пристраивался тесно ко мне. А его сестра просто заливалась смехом:
– Настоящая семья. Смотри, Пуно, малышка даже на вас похожа.
Если у меня будет когда-нибудь такой страшный ребенок, каким чудовищем тогда должен быть его отец?
Мы загородили дорогу машинам и нам бибикали, чтоб мы отошли. Следующие снимки решили приберечь для храма, внутри.
Мандир оказался тесным и крохотным для посетителей. Снаружи казался великаном. И как умудрялись его таким построить? Скорее всего, есть помещения для брахминов, куда зевак не пускают. В молитвенном зале нас привлекла к себе средних размеров бронзовая корова. На нее посадили ребенка, ее обнимали и наваливались Ашвани, Амит, Пунит. И никто не поругал нас, что снимаем на камеру святое место.
Облазив что можно, Мини с Амитом решили присесть на скамейку во дворе. Посадили рядом и девчонку. Ашвани куда-то запропастился, а Пунит позвал меня взобраться на вышку с будкой в глубине двора. Если бы это был не храм, я бы решила, что нахожусь на детской игровой площадке, и мы поднимаемся на горку с избушкой. Но в этой избушке стоял и коптился очередной бог. Точнее его каменное изваяние.
– О чем ты молишься? – спросила Пунита, когда он сложил ладони перед избушкой.
– О своем бизнесе. Чтобы все шло хорошо.
И чего я ожидала услышать? Всякий романтический бред, вроде «о нас с тобой, о тебе, чтоб мы всегда были вместе и счастливы…». Я огорчилась. Но он был честен. И не стал врать. Это после случая с обувью я еще о чем-то мечтаю, хм… наивная дура…
– Хорошо… – только поддакнула и с горечью взглянула на статуэтку в дыму, с прожаренной гирляндой цветов на шее.
– Еще о семье, – продолжил через минуту Пунит. – Чтобы никто не болеел и жили долго. И еще, чтобы у меня все получилось, что я хочу.
Я кивнула, не поднимая головы.
Мы обошли избушку кругом и стали медленно спускаться с противоположной стороны. Он остановился. Наверно, придумывал, как лучше сказать, и скосив по-бараньи глаза, добавил:
– О нас с тобой тоже.
Я подняла голову и посмотрела на него. Как много в нем противоречивого. Полчаса назад он презирал мою обувь. Когда купили кулек жареного арахиса и я протянула ему в машине орешек, он брезгливо поморщился есть из моих рук, потом делает влюбленное лицо и говорит глупости, как сейчас. Ведь так не бывает. Значит он врет про свои чувства ко мне? В горле образовался ком. Самое горькое – однобокая любовь. Никакой радости. Одно страдание.
– Я очень рад, что ты ко мне приехала, – добавил Пунит и первым спустился вниз. Я не ответила.
Мы подошли к лавочке. Ашвани уже успел присоединиться к сестре и другу.
– О чем вы там говорили? – хихикнула Мини.
Я уже заметила, что всякая мелочь, пророненная мной, каждое слово – все передается между ними и обсуждается. И сейчас Пунит не замедлил сообщить всем, о чем я его спросила. Мои губы дернулись: мог бы и в секрете подержать. О нашем первом сексе, если будет, он тоже расскажет во всех подробностях, оглашая на базарных площадях и развешивая афиши по всему городу?
Я отвернулась, делая вид, что любуюсь резными стенами из красного камня. Услышала за спиной даже те ответы, что он мне давал: бизнес, семья, мы…
Все смеялись. Только не понять над чем. Наверно поняли, каких слов я ждала услышать. Это их и расзвеселило. Ладно. Другой мир. Иная культура. Попробую привыкнуть. Может просто здесь думают иначе и романтика у них вмест анекдота.
– Без четверти пять. Просим расходится. Храм закрывается, – послышался призыв по громкоговорителю.
Люди стали высыпать во двор как бегущие с корабля крысы.
– А туда пойдем? – махнула я в сторону серого дворца.
– Нет. Ты же слышала, что уже поздно, – лицо Пунита сделалось неприступно-каменным. – Мы поздно поехали и уже все закрывается. У нас до пяти храмы и музеи открыты. В другой раз.
Вот ведь дотянули время. Будто нельзя было из дома выехать пораньше. Тянучки.
Я злилась и негодовала. Мне казалось, что я теряю время. Но я еще не знала, насколько его потеряю.
Мы вернулись к машине и поехали к Воротам Индии.
Еще не стемнело, когда мы оказались на излюбленных для семейных вечерних пикников Делийских Елисейских полях. Я смотрела на счастливые лица, на веселые компании и мне тоже хотелось посидеть с ними на расстеленных простынях, есть сладкую вату, орешки, мороженое, домашние припасы из термосов и ланч-боксов, смеяться, шутить, пускать воздушных змей и дергать за шарики. Я ведь, проходя здесь с Винаяком, мечтала оказаться тут с Пунитом. Как бы сбылось…
Умели ли Ароры так отдыхать семьей или с друзьями? По Шанте не скажешь. И теперь они не знали, куда себя деть. Купили каждому по бутылке фанты. За неимением сока я отхлебнула пару глотков и вернула Пуниту. Если брезгует, пусть выбросит. Но на этот раз он пожадничал и, морщась, допил порцию.
Обошли арку с вечным огнем павшим воинам. Присели на парапете. Ко мне подходили познакомиться, но Мини отмахивалась и отвечала за меня. Пунит купил миску непонятной закуски из смеси жареного хрустящего горошка, лапши, изъятой, видимо из пачек «Доширака», и перца с солью. Я взяла щепотку, попробовала и отказалась.
– Ну идем тогда попробуешь самое вкусное блюдо в Индии: пани-пури. – позвал Пунит.
Мы встали и прошли на газон, где толпились люди вокруг повозки со стеклянным аквариумом, наполненным доверху маленькими воздушными пури. Жареные, наверно, дня три назад, они еще казались свежими. Рядом с аквариумом бутылки с кетчупом, кастрюли с чищенной мелко порезанной вареной картошкой и другая с горохом в бульоне. Продавец брал руками пури, пальцем протыкал ее, напихивал внутрь картошки и гороху, подливал бульону и протягивал страждущим на пальмовой мисочке. У меня подкатила тошнота к горлу. Руки-то хоть мыли? Продавец в ответ почесал в паху.
Мне протянули порцию. Я недоверчиво взглянула на нее, потом на Пунита, Амита. Они запрокидывали голову и закидывали целиком пани-пури в рот. Похожие на хомячков жевали и улыбались.
– Давай, смелее, это вкусно! – засмеялась Мини и подтолкнула под локоть.
Я нагнулась, чтобы не закапаться и положила в рот. Кисло-соленый вкус, следом перец – обожгли гортань. Я поморщилась. Ну и гадость!
– Бульон тоже пей – это очень вкусно, – кивали парни.
Мне уже протягивали вторую порцию. Я не успела отказаться. Вдобавок решила лучше распробовать. Но даже после третьей такой бомбочки я не стала лучшего о ней мнения.
– Все, мне хватит, – я выплеснула прочь бульон. – Куда тарелку девать?
– Выкинь, – небрежно махнул Пунит.
– Куда? – я обернулась: кругом лужайка. Центр города. Индия Гейт и не увидела мусорницы.
– Прям тут, – выхватил он миску и кинул ее рядом.
Я только пожала плечами: что делать? Мусор тут так же естественен, как пыль.
Я подождала, пока другие наедятся своим деликатесом, и расматривала окружающих. Гуляют, веселятся. Будто нет ни забот, ни печалей. Я улыбнулась. А Виджендра угрожал, что без него я не смогу никогда прилететь в Индию. Мне даже визу не дадут. Но вот я здесь. И визу сделать так же легко через агентство, как и через самого Виджендру. Компания подобралсь не очень, но я ведь здесь, мну ногами индийскую траву. Хе-хе, и это меня крайне радовала: смогла одно, смогу и другое.
– Ну погуляли, теперь домой, – напомнил Ашвани. – Мы обещали пораньше вернуть малышку матери.
Мне взгрустнулось: неужели так быстро? Прогулка кончилась?
Мы вернулись к машине и уже по темным вечерним дорогам спустя пару минут оказались за рекой. Гита калони. Знакомая вонь. Знакомая улица. Переулок. Мы остановились под балконом и миновали баньяновое дерево. Ашвани поехал возращать машину и обменивать на свою. Мини с Амитом пошли к соседке отдавать ребенка, взятого на прокат. Пунит пропустил меня вперед на тесную узенькую лестницу и постоянно хватался за бедра, проталкивая меня наверх.
Шанта встретила нас веселая. С распросами:
– Ну как погуляли?